— Я никогда ее не знал.
— Он был греческим королем. И за что бы он ни брался, во всем ему сопутствовал успех. Он просто купался в успехе: женщины, богатство, военные победы. У Поликрата был друг, какой-то египетский правитель, кажется, который написал Поликрату, что тот должен чем-то пожертвовать. Отдать самое ценное, что у него есть, — иначе боги начнут ему завидовать. Поликрат долго думал об этом и в конце концов заплыл на лодке далеко в море и выбросил в воду свое самое любимое и дорогое кольцо. Через несколько дней к нему пришел рыбак и принес пойманную им рыбу, которую он хотел подарить своему королю. Как ты думаешь, что они нашли, когда распороли рыбе брюхо?
— Кольцо.
— Вот именно. Кольцо. Поликрат тут же написал об этом своему египетскому другу, и тот ответил, что разрывает с ним всякие отношения. Он просто-напросто испугался оказаться рядом с Поликратом, когда в один прекрасный день боги обратят на него свою ярость. — Ханна опустилась на колени, и ветер тут же принялся трепать ее волосы. — По большому счету, это история о том же, о чем и история Авраама и Исаака. О том, чтобы уметь жертвовать.
— И чем мы должны пожертвовать, Ханна?
Она задумалась.
— Нашей безграничной верой в себя, если можно так сказать, — улыбнулась она. — Я имею в виду, что верить в себя — это одно дело, но совсем другое — относиться к себе как к божкам.
Отвлекающий смешок, как будто она сморозила какую-то глупость. Она посмотрела на него, потом прижалась к нему так же стремительно, как и в прошлый раз, и поцеловала в губы.
Его тело продолжало помнить этот поцелуи, когда спустя какое-то время они возвращались по берегу вдоль моря и целый пляж принадлежал им одним. Нильс с наслаждением подставлял лицо холоду, соленому свежему ветру. Чуть позже сегодня он сходит в порт и найдет рыбака, который собирается выйти в море под Рождество. Вряд ли это такая уж редкость, кто-то же должен наловить всю ту треску, которую датчане по традиции съедят за праздничным столом. Нильс предложит несколько тысяч крон за место в каюте и усыпит себя до бессознательного состояния.
— О чем ты думаешь? — спросила Ханна.
— Ни о чем особенном.
— Нам нужно выпить! — воскликнула она. — Мы ведь в отпуске. Я совершенно забыла уже, что нужно делать в отпуске.
— Джин-тоник?
— А потом лечь подремать. Или лучше наоборот?
— Я думаю, для этого дела нет уравнений.
— Да ну тебя, — улыбнулась она. — Пошли в город.
Нильс остановился у старого телефона-автомата напротив магазина.
— Мне нужно позвонить.
— У тебя есть мелочь?
Он кивнул. Она зашла в магазин, а он подошел поближе к аппарату, бросил в него монету и набрал было длиннющий южноафриканский номер… но перед последней цифрой вдруг остановился. Через окно видно было, как Ханна машет ему рукой из магазина, он помахал ей в ответ и отвернулся. Зимний свет купал море во множестве робких оттенков белого. Земля у Нильса под ногами слегка подрагивала — или это ему просто кажется? Дрожь поднялась выше по телу, как слабый электрический разряд или небольшое землетрясение. Он покачал головой и списал это на свое напряжение. Снова набрал номер, будучи в полной уверенности, что звонит Катрине — но ответил ему вдруг Розенберг:
— Алло?
Нильс удивился. Неужели он запомнил его номер наизусть?
— Алло, с кем я говорю? — Голос священника звучал глубже, чем Нильс его помнил.
Нильс колебался. Он хотел что-то сказать, но не мог найти слов.
— Алло?
Ханна снова помахала ему рукой, она стояла теперь у прилавка и покупала сигареты. Его взгляд наткнулся на едущую по дороге машину. Нильс посмотрел на шлагбаум, который, как и в прошлый раз, пытался опуститься. Или это просто ветер раскачивает его из стороны в сторону?
— Я не знаю, кто вы, но думаю, что вы звоните, потому что готовы слушать, — сказал священник.
Теперь Нильс заметил поезд. Видит ли его водитель машины?
Священник продолжал говорить монотонным голосом:
— Может быть, вы испытали что-то, что заставило вас сомневаться. Что-то, благодаря чему вы теперь готовы слушать.
Молчание. Священник давал ему возможность ответить, но Нильс молчал.
— Вам не обязательно что-то говорить.
Из магазина вышли две смеющиеся девочки, у каждой в руках было по пакету с конфетами. Румяные от мороза щеки, вязаные шапки с помпонами. Девочки беззаботно направились к своим велосипедам, припаркованным рядом с магазином.
Розенберг откашлялся и сказал:
— Достаточно того, что вы готовы слушать. Достаточно того, чтобы вы показали, что слушаете.
Нильс слышал его дыхание, чуть затрудненное.
— Вы меня слышите?
Нильс повесил трубку на рычаг и вышел из будки. Машина приближалась, Нильс видел теперь, что это «Вольво», старая, неуклюжая модель. Водитель не сбавлял скорости. Девочки со своими велосипедами стояли под самым магазином, одна из них возилась с шарфом. Нильс выступил на несколько шагов вперед и замахал руками водителю.
— Эй! — кричал он, выставив вперед ладонь, чтобы дать машине знак остановиться, но та продолжала ехать. — Стоп! — Море и ледяной ветер заглушали все звуки, так что никто не мог его услышать, но он все равно продолжал кричать: — Стоп!
Одна из девочек обернулась, напуганная криками Нильса, и в то же мгновение поскользнулась на снегу и выпустила из рук свой велосипед, который упал на дверь магазина. Нильс взглянул на Ханну, та еще ничего не видела. Он повернулся: поезд, «Вольво», сломанный шлагбаум, маленькие девочки, Ханна в магазине, заблокированная дверь. Нильс побежал к машине, размахивая руками, давая знак остановиться.
— Стоп! — На мгновение Нильсу показалось, что водитель услышал его крик и сбросил скорость. Нильс остановился на полпути между магазином и рельсами. У него вдруг возникло то же ощущение, что и в полицейской машине, которая направлялась обратно в Копенгаген: как будто что-то тащило его за собой.
Когда водитель заметил поезд и резко затормозил, было уже поздно. Тормоза заклинило, машина с визгом скользила к заборам. Снег служил ледяной дорожкой и только прибавлял ей скорости, поезд врезался в заднюю часть «Вольво» со страшным глухим звуком, подобных которому Нильс никогда раньше не слышал. Он обернулся и взглянул на магазин: Ханна у самой двери, пытается выйти на улицу, снаружи стоят девочки. «Вольво» может сбить девочек.
— Уйдите! Бегите!
Но девочки делали прямо противоположное, они как будто вросли в землю и изумленно глазели на Нильса, который бежал к ним. Он слышал, как где-то за ним ревет неуправляемая машина.
— Бегите! Бегите отсюда!
Одна из девочек наконец-то поняла, что сейчас произойдет. Только бы успеть, только бы успеть. Он кричал девочкам, махая руками:
— Убегайте! Бегите!
Нильс обернулся проверить, где теперь машина, и успел поймать полный ужаса взгляд водителя, прежде чем «Вольво» врезался в него. Прежде чем «Вольво» влетел в Ханну, в магазин, в него самого.
Темнота
Странный капающий звук, вдалеке или совсем рядом, — какая разница? Какое странное спокойствие, темнота точно защищает его, как одеяло, которое можно отбросить, если захочется. Но ему не хочется, в темноте так хорошо лежать.
Голоса. Чей-то крик, плач, вопль. В нос бьет запах бензина, запах алкоголя, джина. Вкус крови во рту. Он хочет избавиться от этого, хочет, чтобы все это снова исчезло, но кто-то стягивает с него одеяло. На него смотрят незнакомые глаза.
— Вы живы? — Голос дрожит, Нильс почти не может разобрать слов.
— Шлагбаум не опустился…
— Я вызвал «скорую».
Нильс пошевелил губами. Или нет?
— Я не знаю, — сказал мужчина, плача.
— Что?
— Девочки? Или вы не об этом спросили?
Темнота.
На сей раз на целую вечность. Или только на пару секунд? Он был под водой, он уплывал, нырял глубже и глубже в темноту. Хотел исчезнуть, дать себя поглотить. Исчезнуть. Нет. Ему нужно уехать. Найти катер. Он подумал о треске к рождественскому столу.
Снова голоса, на этот раз глубокий голос. Почему они просто не оставят его в покое?
— Лежите и не двигайтесь. Не пытайтесь ничего говорить.
К кому этот голос обращается? К нему?
— Старайтесь только спокойно дышать. Медленно и спокойно. Обо всем остальном мы позаботимся.
Другой голос, высокий и чистый.
— Они выслали вертолет?
Ответа он не расслышал, но услышал собственный голос:
— Нет… я не хочу. Я не хочу…
— Лежите-лежите, мы вам поможем.
Он не чувствовал никакой боли и вообще не чувствовал своего тела. Что случилось? У него перед глазами стояла Ханна. И море. Широкие замерзшие пляжи. И две маленькие девочки в шапках, с пакетами конфет. Две маленькие…