В Центральной Америке идет война...
Некоторое время Чедвик читал. Письмо было довольно кратким, но Данциг ничего не упустил. Наконец Чедвик очень осторожно, словно нечто хрупкое, положил его на кофейный столик.
– Что я могу вам предложить? – спросил он.
– Ничего.
– Этого не может быть.
– Почему?
На лице Чедвика появилось выражение человека, которому только что сказали, что Земля все-таки плоская.
– Вы ничегоне хотите?
– Я хочу многое. Но вы ничего не можете мне дать.
– Я могу дать вам столько денег, что вам не хватит жизни, чтобы оправиться от изумления.
– Даже если вы что-нибудь и придумаете, – сказал Дикон, – все равно уже слишком поздно.
Чедвик дотронулся до письма кончиком пальца, будто касаясь пепла в сгоревшем дотла здании.
– Кто? – спросил он.
– Вы узнаете его имя. Не от меня. Впрочем, теперь это не важно.
– Другие копии письма уже отправлены? – спросил Чедвик. – Его палец легонько дотронулся до конверта. Он говорил ровно и тихо, у него был тон и жесты человека, лежащего на смертном одре.
Американские газеты и телестанции; конкретные репортеры, известные благодаря своему умению раскапывать секретные дела. Сенаторы. Члены парламента. Люди, для которых истина превыше целесообразности. Общества охраны природы в Германии, Америке, Англии, Франции.
– Да, – ответил Дикон, – уже отправлены. Чедвик посмотрел на Дикона, и в его взгляде отразилось полнейшее непонимание.
– Договориться... – выдавил он. Слова застревали у него в горле, и он издал странный, каркающий звук. – Я был уверен, что вы пришли сюда, чтобы договориться.
– Да, – сказал Дикон и улыбнулся. – А что еще вы могли подумать? – Он прошел к лифту, нажал кнопку и стал ждать. Ему было незачем оборачиваться.
Чедвик поднял трубку.
– Не трудитесь, – сказал он. – Выпустите его, пусть идет.
Под письмом лежала пленка, которую наговорил Стейнер под надзором ди Вито. Чедвик знал, что теперь ее уже можно не прослушивать.
Дикон вышел на Шестую авеню, проголосовал, и к нему подрулило такси. Он решил поехать до Виллэджа и оттуда дойти пешком: излишняя предосторожность, подумал он, но зачем искушать судьбу? Машина притормозила, и он залез внутрь, хлопнув дверцей. Шофер тронул с места, даже не спросив адреса. На полу, ниже уровня окна, сидел Данциг. В руке он держал самую большую «пушку», какую когда-либо видел Дикон.
Секунду два человека смотрели друг на друга, потом Данциг стащил с сиденья наплечную сумку, которую принес с собой.
– Питер? – недоуменно сказал Дикон. В его голове замелькали различные варианты.
Данциг спрятал пистолет в сумку.
– Мы беспокоились за вас.
– А я-то думал, что вы экономист. -Дикон приподнял сумку с пистолетом и прикинул ее вес.
– Он чертовски экономичен, – заверил его Данциг. – Укладывает сразу трех человек, стоящих в ряд.
Дикон посмотрел сквозь стеклянную перегородку на безразличную спину таксиста.
– Вы знаете этого парня?
– Нет. Но он хорошо знаком с пятидесятидолларовой бумажкой, которая перекочевала к нему из моего кармана. Расскажите же мне, что произошло. – В голосе Данцига сквозило нетерпение.
Дикон рассмеялся, недоверчиво покрутил головой и снова поглядел на сумку.
– Послушайте, – сказал ему Данциг, – вокруг нас большой мир. Маленьким людям надо обеспечивать себе равные шансы.
Дикон засмеялся громче.
– Итак, за маленьких людей, – сказал он.
Теперь смеялись оба. Такси пробиралось по остывающим улицам на юг, к Виллэджу, где царили суматоха, музыка и смех.
Хендерсон отвез их в аэропорт Кеннеди, так же лихачески гоня машину, как и в их первую встречу, когда они ехали в город.
– Что он теперь сделает? – спросил Дикон.
– Не знаю, – поморщился Хендерсон. – У него целая армия адвокатов... Но вы так его скомпрометировали, что вряд ли он может надеяться выбраться сухим из воды.
– А что сделали бы вы на его месте?
– Собрал бы все, что можно, – например, из фонда «Нимрод», – перевел бы деньги за границу и смылся бы сам.
– Он не сможет этого сделать, – вмешалась Лаура. – По крайней мере, с фондом «Нимрод».
– Я тоже так думаю. – Хендерсон посигналил и обогнал такси. – Чедвик замешан в мошенничестве, убийствах, финансировании левых партизанских сил. Что бы ни случилось, он человек конченый. Каждому, кто провел рядом с ним хотя бы один день за последние пять лет, придется как-то выкручиваться. И это еще не худший вариант.
– А компания? – поинтересовался Дикон. – «Эм-Доу»?
– Он и есть компания. Но погорят и другие. Те, кто просто исполнял приказы.
– Как Стейнер, – заметила Лаура.
– Да, в числе других и он. – Хендерсон помолчал. – Я не могу почувствовать себя виноватым перед ним, как ни стараюсь. У него такие же грязные руки, как и у остальных.
С тех пор как жена Стейнера услышала о смерти мужа, якобы от сердечной недостаточности, прошло уже шестнадцать часов. Доктора вызвала девушка, которая заявила, что познакомилась со Стейнером некоторое время назад. Он лежал нагишом в ее кровати. Врач подготовил необходимые документы. Жена Стейнера проверила страховые свидетельства. Без слез, с сухими глазами, она, как могла, утешила детей и позвонила нескольким близким родственникам. О случившемся не узнал никто, кроме тех, кого эта смерть затронула больше всего. Это немного усугубило чувство вины, испытываемое Эдвардом Хендерсоном, но не слишком сильно.
– Я позвоню вам, – сказал он. – И следите за передовицами газет.
– Остается разобраться со Стейнером, – ответил Дикон.
– Не беспокойтесь, нам не придется. И без того у него хватит дел, и без этого есть люди, которые годами мечтали свести счеты с Чедвиком.
– Длинная свинья, – пробормотал Дикон.
– Что вы сказали?
Дикон улыбнулся.
– Ничего, – сказал он. – Наконец-то тигр в клетке.
* * *
Лаура спала – и когда подавали обед, и когда показывали видеофильм. Лишь изредка она просыпалась, чтобы воспользоваться своим ингалятором. Она всегда плохо переносила самолет, и единственное, что ей помогало, был сон. Дикон обеспокоенно смотрел, как она нажимает кнопку и вдыхает лекарство. Когда он устраивался спать сам и клал голову на спинку соседнего сиденья, он слышал дыхание со слабым, но постоянным присвистом, различимым сквозь гудение моторов.
Один раз, проснувшись, Лаура попросила у стюардессы стакан воды. Она выглядела неважно, но улыбнулась Дикону и взяла его за руку.
– Это в порядке вещей, – сказала она. – Не беспокойся. Ничего страшного не произойдет.
В первый раз за долгое время он подумал, что, может, и впрямь не произойдет ничего ужасного. Он сказал:
– Даже и с «Нимродом» – ты ведь так говорила Эдварду. Она немного отпила из стакана и вернула его Дикону, приготовившись снова заснуть.
– Именно так.
– Ты использовала компьютер в конторе Эдварда. Он был оснащен модемом?
– Да.
– И что ты сделала?
– Стейнер долгое время «облегчал» счет «Нимрода» в компании с другим парнем из какого-то банка, – она вспомнила название, – Банк Майами, верно?
– Да.
– Если бы располагала временем и помощью, я могла бы вскрыть весь этот механизм. Ведь Стейнер дал Эдварду системный код, точно такой же, какой был в моем банке – банке Бакстона, Чедвика... чьего бы то ни было. Это – главный пароль, открывающий доступ к основному компьютеру. Номер счета фонда «Нимрод» я знала. Мне оставалось дать компьютеру новую инструкцию.
– Какую же?
– Ну как тебе объяснить? На простом языке она означает «Сообщать истинное количество денег на всех счетах, кроме этого; сообщать, что на этом счету лежит один доллар». – Она нажала кнопку в подлокотнике и откинулась в кресле назад. – Я опустошила счет.
– На сколько?
– Точно не знаю. Думаю, что на миллионы. Все, что внесли друзья Чедвика. Весь фонд «Нимрод». – Она сонно улыбнулась. – Сегодня он есть, а завтра его нет.
– Куда ты послала эти деньги?
– В никуда. Это не деньги, это просто цифры. Я заставила их исчезнуть. – Она прикрыла глаза, потом открыла и закрыла опять. – Разве наука – не чудо?
* * *
Чедвик ничего не знал об однодолларовом счете, потому что ему не пришло в голову осведомиться о состоянии фонда «Нимрод». Его больше не интересовал ни фонд, ни его вкладчики. Он почти забыл о Волкове, о «Лос Либертадорес» и о Стейнере. Он думал только о себе и о том, что с ним произошло.
Босс провел всю ночь и половину следующего дня в своей квартире на последнем этаже. Он знал, что там его никто не побеспокоит и дела некоторое время будут идти своим чередом. Хотя и недолго. Он знал это.
Всю ночь напролет городские огни горели, точно сигналящие друг другу маяки на холмах; Потом появилась темная предрассветная синева. Чедвик продолжал сидеть, сложив руки на коленях и прислушиваясь к биению своего сердца. Перед ним стоял полупустой стакан с бренди, но он к нему не притрагивался. Некоторое время его мозг судорожно искал выход – так пойманное животное мечется по клетке и нервно втягивает носом воздух за ее прутьями. Потом он успокоился, будто забившись в самый темный угол клетки.
