– Прервитесь на секундочку, – попросил Шоу – Я переверну кассету.
Его звали Льюисом. Иногда – Лью. Какое-то время он откликался на Мака, а один семестр сокурсники величали его Брейди. Имя Джефф, на которое он оборачивался еще час назад, теперь ему казалось таким же чужим, как Горацио или Этьен.
– Можете продолжать, – разрешил психиатр. – Вы говорили, отец завоевал медаль на Олимпийских играх. Одну? Разумеется, и это просто фантастика. Только я хотел спросить: он еще когда-нибудь участвовал в состязаниях такого уровня?
– Нет, больше никогда. Ему исполнилось тридцать четыре, когда он взял серебро. После отец занимался тренерской работой.
– Где?
– В Киллингтоне[37], какое-то время. На пике Шугарлоа в округе Франклин. В Стоу – это отроги Аппалачских гор.
– В штате Мэн? – предположил Шоу.
– Да-да, именно. Там мы жили, в Бетеле. Отец обычно уезжал на три-четыре месяца. А позже, когда и у нас стали заниматься лыжным кроссом, он давал уроки в «Бетель-инн».
– Они были счастливы?
– Кто?
– Ваши родители.
Макбрайд не знал, что ответить. В тот момент он пытался понять, почему не счастлив сам – его просто переполняло чувство тревоги. Наконец Льюис пожал плечами и ответил:
– Денег вечно не хватало. Да, в этом все и дело. Мать вырезала купоны в газетах и бегала по распродажам – учителя в частных школах зарабатывают не так уж и много. А у отца доход был слишком… спонтанным. И кажется, мать переживала, когда он внезапно уезжал. Отец был бесшабашным человеком. И мать даже на Олимпиаду с ним не поехала.
– Вот как?
– Когда команда была уже укомплектована, выяснилось, что жену он в Саппоро не возьмет – слишком дорого.
– А после победы?
– Он не победил – не хватило ста метров. Пришел вторым в гонке на десять километров и не получил ни гроша. Думаю, мать считала, что у него задержка развития. Однажды отец растянул лодыжку – совсем некстати, потому что у него не было страховки по нетрудоспособности. Настали тяжелые времена. Помню, мать вставала на лестницу и с верхней ступеньки бросала вниз счета. Затем она спускалась и смотрела: какой лег сверху, тот и оплачивала. – Дюран помедлил. – Вы не могли бы налить мне стакан воды?
– Разумеется, – с готовностью согласился Шоу и направился к холодильнику, где стояла холодная вода.
На самом деле Макбрайда не мучила жажда – он просто тянул время. Откуда-то снизу поднималась волна паники, из-за которой голос противно дрожал, когда Льюис начинал терять контроль над собой. И это при том, что ему дали лекарство.
– Спасибо, – сказал он и отпил глоточек.
– Продолжайте, – настаивал психиатр.
– На чем я остановился?
– Ваша семья переживала не лучшие времена.
– Ах да. Нелегко нам приходилось, но мать по-прежнему сходила по отцу с ума. Думаю, они любили друг друга до самой смерти.
Шоу взглянул на собеседника с сочувствием:
– Родителей нет в живых?
Тот покачал головой:
– Нет. На них рухнул полуприцеп.
Психиатр был поражен.
– Рухнул?
– На Кет-Маусам-роуд прицеп оторвался, пробил ограждение и упал на автомагистраль. Прямо на их «вольво». Смял в лепешку.
– Какое несчастье.
Макбрайд пожал плечами:
– Столько времени прошло…
– Кто о вас заботился? Тети, дяди?
– Никаких родственников не осталось. У матери оказалась какая-то страховка, а я уже учился в колледже, когда все случилось.
– А до того? Вы были счастливы в детстве?
– Не знаю. Наверное. Бетел – хороший город, я дружил со многими ребятами… Да и подрабатывал к тому же.
– Где вы работали?
– В супермаркете, в отделе чулок. Расставлял кегли в кегельбане. А когда стал постарше, устроился вожатым – в Мэне много баз отдыха.
День близился к вечеру. Шоу послал за кофе, потом за пиццей. Несколько раз он спрашивал: не устал ли собеседник, способен ли продолжать? Однако та странная апатия, которая так долго держала Макбрайда мертвой хваткой, заставляя просиживать перед телевизором изо дня в день, ушла. Правда, его не покинул глубинный страх, который время от времени накатывал безо всякой на то причины. В целом же Льюис чувствовал себя бодро, и ему не терпелось вспомнить как можно больше. Действие принятого препарата постепенно сходило на нет, и психиатр стремился продолжить сеанс. Они поговорили о детстве и студенческих годах, о Боудене и Стэнфорде, где Макбрайд защитил докторскую по психологии.
– Мне хотелось заниматься наукой, – пояснил он.
– Итак, вы не практиковали психотерапию, как Джеффри Дюран?
– Нет. У меня не было пациентов. Может, когда-нибудь и занялся бы этим, но в то время я сумел получить грант на исследования в одном институте.
– В каком? – поинтересовался психиатр.
– В Институте глобальных исследований. – Макбрайд поерзал в кресле, кашлянул и скрестил ноги.
– Расскажите подробнее.
– Это фонд, который субсидирует исследования в различных дисциплинах.
– Значит, они не просто оплачивали ваше обучение где-то?
– Нет. Исследователю назначается стипендия и выдают деньги на командировочные расходы. Фонд довольно щедр. Плюс тебе делают неплохую раскрутку.
Шоу нахмурился:
– Какого рода?
Собеседник задумался и беспомощно махнул рукой:
– Простите, я… Что-то мне нехорошо. Я просто попытался понять, сколько времени отсутствовал.
Психиатр покачал головой:
– Вот опять. Так происходит каждый раз, когда вы начинаете блокировать память. Не пытайтесь сосредоточиться на том, где кончается Джефф Дюран и начинается Лью Макбрайд. Просто, – он описал рукой круг в воздухе, – разматывайте мысль. Мы остановились на стипендиях.
Рассказчик кивнул.
– Схема такова: я писал что-то вроде отчета – раз в месяц примерно. Отсылал его директору института, а институт, в свою очередь, рассылал копии моей работы в кучу разных изданий из тех, что финансировали его деятельность. Кроме этого, копии работ получали заинтересованные академики и влиятельные люди в Штатах и за границей.
– Невероятно. Подскажите, как туда обращаются?
– В фонд не обращаются. Все происходит так: тебя кто-то рекомендует. Кто именно – для тебя остается загадкой, хотя обычно это преподаватель или бывший однокурсник. Пару раз приглашают на ленч и расспрашивают – чем бы ты хотел заняться при наличии времени и средств. Если ты не полный дурак, то через некоторое время делаешь заявку на исследование. Они дают кое-какие рекомендации, как лучше его провести, – и проходишь массу тестов.
– Какою рода?
– Наподобие того, что делали вы. Многофазовый профиль личности, тест Майерса-Бриггса – мероприятие на целый день. Это я прекрасно помню.
Шоу состроил гримасу.
– Да? И зачем это им надо?
– Я задал тот же вопрос. Мне ответили, что таким образом отбираются кандидаты, способные работать самостоятельно, – контроль в институте минимальный. Однако я думаю, руководство подбирает людей, которым комфортно работать за границей. На этот пункт они обращают особое внимание.
– На что?
– На работу за границей.
– Хорошо, а в какой области знаний вы специализировались? – поинтересовался психиатр. – Что вы выбрали?
Макбрайд улыбнулся несколько смущенно.
– Моя работа называлась «Анимистическая терапия в странах “третьего мира”».
Шоу приподнял брови:
– Интересно.
– Я ставил перед собой цель изучить психологические и терапевтические составляющие примитивных религий. Исследование охватывало широкий круг тем – начиная с индейских парилен и заканчивая погружением в гипноз, воздействием затмений на функции организма и использованием галлюциногенных грибов в различных культурах.
– И этим вы занимались?
– Да. В этом полушарии я… – Голос рассказчика затих.
– Что?
К горлу подступила тошнота, будто крошечная птичка стала выписывать фигуры высшего пилотажа у Макбрайда в желудке.
– Простите, я отвлекся.
На лбу Шоу прорезались глубокие морщины.
– Итак, чем вы занимались?
– Я много ездил по Южной Америке, по Карибам. Чего только не изучал… Даже написал доклад «Марафоны на сверхдлинные расстояния как способ самобичевания и медитации». Две из моих статей напечатали в «Таймс».
– Чему они были посвящены? – поинтересовался Шоу.
– Одна – духовным аспектам видеоигр, достаточно смелая работа. Другая называлась «Общинные традиции употребления алкоголя для облегчения сезонных эмоциональных расстройств».
– И на что походило исследование последнего вопроса?
Льюис засмеялся:
– В феврале меня забросили на Юкон, и там я напился с эскимосами.
– А потом что?
– Плевал на погоду.
Шоу засмеялся.
– Вы упомянули про Карибы.
– Да. Какое-то время я пробыл на Гаити. Изучал использование голосовых модуляций и ритмических ключей для постгипнотических внушений.
– Звучит очаровательно.
– Так и было, – сказал Макбрайд и отстучал пальцами ритм на поверхности стола: «Та-та-та, тук, тук» – пять ударов. – Вот такие короткие послания заправляют большими делами.
