Шкафы не были вмонтированы или прикреплены к цементному полу. Их устанавливали на трехногие опоры, поскольку вес самих стеллажей и ящиков был достаточной гарантией того, что они не опрокинутся от случайного движения. Стараясь не обращать внимание на усиливающуюся боль и опасность, все еще исходившую от паука, который укусил меня, я опустился на пол и уперся спиной в стену перед ящиками с «черными вдовами», а затем толкнул ящики ногами со всей силы. В какое-то мгновение мне показалось, что они всего лишь упадут на пол, но затем верхний ряд накренился и тяжелая рама начала заваливаться в противоположную от меня сторону, с шумом обрушиваясь на следующий шкаф и создавая эффект падающих костяшек домино или складывающегося карточного домика. Два, три, четыре шкафа повалились со звоном разбивающихся стекол и лязгом железа, а затем их общая масса обрушилась на последний шкаф, и мне послышался вскрик, потонувший в грохоте металла и стекла.
К этому моменту я уже стоял, опираясь на раму упавшего шкафа. Я чувствовал, что вокруг меня происходит движение: эти мерзкие многоногие твари выползают и сражаются друг с другом, охотятся и умирают. Я добрался до двери и распахнул ее. Свежесть морского ветра и капли холодного дождя были как глоток жизни после тлетворного и гнилостного запаха этого жуткого инсектария. Дверь за мной захлопнулась, я вернул задвижку на место и отошел в сторону. Боль в руке усилилась и начала пульсировать, след укуса заметно увеличился, но все это было вполне терпимо. Впрочем, надо было сделать укол противоядия, и чем быстрее, тем лучше.
Внутри комнаты, которую я только что запер, послышался звук какого-то движения. Я поднял пистолет и прицелился. В стеклянном квадрате двери появилось лицо, и дверь вздрогнула, когда мистер Падд навалился на нее всем телом. Его глаза были расширены, один из них затек кровью, мускулы на его щеках дергались, как от тика. Маленькие коричневые пауки, чуть больше сантиметра, ползали по его лицу и забирались в волосы, а большой черный паук с тощими длинными ногами неумолимо преследовал их. Затем рот Падда открылся, и две лапки появились в углах рта, словно стараясь растянуть его губы в стороны. Я почти осязаемо почувствовал, как зашевелились щупальца и заблестели темные глазки, когда паук выбрался из его рта. Я отвернулся на мгновение, а когда вновь посмотрел туда, Падда уже не было.
Долгий тягучий звук раздался рядом со мной, и дверь маяка мягко захлопнулась. Я был мокрым до нитки и чувствовал, как холод пробирает меня до костей, но провел по глазам, чтобы стряхнуть капли дождя и направился к маяку.
Пол за дверью был вымощен камнями, металлическая лестница вела наверх. Между тем местом, где я стоял, и открытой площадкой наверху маяка не было никаких этажей; небольшая дверь наверху позволяла выбраться наружу, на галерею.
У моих ног находилась откинутая крышка люка. Она была сделана из тяжелого дуба, обитого металлом, пролет каменной лестницы спускался вниз к яркому желтому свету.
Вот он, вход в ад.
Я медленно спускался шаг за шагом, держа пистолет перед собой. Лестница привела меня в бетонный бункер, где стояли кресло и старая кушетка. Небольшой обеденный стол находился поодаль, на потертом персидском ковре. Справа от меня дверь вела в узкую кухню, похожую на корабельный камбуз, отделенную от комнаты парой деревянных навесных дверец, как в салуне. С потолка свисали на проводах лампы. Один из шкафов в углу был пустым; коробки, набитые книгами и газетами, стояли перед ним. Пахло полиролью: крышка стола, шкафы и поверхности кухонной мебели были начищены до блеска.
Внимание приковывали стены: они сплошь были покрыты рисунками — от пола до потолка, от угла до угла — все свободное пространство, каждый кусочек был расписан. Здесь были рисунок скачущей на коне смерти в стиле Коэна; образы жертв войны, написанные под впечатлением от работ Дикса и Герга; рушащиеся города в желтых и красных тонах на фоне пейзажей из Апокалипсиса Мейднера. Они частично перекрывали друг друга, сливаясь по краям в синее и зеленое там, где краски смешивались между собой. Образы, взятые у одного художника, перекликались с работами другого, часто они выпадали из общего контекста, но все вместе были частичками одного огромного полотна и единого образа. Один из демонов Герга падал на толпы, бегущие из гибнущего города Мейднера, лошадь Коэна бродила среди тел на поле битвы Дикса.
Не удивительно, что его детки стали выродками.
Вторая комната была украшена точно так же, но на сей раз образы заимствовались у средневековых авторов, их выписали более тщательно и витиевато. Эта комната была больше соседней, пол в ней покрывал линолеум. Здесь стояли две простые кровати, разделенные деревянной перегородкой из реек. Старые книжные шкафы были набиты книгами и журналами; два гардероба, небольшой душ и туалет в углу комнаты отделяла стеклянная выдвигающаяся дверь. Единственным источником света в комнате оказалась стоящая на столе прикроватная лампа. Рядом с собой я увидел картонные коробки с женской одеждой и открытый чемодан с мужскими костюмами и жилетами. Вся одежда выглядела устаревшей и давно вышедшей из моды. Простыни были сняты с постелей и связаны в узлы. В углу стоял пылесос, а пылесборник, вынутый из него, лежал рядом на полу. Все говорило о том, что обитатели бункера собирались переезжать.
В третью комнату вела полуоткрытая дверь. Я остановился, услышав доносившийся оттуда, звук, похожий на звяканье кандалов, и в тот же момент почувствовал запах крови. Снова раздался звук скрежета металла о металл. Я распахнул дверь ногой и отскочил в сторону, прижавшись к стене, в ожидании выстрелов. Никто не стрелял. Я выждал несколько секунд и заглянул внутрь.
Внутри на каменном полу был установлен на четырех тонких подпорках мясницкий прилавок. По краям виднелись остатки засохшей крови. Сзади, у дальней стены, стоял металлический разделочный стол с мойкой и дренажной трубой, ведущей к металлическому контейнеру. На столе были разложены хирургические инструменты, некоторые довольно редкие. Я заметил медицинскую пилу, два скальпеля, перемазанные кровью. На стене висел мясницкий нож. Вся комната провоняла мясом.
Только войдя внутрь, я заметил Эйнджела. Он был голым. Его руки сковали наручники, закрепленные на металлическом рельсе, располагавшемся над стальной ванной. Он наполовину стоял, с согнутыми коленями, в ванне, стенки которой были коричневыми от засохших слоев крови. Его тело раскачивалось передо мной, а рот был заклеен. Торс Эйнджела покрывала смесь крови с потом, а глаза были полуоткрыты. Они совсем закрылись, когда я подошел ближе, и он издал звук похожий на мычание. Лицо было сплошным кровоподтеком; длинная рана, видимо ножевое ранение, тянулась по правой ноге. Его оставили истекать кровью.
Я уже был готов зайти со спины, чтобы поддержать его перед тем, как освобожу его руки, когда сдавленный звук поднялся до визга. Я отступил назад и слегка повернул его тело. Лоскут кожи, квадрат со стороной в 30 сантиметров, был вырезан из его спины, и обнажившееся красное мясо пульсировало на месте среза. Кровь стекала и засыхала вокруг его ног. Пока я стоял, уставившись на это, нога Эйнджела задергалась, и он всхлипнул. Я нашел ключи от наручников — они висели на крючке, — затем обхватил его за талию и снял, он всей своей массой осел у меня на руках, когда я вытащил его из ванны и опустил на колени на пол. Я как можно аккуратнее снял ленту с его рта, затем взял с полки пластиковую мензурку и налил в нее воды из-под крана. Вода, смывая кровь, по спирали устремилась вниз, в сток. Эйнджел схватил чашку и стал лихорадочно пить воду, разбрызгивая ее себе на шею и грудь.
— Дай мне штаны, — это были его первые слова.
— Кто это сделал, Эйнджи?
— Дай. Мне. Мои. Чертовы. Штаны. Пожалуйста.
Его одежда кучей лежала возле ванны. Я нашел хлопковые брюки, затем помог ему натянуть их — для этого Эйнджел уселся на пол, поддерживая себя, как мог, дрожащими руками и, стараясь не прислоняться спиной к стене.
— Старик, — прохрипел он, когда мы натянули брюки до талии. Они сразу же пропитались кровью из раны на его ноге, красное пятно выступило на них. Всякий раз, когда Эйнджел совершал какое-то движение, его лицо искажалось от боли, и ему приходилось закусывать губы, чтобы не кричать. — Я слышал выстрелы снаружи, но, когда я поднял голову, он уже взошел по лестнице наверх и исчез из вида. Он оставил духовку открытой. Возможно, мне понадобится то, что лежит внутри.
Он указал пальцем куда-то позади меня. Там, у стены, стояла стальная печка с термометром на крышке. Тонкий обрывок того, что можно было бы считать бумагой, если допустить, что бумага может кровоточить, был помещен внутрь. Я выключил сушку и откинул крышку, затем захлопнул дверцу ногой.
— Ты встретил остальных двоих?
Я кивнул.
— Они его дети, Берд.
