На столах, расставленных вдоль стен, уже стояли блюда с охлажденными вареными креветками, вазы с устрицами. Собравшихся ожидал огромный бочонок, набитый льдом и бутылками с отменным шампанским. Бутылки стояли и в ящике позади бочонка. Рузвельт извлекал из них пробки с удивительным для его лет проворством. Позже, уже ночью, он напьется так же, как и все присутствующие, и Оливер Ламберт вызовет такси, которое отвезет Рузвельта домой, к его Джесси. Это уже стало ритуалом.
Двоюродный брат Рузвельта, известный по прозвищу Малыш Бобби Любитель Блюзов, сидел у рояля и наигрывал что-то печальное. Просто так, пока люди собирались. Позже он будет не нужен.
Не обращая никакого внимания на еду, Митч подхватил со стола ледяную зеленую бутылку с пивом и направился к другому, небольшому столу, стоявшему рядом с роялем. Положив на тарелку фунта два креветок, за ним проследовал Ламар. Оттуда они наблюдали за тем, как их коллеги сбрасывали с себя верхнюю одежду и с воодушевлением направлялись к шампанскому.
— Все закончил? — обратился к Митчу Ламар, не забывая о креветках.
— Да, — протянул в ответ Митч, — свои дела я подбил еще вчера. По Сонни Кэппсу мы с Эйвери работали до пяти вечера. Все.
— И сколько у вас получилось?
— Четверть миллиона.
— Ого. — Ламар отпил прямо из горлышка. — Столько ему платить еще не приходилось, а?
— Ни разу, и поэтому-то он в ярости. Я не совсем его понимаю. Он заработал на различных сделках шесть миллионов, а теперь сходит с ума из-за того, что должен заплатить каких-то пять процентов налогов.
— А как Эйвери?
— Он несколько волнуется. На прошлой неделе Кэппс вынудил его слетать в Хьюстон, и там все прошло не так гладко. Вылетел он на «Лире» в полночь. По возвращении рассказал мне, что Кэппс сидел у себя в офисе в четыре часа утра и ждал его над кучей налоговых справок вне себя от гнева. Он во всем обвинил Эйвери. Грозился, что найдет себе другую фирму.
— По-моему, он все время так говорит. Пиво будешь? — Ламар отошел на мгновение и тут же вернулся с четырьмя маленькими пивными бутылками. — Как дела у матери Эбби?
Митч взял с тарелки креветку, очистил.
— Пока неплохо. Ей удалили легкое.
— А сама Эбби? — Прекратив жевать, Ламар смотрел на друга.
Митч открыл бутылку с пивом.
— С ней все в порядке.
— Послушай, Митч, ведь наши ребята ходят в ее школу. Ни для кого не секрет, что она взяла отпуск за свой счет. Уже две недели, как ее нет. Мы знаем об этом, и всех нас это тревожит.
— Все устроится. Ей нужно на время сменить обстановку. В этом нет ничего страшного.
— Брось, Митч. По-моему, страшно, когда жена уходит из дома и неизвестно, когда ее ждать назад. Нечто в этом роде она, по крайней мере, заявила директору школы.
— Она сказала правду. Она и в самом деле не знает, когда вернется. Может, через месяц или около этого. Нагрузка в школе у нее была немалая.
Когда все были в сборе и пересчитаны по головам, Рузвельт закрыл дверь. Шум в зале сразу же стал слышнее. Бобби Любитель Блюзов принимал заказы.
— Ты не думаешь сбросить немного обороты? — задал Ламар новый вопрос.
— Нет. А с какой это стати?
— Митч, мы с тобой друзья, ведь так? Я беспокоюсь о тебе. Все равно это невозможно — за первый же год заработать миллион.
Запросто, подумал Митч. Миллион я заработал на прошлой неделе. Всего десять секунд потребовалось на то, чтобы мизерный счет на десять тысяч во Фрипорте увеличился до одного миллиона десяти тысяч. А через пятнадцать минут после этого счет был закрыт, а деньги покоились уже в недосягаемых сейфах швейцарских банков. Вот что такое современный банковский перевод. И благодаря этому уже заработанному им миллиону сегодняшний день будет его первым и последним пятнадцатым апреля в короткой, но отмеченной столькими событиями карьере служащего юридической фирмы. А лучший его друг, которого столь волнует сейчас вопрос счастливой семейной жизни Митча, окажется вскоре, по-видимому, за решеткой. Как и все остальные, присутствующие в этом зале. Кроме Рузвельта. Черт побери, а ведь у Тарранса хватит ума, чтобы посадить и Рузвельта имеете с Джесси — так, для веселья.
Потом начнутся судебные заседания. «Я, Митчел И. Макдир, торжественно клянусь говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды. И да поможет мне Господь». И ему придется сидеть на скамье свидетеля обвинения и указывать пальцем на своего доброго друга Ламара Куина. А в первом ряду будут сидеть его дети и его жена, Кэй, тихо плакать и рассчитывать на снисхождение суда.
Он допил вторую бутылку пива и принялся за третью.
— Я знаю это, Ламар, но снижать темпы не вижу никакой необходимости: Эбби привыкнет. Все войдет в свою колею.
— Как знаешь. Кэй приглашает тебя завтра на бифштекс. Будем жарить его в гриле и есть во внутреннем дворике. Как? Придешь?
— Да, но с одним условием. Про Эбби ни слова. Она поехала домой навестить мать и скоро вернется. Договорились?
— Конечно. Отлично!
Напротив них за столик уселся Эйвери с полной тарелкой креветок. Принялся чистить их.
— Мы с Митчем только что говорили о Кэппсе, — обратился к нему Ламар.
— Не самая приятная тема для разговора, — буркнул Эйвери.
Митч смотрел, как он чистит креветки, и терпеливо ждал, пока на столе не образовалась маленькая кучка — штук шесть. Тогда быстрым движением руки он сгреб их со стола и отправил себе в рот.
Эйвери смотрел на Митча усталым печальным взглядом. Глаза его были красными. Он пытался как-то отреагировать на эту проделку, но тут же махнул на это рукой и просто принялся пожирать неочищенные креветки.
— Жаль, что они без голов. С головами гораздо вкуснее, — проговорил он с набитым ртом.
Митч тут же подхватил с тарелки пригоршню и тоже захрустел.
— А мне больше по вкусу хвосты. Всегда ел с хвостами.
Ламар замер с бутылкой пива у рта и вылупился на них.
— Да вы шутите.
— Ничего подобного, — отозвался Эйвери. — Помню, когда я был еще мальчишкой и жил в Эль-Пасо, мы заходили недалеко в реку и забрасывали сети, и в них всегда была куча креветок. Мы пожирали их тут же, они еще бегали. — Панцири креветок так и хрустели на его крепких зубах; он остановился, чтобы перевести дух. — Голова — это самое вкусное, в ней же все соки, которые питают мозг.
— Креветки в Эль-Пасо?
— Да, Рио-Гранде полна ими.
Ламар вновь отправился за пивом. Усталость, волнения, переживания, страхи — все это, да еще замешанное на изрядной доле алкоголя, быстро развязывало людям языки, в помещении становилось все оживленнее. Малыш Бобби наигрывал одну из композиций «Степпенволфа». Даже Натан Лок сидел, улыбаясь и вставляя в общую беседу время от времени громкие фразы. Прямо-таки свой в доску парень. Рузвельт принес еще пива, положил на лед.
В десять вечера все решили спеть. На стул возле рояля взгромоздился Уолли Хадсон и, сорвав с себя галстук-бабочку, принялся руководить хором, затянувшим довольно воинственно звучавшую австралийскую застольную песню. Ресторан к этому времени уже закрылся для публики, так что ничье присутствие им не мешало. Следующим выступить решил Кендалл Махан. Когда-то в молодые годы он играл в регби в Корнелльском университете, с тех времен в его репертуар вошли весьма забористые песенки. Ему вторило голосов пятьдесят — пьяных и бесталанных, но совершенно счастливых.
Митч извинился и вышел в туалет. Какой-то мальчик из прислуги открыл заднюю дверь, и он оказался прямо на стоянке. На таком расстоянии в доносившемся до его слуха пении было даже нечто приятное. Направившись к своей машине, Митч на полпути передумал и подошел к окну. Стоя в темноте у угла здания, он наблюдал и слушал. За клавишами сидел Кендалл, аккомпанируя хору, который с воодушевлением выводил полный непристойностей куплет.
Веселые голоса счастливых и богатых людей. Взгляд Митча неторопливо скользил с одного лица на другое. Многие уже раскраснелись, глаза у людей начали приобретать не совсем трезвый блеск. Вот сидят перед ним его друзья и коллеги — семейные положительные мужчины, у каждого дома жена и дети, — и каждый из них является участником чудовищного преступного сговора.
В прошлом году в этот же день Джо Ходж и Марти Козински пели вместе со всеми.
В прошлом году в это самое время он был в числе лучших гарвардских выпускников, и на него так и сыпались предложения о приеме на работу.
И вот он уже стал миллионером, и очень скоро за его голову будет назначена награда.
Вот как много вещей может произойти за год.
Пойте, пойте же, братья.
Митч повернулся и зашагал к машине.
Около полуночи вдоль Мэдисон-стрит вытянулась цепочка такси, и богатейших в городе юристов, усадив на задние сиденья, развезли по домам. Оливер Ламберт был, без сомнения, самым трезвым из всех. Он-то и руководил эвакуацией. Итого пятнадцать машин с лежащими внутри партнерами и сотрудниками фирмы.
