Вдруг внутри у нее словно искра проскочила.
Она. Эстер подумала о ребенке как о «ней». Именно как о девочке. Как сделала бы настоящая мать.
Вероятно, это должно было что-то означать. Что она, в конце концов, все-таки хорошая мать. Что она не испытывает к ребенку ненависти. Что она способна заботиться о нем.
Эстер закрыла глаза, и у нее заныло сердце. Нет. Она все-таки должна сделать это. Это был единственный способ вернуть ее мужа. Она знала, что он не придет назад, пока здесь остается этот ребенок. Она могла чувствовать что угодно, но это она знала твердо.
Так что она просто должна это сделать. Должна.
Она снова положила руки на шею ребенка. Попробовала заговорить с ним, но не смогла выдавить из себя ни слова. Неожиданно она заметила, что плачет. Это мешало ей.
— Прощай… прощай, малышка…
Все еще всхлипывая и стараясь делать это как можно тише, чтобы не разбудить младенца, она в третий раз положила руки на тонкую шейку.
И начала сжимать пальцы.
Дом был окружен. Филу с трудом верилось, что здесь кто-то живет. Он выглядел заброшенным: стены покрыты заплатами из листов черного пластика и деревоплиты, доски обивки местами полностью сгнили. На крыше не хватало черепицы, а двор снаружи, забитый горами рухляди, напоминал страшный сон инспектора по охране труда и технике безопасности.
Место было вполне подходящим. Он был уверен в этом.
Команда разошлась по позициям. Фил стоял возле того, что должно было быть главным входом. Рядом расположилась группа, вооруженная ручным тараном, готовая выбить дверь. Фил включил рацию и подал сигнал.
Таран сработал безотказно.
Дверь разлетелась в щепки.
Они ворвались внутрь.
Руки Эстер лежали на шее ребенка, когда внезапно она услышала шум.
Это был сильный удар, напоминающий взрыв. Сначала она решила, что это землетрясение или бомба. И первой ее мыслью было, не разбудит ли это ребенка.
Потом она услышала шум позади себя. Крики, топот, огни, какие-то фигуры.
В ее доме. В ее доме!
Потрясенная, она обернулась, пытаясь сообразить, что происходит. И ничего не поняла. Она не понимала, что случилось. Она очень испугалась, и это было единственное, что она знала наверняка.
Здесь были мужчины. И женщины. У некоторых в руках были страшные ружья. Все кричали на нее. Отдавали ей команды. «Отойти в сторону, лечь на пол…» И все в таком роде. Она переводила взгляд с одного на другого, пытаясь сообразить, чего они все-таки от нее хотят. «Лечь, отойти в сторону…» Целятся в нее из ружей.
Сердце ее стучало так, будто готово было вырваться из груди. Она не знала, что делать. Она отвернулась от них, и тут они закричали еще громче и подошли к ней ближе. Она посмотрела на ребенка. Девочка начала просыпаться. Они так шумели, что в итоге разбудили ребенка.
В отчаянии она схватила его и вынула из кроватки. Теперь она снова должна укачивать его, чтобы он заснул. Ему нельзя позволить проснуться, только не сейчас. Она прижала ребенка к груди и резко обернулась.
Они на шаг отступили от нее. Все продолжали кричать, но теперь в этих командах было больше слов. «Положить ребенка, отойти назад, лечь, положить руки за голову…» Это было словно игра, в которой она не знала правил и поэтому не могла их придерживаться.
Поэтому она еще крепче прижала ребенка к себе.
Он начал плакать.
Она закрыла глаза. Мысленно пожелала, чтобы они все исчезли.
Анни сконцентрировалась на открывшейся перед ней картине. Она видела Фила впереди группы, твердым голосом отдававшего распоряжения. Она быстро сориентировалась в обстановке. Сначала проверила наличие входов и выходов, откуда их можно было бы атаковать. Здесь сразу расположились бойцы оперативного отряда. Потом она огляделась по сторонам.
Ей приходилось сталкиваться с нищетой и запустением, но это место было одним из самых отвратительных. Оно напоминало заселенный бездомными заброшенный гараж или какую-то хозяйственную постройку. Здесь были намеки на домашнюю обустроенность: кресла и диван с разложенными на них салфетками. Но мебель была старая и ветхая, словно принесенная со свалки. Детской кроваткой служила ванночка из проржавевшего металла. Присутствовала и своего рода кухонная зона, но Анни ни за что не согласилась бы есть то, что там будет приготовлено.
Но самым страшным во всем этом был человек, который держал на руках ребенка. Она ожидала увидеть нечто необычное — что-то или кого-то. Но оказалась не готова столкнуться с существом, представшим перед ними. Высокий, выше метра восьмидесяти, в линялом летнем платье в цветочек, надетом поверх минимум двух маек и футболок, в отвратительных грязных джинсах и старых ботинках. Из-под съехавшего на бок парика видна бритая голова, на лице — макияж, нанесенный как будто без зеркала. На лице двухдневная щетина.
Анни попыталась преодолеть приступ отвращения и сосредоточиться. Она представила себе Грэма Идеса, когда тот во время их последней встречи лежал, всхлипывая, в дешевой гостинице, снедаемый раскаянием и угрызениями совести, и молил их вернуть ребенка — последнюю связь с его погибшей женой.
Она смотрела на Фила, который стоял впереди и говорил своим успокаивающим и убедительным голосом, как во время допроса, на котором он заставлял подозреваемых раскрыться. Крики и размахивание оружием себя не оправдали, а только заставили Эстер еще крепче вцепиться в ребенка. Поэтому он изменил тактику. Сейчас он просил ее положить ребенка и отойти. Но его слова, как бы мягко они ни были произнесены, похоже, тоже не произвели никакого эффекта. Анни подумала, что знает, почему это происходит.
Она мягко взяла Фила за руку. Он оглянулся на нее и замолчал. Анни взглядом попросила: дайте я попробую. Он кивнул. Она встала с ним рядом.
— Послушайте, — сказала она. — Меня зовут Анни. А вы Эстер?
Глаза Эстер бегали. Она пыталась понять, что происходит. Взгляд ее блуждал по сторонам, метался по комнате, словно залетевшая в амбар ласточка. Ее рука лежала на шее ребенка. Анни знала, что любое, даже самое легкое давление может убить младенца.
— Вы Эстер, правда? Вас так зовут?
Анни старалась говорить мягко, но достаточно громко, чтобы перекрыть плач ребенка. Она продолжала смотреть на Эстер, пытаясь встретиться с ней взглядом.
— Эстер… — окликнула она ее.
Глаза Эстер перестали блуждать по комнате, она начала фокусировать внимание на Анни и ее словах.
— Ваше имя Эстер, верно?
Эстер смотрела на нее и часто моргала. Потом она кивнула.
— Хорошо. Послушайте, Эстер, я не собираюсь причинять вам боль. Никто здесь не хочет причинить вам боль. Мы просто волнуемся за вас. За вас и за этого ребенка.
Анни помолчала, надеясь, что эти слова дойдут до нее. Потом продолжила ровным, успокаивающим голосом:
— Послушайте, Эстер, почему бы вам не положить ребенка? Тогда мы могли бы поговорить. Нормально поговорить.
Эстер посмотрела на младенца и начала шикать на него и укачивать. Детский плач постепенно затихал.
Анни продвинулась на несколько сантиметров вперед.
— Вы умеете обращаться детьми, Эстер. Очень хорошо умеете. А теперь почему бы вам не положить ребенка? И мы сможем поговорить…
Эстер нахмурилась, продолжая крепко прижимать младенца к себе. Продолжая убаюкивать его.
— О чем говорить? Зачем…
— Вы здесь совсем одна, а вам нужно присматривать за ребенком. Вам нужна помощь, Эстер…
— У меня… есть мой муж, он… его сейчас нет, он… должен вернуться…
— Ваш муж. Правильно.
Меньше всего им хотелось, чтобы муж вернулся, пока Эстер держит ребенка на руках.
— Послушайте, Эстер, не беспокойтесь о муже. Его здесь нет. Просто подумайте, что будет лучше для вас и ребенка. Я могу вам помочь, Эстер. Оказать поддержку, которая необходима вам обоим.
Еще один шажок вперед.
— Ну же, Эстер, давайте поговорим. Как женщина с женщиной.
Анни рискнула сделать еще шаг. Эстер, продолжая укачивать ребенка, среагировала на ее слова о разговоре между двумя женщинами. Это явно был правильный ход. Анни рискнула продолжить.
— Послушайте, — сказала она, показывая на стоявшую за спиной команду, — насчет них не беспокойтесь. Они мужчины. Они нас не понимают. Оружие и крики — они просто не могут иначе реагировать на вещи. — Она снова повернулась к Эстер и поглядела ей прямо в глаза. — Женщины совсем другие, разве не так? Мы знаем, как нормально поговорить друг с другом, без всего этого. Так что давайте. — Еще один шаг вперед. — Давайте поговорим. Только вы и я.
Взгляд Эстер метался между Анни, ребенком и вооруженными полицейскими. По смущению в ее глазах похоже было, что она сбита с толку и не знает, что делать. Она продолжала раскачивать ребенка из стороны в сторону. Он молчал.
