Охота на Бугимена - Ричард Чизмар

Просто. До того я кружил на машине возле реки у Флаинг-Пойнт. Опустил стекла, врубил магнитофон на полную, кайфовал. Никаких гадостных мыслей, никакого Бугимена. Я чувствовал себя почти… нормальным. А потом по дороге домой увидел тебя, и мы бросали мяч вместе. Ты больше отмалчивался, но отнесся по-доброму. Мы сыграли в «козла», и я выиграл два кона из трех.

ЧИЗМАР: [кивает]

ГАЛЛАХЕР: А потом тебе нужно было ехать, и ты оставил мне мяч, сказал, что у тебя дома их три или четыре штуки.

ЧИЗМАР: Да, помню.

ГАЛЛАХЕР: А потом по дороге домой я размышлял, что, наверное, смогу остановиться. Обращусь к кому-нибудь за помощью, и есть шанс стать нормальным, как все. Как ты [пауза]. Но этого так и не произошло, и…

ОХРАННИК: Извините, ваше время вышло, мистер Чизмар.

10

В фойе после интервью ждет лейтенант Макклернан. Она возвращает мне мобильный телефон, бумажник, ключи от машины, и мы выходим на воздух. Полуденное солнце стоит высоко, но температура упала, а на парковке виднеются свежие лужицы – прошел дождь.

– Вы в порядке? – спрашивает она.

– Думаю, да.

– У вас здорово получилось его разговорить.

– Однако он не ответил на многие вопросы из вашего списка.

– Зато наговорил достаточно, а что касается отца… Он впервые признался в убийстве. И как вы только догадались спросить?

Ответить я не успеваю – спотыкаюсь и роняю ключи от машины в грязную лужу. Наклоняюсь и, скорчив гримасу, выуживаю ключи; вытираю мокрую руку о штанину.

– Машину вести можете?

– Да, не волнуйтесь. – Поворачиваюсь, заглядываю ей в глаза. – Он не такой, как я ожидал.

– Они редко такие, какими мы ожидаем.

– Я думал, он скажет: отец признался, что Джош – приемный сын. – Я покачал головой. – По-моему, он так и не знает.

– И мы хотим сохранить это в тайне как можно дольше.

Я ничего не ответил, просто сел в машину и уехал.

11

Согласно исследованию, проведенному ФБР в две тысячи девятом году, около шестнадцати процентов серийных убийц в Америке некогда были приемными детьми. В то же время лишь два процента от всего населения некогда были приемными детьми.

Появился даже такой термин – «синдром приемного ребенка». Это расстройство успешно использовано как механизм защиты в целом ряде дел, где речь идет о вынесении смертного приговора, а обвиняемый был приемным ребенком.

12

Главный вход на кладбище Грин-Маунтин-Семетри в пригороде Балтимора напоминает ворота средневекового замка. Не хватает лишь подъемного моста. Сидя в джипе на стоянке, представляю: сейчас подниму глаза на две каменные башни и увижу там воинов в доспехах, натягивающих луки.

Уже пять часов вечера. Наконец несколько минут спустя на парковку влетает и останавливается рядом со мной ярко-красная «Ауди»; за ней тянется хвост пыли. Из машины выбирается Карли Олбрайт; на ней огромная зимняя куртка не по размеру, черные штаны от комбинезона, розовые резиновые сапоги. Она похожа на беременного эскимоса.

Выбираюсь из пикапа и демонстративно смотрю на часы.

– Ты опоздала.

– Да пошел ты, – отвечает она и нахлобучивает капюшон, отороченный искусственным мехом, на свою двухсотпятидесятидолларовую прическу. – У некоторых из нас, знаешь ли, есть работа.

– У меня тоже есть работа.

– У некоторых из нас есть настоящая работа. – Повернувшись к машине, Карли наклоняется над передним сиденьем и берет букет свежих цветов. – Надо было искусственные купить, эти к завтрашнему утру погибнут.

– Они, знаешь ли, уже погибли. – Я подхожу к кузову пикапа и вытаскиваю небольшой рождественский венок, купленный в цветочном магазине по дороге сюда.

– Мило. – Карли обычно говорит именно то, что думает.

Она берет меня под руку, и мы идем.

– Ожидается пурга? – Я силюсь не улыбаться.

– Да ну тебя, – чувствую тычок локтем в ребра, – ты же знаешь, я терпеть не могу, когда холодно. И не вини меня, когда насмерть замерзнешь!

Будто вторя ее словам, температура падает градусов на пять, когда мы ныряем в темный каменный туннель – центральный вход на кладбище. Выйдя с другой стороны туннеля, мы оказываемся на мощеной дорожке, вдоль которой тянутся почти семьдесят акров памятников и надгробий. На прошлой неделе был снежный буран, и пологие холмы укутаны тем, что от него осталось. Не будь в отдалении видны крыши Балтимора, можно было бы подумать, что мы стоим на живописных промерзших холмах Новой Англии.

– Всегда забываю, какая здесь красота, – говорит Карли.

– Точно.

– Когда ты был здесь последний раз?

– Мы с Карой заезжали сюда в конце лета, а ты?

Она качает головой:

– А я не была с самых похорон.

– Пойдем, – я шагаю вперед, – скоро стемнеет.

– Есть известия от лейтенанта Макклернан или от адвоката Галлахера?

– Пока никаких.

Джошуа Галлахер недавно выразил желание продолжить наш разговор, состоявшийся ранее в том же месяце. Я ясно дал понять, что мне это не интересно, однако лейтенант Макклернан и мой литературный агент горят желанием как можно скорее подготовить новое интервью. И теперь дело только за преодолением обычных бюрократических проволочек.

– Жаль, что он этого не видит, – произносит Карли.

– Мне не жаль.

– Почему?

– Уверен, он порадовался бы, что дело закрыто, что убийца больше не на свободе, тем более такой убийца. В этом у меня сомнений нет. – Я пожимаю плечами, силясь объяснить. – Но мне кажется, он расстроился бы, узнав, что убийца – Джош Галлахер. Все это время мы искали чудовище… А нашли нечто иное.

– Рич, он убил восьмерых. По меньшей мере восьмерых. Кто он, если не чудовище?

Киваю в ответ.

– Тут ты права.

– Ты так говоришь, словно жалеешь его.

– Дело в другом… Я просто понять не могу.

– Что ж, не ты один.

Дальше мы идем молча, покидаем тропу, сокращаем путь по открытой земле. Снег здесь по щиколотку, чувствую, как носки мокнут.

– Знаешь, кто здесь похоронен? – Карли наконец нарушает молчание.

– Джон Уилкс Бут, убийца Линкольна.

Она останавливается как вкопанная, распахнув глаза.

– А ты откуда знаешь?

– Сама мне на похоронах рассказывала.

– А-а, – снова берет меня под руку подруга. Идем дальше.

И останавливаемся на вершине пологого подъема, окруженного россыпью сосенок.

– Хорошее место для упокоения. – Карли окидывает взглядом окрестности.

Я преклоняю колено и руками расчищаю снег, лед и веточки со скромного гранитного надгробия. Закончив, кладу венок рядом с камнем и поднимаюсь на ноги.

ЛАЙЛ ЭЛВИН ХАРПЕР

1938–2019

ЛЮБЯЩИЙ ОТЕЦ

– Интересно, – Карли склоняется, кладет букет цветов у основания могильного камня, – служба в полиции никак не упоминается.

– Я тоже обратил внимание.

– Как думаешь, почему?

– Думаю, он был горд тем, что он – хороший отец, а не хороший полицейский.

Она внимательно всматривается в мое