Ночь Дэниел провел в сарае с коровой. Мама все не отпускала руку Джудит. Мы с папой оставались рядом с ней. Мы снова помолились. Папа говорил о вечной жизни. Я думала, что услышу вой, но было совсем тихо. Даже ветер не гудел. Утром вернулся Дэниел. Никогда еще я не видела его таким измученным. Я сходила в сарай к корове, и потом мы произнесли последние молитвы. Лицо Джудит посерело. Казалось, она немного распухла. Папа вынес ее во двор, на мороз. Мы пошли следом. Мама плакала, и мы с Дэниелом поддерживали ее под руки. Когда папа положил Джудит в могилу, мама пробормотала: «Даже без гроба». «У нас нет досок», — сказал папа. «Ей так будет холодно», — прошептала мама.
Папа с Дэниелом начали лопатами забрасывать в могилу землю. Мама не могла на это смотреть, и я повела ее в хижину. Папа принес несколько камней, приготовленных для ограды, которую он строил, и положил их на могилу. Дэниел пошел в сарай, и я услышала стук молотка. Через какое-то время он вышел с двумя ветками, сколоченными в форме креста. Папа воткнул крест в землю.
Той ночью папа остался в сарае. Утром мы услышали его крик. Мы с Дэниелом бросились к окну. «Нет!» — закричал папа и побежал к яблоне. «Нет!» — продолжал кричать он. Мы с Дэниелом поспешили во двор узнать, что случилось. Под яблоней по снегу были разбросаны комья земли, камни валялись в стороне. Могила была пуста. Голос папы надломился. «Я заснул! Нет! Я не хотел засыпать!»
«Вечная жизнь», — промолвила мама. Я не услышала, как она подошла к нам сзади. Она не надела ни куртки, ни ботинок. «Джудит восстала», — сказала она. Широкая борозда в снегу уходила от могилы в сторону леса. По обе стороны от нее виднелись чудовищные следы лап. «Эти твари потащили ее туда», — сказал папа. Никогда еще я не слышала, чтобы он говорил таким голосом. Дэниел побежал в хижину за курткой, а потом они с папой пошли по следу. «Восстала», — снова сказала мама. Я помогла ей вернуться в дом. В окно я увидела, как папа и Дэниел скрылись в лесу.
Опять повалил снег. Я стояла у окна, напрягая глаза, чтобы хоть что-то рассмотреть. Я прислонилась к стене и, наверное, заснула, потому что меня разбудил порыв ветра. Дверь была открыта. Ветер заметал в хижину снег. «Папа! — закричала я. — Дэниел! Слава богу, вы вернулись! Я так волновалась!» Но никто не входил. Только снег продолжал залетать. «Мама?» Я повернулась к стулу у очага. Никого. «Мама!» Я кинулась к двери и увидела следы. Схватив куртку, я выбежала из хижины и захлопнула дверь. Снег быстро засыпал следы, но их все еще можно было различить. Они вывели меня к яблоне, но потом исчезли под снегом. «Мама!» — закричала я, но ветер затолкнул мой крик обратно мне в рот.
Снег сделался гуще. В воздухе потемнело. Я хотела идти вперед, но не знала куда. Потом я поняла, что, если даже найду маму, не буду знать, в каком направлении возвращаться. Хижину я не видела. Мои следы почти замело. Пока они не совсем скрылись, я пошла обратно. Ветер дул такой сильный, что меня сбило с ног. Мне показалось, что я увидела движение какой-то невысокой тени. Я с трудом поднялась, побежала и неожиданно врезалась в ограду загона. Но теперь я хотя бы поняла, где нахожусь, и стала пробираться дальше. Увидев хижину, я прошептала: «Слава богу». Оказавшись внутри, я плюхнулась на пол у самого очага.
Проснувшись в темноте, я услышала их. Услышала испуганное мычание коровы, а потом опять все стало тихо, лишь ветер свистел. К утру снега намело на два фута. С большим трудом я добралась до сарая. Каким-то образом им удалось отодвинуть засов. Части туши коровы были разбросаны по всему сараю. В основном кожа, кости и кровь. Копыта. Голова. В ее широко раскрытых глазах застыл ужас. У сарая я увидела следы в снегу. Они шли друг за другом. Первый торил дорогу второму, второй — третьему и четвертому. «Не сомневайся, они умные», — говорил папа.
«Следующей они съедят маму», — подумала я. Папу и Дэниела они, может быть, уже съели. Когда во всей долине больше ничего не останется, они придут за мной? Какое-то мгновение я не могла пошевелиться. «Что же мне делать?» — подумала я. А что бы сделал папа? Думай, как папа. Выходить из дома мне не нужно, поняла я. Дрова можно перенести в хижину. Мясо можно достать из погреба. В другом погребе были морковь, тыква, картошка и яблоки. Я могла бы оставаться в доме всю зиму. Мне понадобится вода, но если я буду осторожной, если буду открывать дверь нешироко, быстро хватать снег и тут же закрывать, они не успеют меня сцапать.
Я прорыла тропинку в снегу до накрытой досками ямы. На ней камни все еще оставались на месте. Наверное, потому что они были тяжелее, чем на могиле Джудит. От замороженной лошадиной туши я отрезала два больших куска. Остальное так задубело, что я даже не смогла добраться до овечьего мяса внизу. Куски я положила в угол хижины. Я собиралась наесться ими, прежде чем они загниют. Потом я принесла из сарая инструменты: лопату, кирку, молоток и вилы. Остаток дня ушел на то, чтобы принести запас дров в хижину. Коля дрова, я то и дело озиралась по сторонам. У меня ужасно разболелись руки. Вечер наступил неожиданно быстро. Я вернулась в хижину, отрезала от оттаивавшего мяса кусок и поджарила его на огне. Мясо было жестким и горьким, но мне было все равно. Поев, я заснула.
Ночью мне захотелось облегчиться. Я сходила в ведро, которое стояло в углу. Наутро в хижине стоял такой неприятный запах, что я решила вынести ведро во двор, но за ночь снега навалило уже на три фута. Я была всего-то на фут выше. К тому же я знала, что выходить опасно. Снег был усеян звериными следами. В темноте за открытой дверью сарая горели два глаза. Мне пришлось снова сходить в ведро, и запах стал еще хуже. Я понимала, что не смогу выносить его целую зиму.
Я задумалась: как бы поступил папа? Взяв кирку, я пошла в угол и стала рубить земляной пол. Лопатой я выгребала из ямы землю. Я такдолго рубила и выгребала, что почти перестала чувствовать руки, но наконец вырыла яму достаточной глубины. В нее я вылила то, что было в ведре, потом присыпала сверху землей, и в яме еще оставалось полно места.
Вдруг я услышала, как что-то скребется в противоположную стену. Наверное, они услышали, как я копала, и прорыли в снегу ход к основанию стены. Я приложила ухо к бревнам. Они пытались сделать подкоп, но умный папа, чтобы защитить хижину от наводнения, построил дом так, что стены его уходили в землю на два бревна. Я слышала, что они рыли когтями мерзлую землю, но там было слишком глубоко. Они рыли и рыли, но потом я перестала их слышать.
Снова пошел снег. Утром сугробы уже почти доходили до окна. Обезображенные лапы начали скрести стекло. Одно из этих созданий заглянуло в окно. Увидев его темные глаза, изорванные уши, оскаленную пасть на перекошенной морде, я подумала о дьяволе. Испугавшись, я захлопнула внутренние ставни. Да, мне было страшно и неприятно, но я закрыла ставни еще и потому, что это существо было очень умным, и мне не хотелось, чтобы оно видело, чем я занимаюсь. Я подошла к полке, на которой папа держал коробку с ядом, которым травил луговых собачек. «Мы должны убивать их, чтобы наши животные не ломали ноги, наступая на их норы», — говорил папа. Я взяла кусок мяса, разрезала его вдоль, натолкала внутрь яда и крепко сжала половинки. Подходя к двери, я услышала скрип прямо усебя над головой. Подняв глаза, я увидела, как под тяжестью земли и снега погнулись балки.
«Нужно поторапливаться», — подумала я. Пока существо скреблось в окно, я подошла к двери и как можно тише подняла щеколду. Потом произнесла молитву, распахнула дверь, перебросила мясо через сугроб и тут же захлопнула дверь снова. Вернее, попыталась захлопнуть. С сугроба обвалился кусок снега и перегородил дверной проем. В панике я начала выгребать руками снег. Мое сердце забилось так быстро, что я думала — оно разорвется, когда я отбросила последние остатки снега и, задыхаясь, наконец захлопнула дверь. В ту же секунду что-то ударило по ее верхней части с другой стороны и зарычало.
Я задрожала. Потом я подошла к окну и открыла ставни. Сверкание снега чуть не ослепило меня. Но я увидела, как трое существ дерутся из-за мяса. Все они были покрыты ожогами и шрамами. У одного не было хвоста. У другого на левой части морды отсутствовали губы. Четвертый зверь, самый крупный из всех, был изувечен хуже всего. Казалось, что вся его морда покрыта огромными наростами после страшных ожогов. Он стоял у двери сарая. Когда он зарычал, остальные прекратили драться и повернулись к нему. Глухо заворчав, он пошел вперед, осторожно ступая искалеченными лапами по снегу. Понюхав мясо, он рыкнул на остальных, словно веля не трогать его. Двое отступили, но бесхвостый воспользовался случаем, схватил кусок мяса зубами и убежал. На безопасном расстоянии он остановился, жадно сожрал добычу и удовлетворенно уселся на снег. Через какое-то время он начал корчиться, потом закашлял, выплевывая кровь, и умер. Все это продолжалось довольно долго.
