— Да.
— Мистер Верготтини, где вы были вечером 30 сентября прошлого года?
— Дома.
— А где находится ваш дом?
— В Центурионе. Мими-Куртсе-Драйв, 112.
— Это рядом с Преторией.
— Да.
— Может ли кто-либо это подтвердить?
— Послушайте, а нельзя мне рассказать все с самого начала?
— Мистер Верготтини, кто может подтвердить, что в тот вечер вы находились дома?
— Моя жена.
— Вы женаты?
— Да.
— Под какой фамилией?
— Миллер. Пожалуйста, я расскажу вам все, что знаю. Я не имею никакого отношения к смерти Рюперта. Рассказ долгий, но, клянусь, его убили Меченый и Бюси.
— Вентер и Схлебюс?
— Да, но я много лет их не видел. И только когда появилось фото…
— Когда вы виделись с ними в последний раз?
— В прошлом году.
— Но вы утверждаете, что были с ними в семьдесят шестом?
— Именно это я и пытаюсь вам рассказать. Чтобы все понять, вы должны знать все с самого начала.
— Рассказывайте, мистер Верготтини.
— Не знаю, что вам известно. С чего начать?
— Допустим, мы ничего не знаем.
— Это было в 1976 году. Тогда все и началось…
«— Во взводе нас было восемь человек, а Бюси был сержантом…
— Значит, всего девять?
— Нет, восемь вместе с Бюси. У нас…
— О каком времени идет речь?
— О семьдесят шестом годе.
— Вы все служили в спецназе?
— Да. Бюси уже отслужил год и завербовался еще на два. Он хотел стать KB, но решил вначале присмотреться, потому что в семьдесят пятом с него сняли нашивки за драку в баре…
— KB? — переспросил Петерсен.
— Кадровым военным.
— А остальные?
— Мы служили по призыву. Наш призыв был первым, который служил два года. Клинтон Манли еще был недоволен, он хотел поступить в университет, уже получил стипендию в Стелленбошском университете как хороший регбист. У нас…
— Кто еще служил в вашем взводе?
— Бюси, Манли, Рюперт, Меченый, Рыжий, Джерри де…
— Рыжий?
— Ферстер, он приехал из Йоханнесбурга.
— Как его звали?
— Сейчас, как его… Нет, не помню, все звали его просто Рыжий.
— Продолжайте.
— Джерри де Бер, я его уже называл? Кос ван Ренсбург, погодите, сейчас сосчитаю. Бюси, Меченый, Рюперт, Клинтон, Рыжий, Кос, Джерри. И я. Восемь человек.
— Хорошо. Продолжайте.
— Мы сопровождали караван на север — между Мавингой и какой-то базой УНИТА. Возили боеприпасы, еду, иногда документы в кейсе. Каждые полтора месяца примерно мы возвращались в Катима-Мулило. Было жарко, сухо, и мы шли или ехали ночью. В темноте приходилось туго — ничего не видно, а когда светила луна, все было серое, и вдруг откуда-то начинали стрелять, или казалось, что на нас что-то надвигается, мы залегали в засаду, но оказывалось, что это МН или козы…
— Что такое МН?
— Местное население или португальцы с северных шахт, которые пытались прорваться на юг. Иногда нам попадались отряды СВАПО, тогда приходилось вступать в перестрелку, и я гадал, не придет ли мне здесь конец. Пули свистели над головой, а мы лежали в кустах. Но бойцы СВАПО нас избегали, они двигались в Намибию и старались держаться незаметно и, только когда мы натыкались друг на друга, сталкивались лицом к лицу… Нервы у всех были на пределе. Тогда я этого не понимал, понял только потом, проведя много недель в буше. Все время такое чувство, будто что-то случится в этой тьме, да еще нужно поминутно помнить о минах… Днем мы почти не спали, и есть совсем не хотелось. Бывало, от жары пересыхали колодцы, и тогда становилось совсем плохо. Ночами тоже было плохо, хотя Бюси и Меченый притворялись, будто им все нипочем. Они не уставали повторять, что хотят пристрелить как можно больше врагов, и только искали повода подраться. Но и на них сказывались напряжение и усталость. Именно из-за нашей усталости и постоянного напряжения и случилась та история с десантниками…
— С десантниками?
— Как-то раз мы возвращались после ночной вылазки в Анголу. До нашего очередного отпуска оставалось две недели. Вдруг Бюси велел нам залечь и затаиться. Мы увидели отряд, который двигался навстречу по пересохшему руслу реки. Лиц было не видно, только тени да ружейные стволы… Мы насчитали двенадцать человек, они двигались цепью, как делают бойцы СВАПО. Бюси приказал напасть на них из засады. Мы заняли позиции, мы ведь долго этому учились, каждый из нас знал, что ему делать. Мы знали, что не должны открывать огонь, пока Бюси не подаст сигнал. Он сказал, что выстрелит первым. Они приближались, не подозревая о нас. Бюси выстрелил, и мы открыли огонь. Они стали падать как подкошенные, а Бюси радовался. Он только и мечтал о том, как бы пострелять ниггеров. Простите, пожалуйста, но тогда они только так и говорили, они были расистами до мозга костей, Бюси и Меченый. Мы все в то время были расистами. Нас так учили…
— Продолжайте, — кивнул Леон Петерсен.
— Мы скосили их всех до одного, а когда все стихло, услышали, как один из них кричит на африкаансе: «Помоги мне, мамочка! Помогите!» — а потом я услышал, как Клинтон Манли сказал: «О господи!» И мы поняли: что-то не так. Бюси встал, подал нам знак, мы подползли ближе. Когда добрались до первого, то увидели парашютные стропы. Они оказались нашими, десантниками из Блумфонтейна. Никто не сообщил нам о том, что они окажутся в этом квадрате. Десятеро были мертвы, мертвее некуда, застрелены с близкого расстояния. Один умирал, это он все кричал, а один был еще жив, у него были прострелены обе ноги, но он выжил бы.
— Вы говорите — «выжил бы»?!
— Его прикончил Меченый. Но все не так просто. Можете себе представить. Мы окружили раненого, и он увидел, что мы — свои, спецназ, и все спрашивал: «Зачем вы нас убили?» А потом он застонал от боли, и мы жутко перепугались, потому что до всех дошло: мы крупно влипли, убили своих. Знаете, как нам стало страшно? По-моему, Рыжий спросил, что же нам делать, но ему никто не ответил, мы понимали, что по уши в дерьме, а раненый на земле все кричал: «Почему вы нас убили?» Он все стонал и стонал, и мне больше всего на свете хотелось сбежать. Мне хотелось смыться, а Бюси стоял белый как бумага, он тоже не знал, что делать. Тогда вперед вышел Меченый. Он выстрелил парню в голову, и Джерри де Бер спросил: «Ты что это, мать твою, делаешь?» Меченый ответил: «А что ты, мать твою, хочешь, чтобы мы сделали?» Он, Меченый, тоже был не спокоен, он так же перепугался, как и все остальные, это было слышно по голосу, это было видно по лицу. Рыжего и Клинтона Манли вырвало, мы глазели на убитых десантников и понимали, что никто из нас никогда об этом не будет трепаться. Мы все поняли еще до того, как я заговорил об этом вслух, я хотел сказать, что произошел несчастный случай, ведь и в самом деле, черт возьми, произошел несчастный случай, что мы могли поделать? А потом я сказал: мы никому ничего не расскажем.
Пауза.
— Мистер Верготтини!
— Я в порядке.
— Не торопитесь, мистер Верготтини.
— Лучше называйте меня Петером. Я уже привык к этому имени.
— Не торопитесь.
— Я в порядке. Мы похоронили убитых. Земля была твердая, но мы не хотели закапывать их на дне реки, потому что скоро начинался сезон дождей. Трудились почти весь следующий день. Первым делом мы закрыли им лица. Вряд ли мы бы справились, если бы видели их глаза. Наши ребята, свои парни, такие же, как мы. Наши. Мы подобрали все патроны до единого, забросали землей каждое пятно крови, всех зарыли. А потом двинулись дальше. Молча. Меченый шел впереди. Я никогда этого не забуду: внезапно Меченый стал лидером, а за ним плелся Бюси. Меченый не произнес ни единого слова, но сделался новым лидером. Шли мы два дня, днем и ночью, и молчали. Всех нас мучило, грызло одно и то же. Когда мы добрались до лагеря, нас там поджидал лейтенант Бритс. Он хотел нас видеть…
— Бестер Бритс?
— Да.
— Продолжайте.
— Он нас вызвал, и мы решили, что кто-то что-то узнал, потому что мы знали, что он из разведки. Мы испугались, и Меченый сказал, что говорить будет он, а нам он велел держать язык за зубами, но оказалось, что дело совсем в другом, совершенно другая история.
Прошло двадцать три года, но не было дня, чтобы я об этом не вспоминал. Совпадение! Если бы только Бритс попросил другой взвод. Если бы те десантники пошли другой дорогой. Если бы мы в темноте сумели отличить наш R-1 от автомата Калашникова… Совпадение. Те десантники. А потом «Орион».
— «Орион»?
— Операция «Орион», которой занимался Бритс. Он сказал: он знает, что мы устали, но работы всего на одну ночь, а потом нам сразу же дадут двухнедельный отпуск, мы сядем в самолет и полетим домой. Просто мы — единственный опытный взвод, а операция назначена на следующий день. Нам всего-то и надо сопровождать кое-какой груз в «Даке»… «Дак» — это «Дакота», DC-10, транспортный самолет… В общем, нам только надо проследить, чтобы один груз благополучно обменяли на другой. Он тоже полетит с нами, мы нужны ему для душевного спокойствия. Так и сказал — «для душевного спокойствия». А потом он устроил нам настоящий пир, нас накормили в офицерской столовой. Бритс обещал, что спать мы будем не в палатках; он добился для нас особого распорядка, мы можем спать сколько захотим, он позаботится, чтобы нас никто не потревожил. Назавтра вечером нам нужно быть бодрыми, выспавшимися, работы на одну ночь, а потом мы сразу полетим домой.
