В данном случае это была всего лишь стопочка цветных ксероксов, но я кивнула, не сразу догадавшись сказать да. И объяснила принцип цветового шифра: мне было полезно отработать это вслух.
Затем мы прошлись по ежедневнику за 94–95 годы, и я изложила свою версию. Которая являлась, я это понимала, всего лишь моей версией. Лиз спросила:
— Известно ли вам, что Талия Кит имела бы сексуальные отношения с кем-либо, помимо ее приятеля Робби Серено?
— У меня были и есть сильные подозрения, что она имела романтическую, если не сексуальную связь с музыкальным руководителем школы Дэннисом Блохом.
(Часто ли я отрабатывала это предложение? Да, часто.)
— На чем основано это ваше подозрение?
Я начала со случая у фонтана Бетесда, самого явного, самого конкретного. Затем подробно описала случаи, когда она подолгу оставалась наедине с вами у вас в классе, случаи, когда она задерживалась после репетиций. Я рассказала о записи у нее в ежегоднике. Я была рада, что сейчас 2022 год, рада, что любой здравомыслящий судья поймет, насколько неприемлемы подобные отношения. Или, во всяком случае, это понимал судья у меня в голове.
Я думала о том, что, когда скажу эти слова в суде, когда назову вас, это будет первый раз, когда я скажу так много на публике. Это будет первый раз, когда публика услышит такие подробности, обо всех этих мелочах, которые вывели меня на вас. Я думала, сколько времени пройдет — часы, минуты или секунды, — прежде чем ваше имя разлетится по всему интернету?
— Вы обсуждали эти отношения с другими учениками? — спросила Лиз.
— Я говорила об этом как минимум с тремя друзьями в то время.
— Они подтверждали, что разделяют ваши подозрения?
— Подтверждали, — сказала я.
Это были легкие вопросы. Сложные начались, когда Лиз превратилась в прокурора, проводящего перекрестный допрос. Войдя в образ, она спросила более резким тоном:
— Талия когда-нибудь говорила вам, что означают точки и крестики у нее в ежедневнике?
— Только красные точки. Но остальное…
— Значит, у вас нет точной информации о том, что означают все эти цвета и значки?
— Нет.
— Вы готовы допустить, что эти крестики могли обозначать, например, домашнюю работу?
— Да.
Мне казалось, что лучше к этому не придираться, не возражать, что я уверена в своих словах, вполне уверена, как бы вполне уверена.
— Мисс Кейн, говорила ли вам когда-либо Талия Кит о том, что у нее романтические или сексуальные отношения с Дэннисом Блохом?
— Нет.
— Насколько вам известно, посвящала ли Талия кого-либо еще в свои отношения с Дэннисом Блохом?
— Нет.
— Мисс Кейн, насколько вам известно, с какого возраста в Нью-Гемпшире разрешено вступать в сексуальные отношения?
— Шестнадцать лет. Но в Грэнби были правила относительно…
— То есть, хотя вы обвиняете Дэнниса Блоха в нарушении внутренних норм поведения Грэнби, вы не предполагаете, что он нарушил какой-либо закон?
— Кроме, может, убийства.
Лиз на секунду вышла из образа:
— Вы не можете так говорить.
— Точно.
— Вы когда-нибудь видели, чтобы Талия и Дэннис Блох целовались?
— Нет.
— Держались за руки?
— Нет.
— Совершали половой акт?
— Нет. Но, как я сказала, их лодыжки соприкасались у фонтана.
Это прозвучало смехотворно.
— А ваши лодыжки никогда не касались ничьих, с кем вы не состояли в сексуальных отношениях?
— Не так, как у них, — промямлила я.
— А как именно это было у них?
— Их ноги были… скрещены. И они наклонялись друг к другу.
— И вы, основываясь единственно на том, что их лодыжки соприкасались — что вы увидели в многолюдном общественном месте, — предположили сексуальные отношения между ними?
— Это был далеко не единственный показатель.
Мой голос был таким слабым. На меня навалилось одуряющее ощущение: от того, что я назову ваше имя в суде, совершенно ничего не изменится. Какой бы огонь я ни разожгла, его могут быстро затоптать.
— Значит, основываясь на этом предположении, а также на вашей теории об этих точечках в ежедневнике Талии, вы считаете, что могли бы что-то привнести в первоначальное следствие?
Могла бы я? Смогла бы я в свои восемнадцать сказать что-либо из этого следователям — о менструации, о сексе с учителем? Смогла бы навлечь на вас, моего любимого учителя, подозрение в убийстве? Но я понимала, что должна буду ответить:
— Да.
— Фактически это слушание во многом связано с вашим вмешательством в это дело, не так ли?
— Я не могу говорить об этом.
— Вы ведь уже немало говорили об этом деле публично, не так ли?
Лиз так вложилась в эти слова, что я начала думать, что она по-настоящему ненавидит меня, что она никогда не верила ни единому моему слову.
— Все, что я говорила публично и говорю здесь, в суде, я знала и в тысяча девятьсот девяносто пятом, и сказала бы это следователям, если бы меня спросили.
Я произнесла это с такой уверенностью, какой не чувствовала в себе.
— Это хорошо, — сказал Гектор. — Запомните эту формулировку.
— Но вас не спрашивали, — сказала Лиз. — Вы обращались к следователям с этой информацией?
— Нет. Меня направили к ним потому, что я жила с Талией в одной комнате на предыдущем курсе. Но они не спрашивали о ее интимной жизни. А я тогда еще не видела ежедневника. Их интересовало только то, что я знала о том вечере, когда она умерла. А я не видела ее в тот вечер, не считая спектакля.
Гектор энергично кивнул. Лиз сказала:
— Это ведь вы предложили Бритт Гвинн организовать обыск в сарае со спортивным инвентарем в кампусе Грэнби, не так ли?
— Да.
— Поразительная точность. Вы предлагали какое-либо еще место поисков?
— Я предлагала осмотреть сарай с инвентарем, ложу для прессы у него на крыше и трибуны перед беговой дорожкой и полем для лакросса, которое было раньше футбольным полем.
— Все это расположено довольно близко. Вы по чистой случайности предложили им поискать в том самом месте, где действительно были найдены следы крови?
У меня отпала челюсть. Я сказала:
— Меня правда спросят об этом?
Лиз пожала плечами.
— Не исключено.
— Но, если они станут намекать, что я что-то знала о произошедшем, не значит ли это, что меня тем более должны были расспросить обо всем в девяносто пятом?
— Они могут намекнуть, что новая улика появилась позже. Чьими-то стараниями.
— Это же бред. Разве нет? Такое вообще возможно?
— Все, что им нужно, это сделать легкое внушение. Скорее всего, они попытаются выставить вас не в меру любопытной, пронырливой особой, старающейся сделать себе имя. Их цель — настроить судью против вас.
Я была вынуждена признать, что это будет несложно: только взгляните на ее самодовольную мордашку — такая на все пойдет ради славы. Да ведь она почти не знала никого из них.
Лиз спросила, не нужен ли мне перерыв. Да, нужен. Еще как нужен.
10
Я планировала заехать в кампус повидаться с Фрэн, но была физически и эмоционально истощена, поэтому уговорила ее привезти мальчиков в отель поплавать. Бассейн приличных размеров и гидромассажная ванна лишь наполовину заполняли огромное пространство солярия, выходившее на лужайку за отелем. Три стены были стеклянными, как и пологий потолок, но из толстого зеленого стекла, которое мягко фильтровало свет, окутывая одеялом фальшивого лета влажное, теплое пространство, пахшее хлоркой. Фрэн купила мальчикам «Читос» в автомате, и теперь, когда они принялись сигать в воду, мы с ней подчищали оставшиеся кусочки, пачкая пальцы оранжевым.
Я не притрагивалась к «Читос» уже лет двадцать. Если бы я позволяла себе есть все что захочу, я бы ела их каждый день.
Я рассказала Фрэн о своем утре — все в порядке, она не числилась в свидетелях — и как встретилась вчера вечером с Сакиной и Майком.
— Представь, — сказала Фрэн, тыча в меня кукурузной палочкой, — представь, что Майк бросит жену ради тебя и вы с ним поженитесь в Старой часовне.
