Мы привязали лодку к одиноко стоящему красному клену, полускрытому папоротником, дожидавшемуся дождей, чтобы возродиться к жизни. Морфи разделся, оставшись в трусах, и велосипедках, и, смазавшись жиром, влез в гидрокостюм. Потом он надел ласты, пристегнул акваланг и проверил его.
— В основном глубина в этих болотах футов десять-пятнадцать, но здесь — другое дело, — попутно рассказывал Морфи. — Даже по цвету можно заметить, что здесь глубже: футов двадцать или того больше.
В воде плавали листья, ветки и бревна, а над поверхностью воды без устали носились насекомые. Зелень воды быстро темнела с глубиной.
Морфи ополоснул маску и обернулся ко мне.
— Вот уж никогда не думал, что в выходной буду искать призраков на болотах.
— Как говорил Рэймонд Агуиллард, он видел девушку здесь, — ответил я. — И Дэвида Фонтено убили неподалеку, немного выше по реке. Здесь точно что-то есть. Ты помнишь, что нужно искать?
Морфи кивнул.
— Это какая-то емкость, тяжелая и запечатанная.
Морфи включил фонарь, затем надел маску и стал подсасывать кислород. Я прикрепил один конец веревки к его поясу, а другим обвязал ствол клена, потом подергал, проверяя крепость узла, и похлопал Морфи по плечу. Он показал большой палец в знак одобрения и вошел в воду. На расстоянии двух-трех ярдов Морфи начал спуск, и я постепенно стал травить веревку.
Большим опытом подводного плавания я похвастаться не мог. Когда-то мы со Сьюзен ездили во Флориду, и на островах Флорида-Кис я получил несколько основных уроков обращения с аквалангом. Я совсем не завидовал Морфи, который в это время плавал в зеленой глубине. Подростком я ходил со сверстниками купаться на реку Страудуотер. Сейчас по ней проходит граница Портленда. В водах этой реки водились длинные тощие щуки, в злобном облике которых чудилось нечто первобытное. Когда их холодные скользкие тела, случалось, касались наших голых ног, в памяти невольно всплывали разные байки о том, как щуки кусали маленьких детей и утаскивали на дно плывущих собак.
Воды болота Хани-Айленд в сравнении с речкой моего детства казались другим миром. Обитающие здесь змеи, влажно поблескивающие на солнце, и кусающиеся черепахи придавали этим местам первозданную дикость, которой не знали тихие заводи в Мэне. Но воды Хани-Айленда служили домом и панцирной щуке, и окуню, и рыбе амии. А еще аллигаторам.
Такие воспоминания и мысли теснились в моей голове, когда Морфи ушел в глубину. А еще я думал о девушке, которая, возможно, покоилась в этих водах, и обитатели глубин, чьих названий она не знала, толкались в стенки ее подводной могилы, а иные пытались отыскать проеденные ржавчиной ходы, чтобы проникнуть внутрь и добраться до гниющей плоти.
Минут пять спустя над водой показался Морфи. Он указал на северо-восток, отрицательно покачивая головой. Затем он снова нырнул, и веревка потянулась за ним в южном направлении. Еще через пять минут веревка быстро задвигалась, и Морфи вынырнул, но дальше места, где веревка ушла под воду. Он приплыл на берег и снял маску с загубником.
— Там, — часто дыша, он махнул рукой в сторону южного конца протоки, — там пара металлических ящиков, фута четыре длиной, ширина их два фута, а глубина около восемнадцати дюймов. Один ящик пустой, а другой закрыт и заперт. В двух сотнях ярдов от них куча масляных бочек, помеченных красным трилистником. Они принадлежат химической компании Бревиса. Она действовала в Западной части Батон-Руж до 1989 года. А потом случился пожар, и компания развалилась. Вот такие дела. А больше там внизу ничего нет.
Я посмотрел в конец протоки, где сквозь воду проглядывали толстые корни.
— А если привязать к ящику веревку, мы сможем его вытащить?
— Вытащить-то, мы его вытащим, но от тяжелый и если раскроется, может пострадать то, что внутри. Надо привезти лодку к тому месту и попытаться ящик поднять.
Жара становилась все ощутимее, хотя деревья на берегу давали некоторую защиту от солнца. Морфи достал из ящика со льдом две бутылки минеральной воды. Мы выпили их, сидя на берегу, а потом перегнали лодку к оставленной Морфи отметке.
Пока я тянул ящик наверх, он дважды цеплялся за что-то, и я ждал сигнала напарника, чтобы продолжить подъем. Наконец над водой показался серый металлический корпус. Морфи подталкивал его снизу. Но, перед тем как поднимать, он нырнул и привязал сигнальную веревку к одной из бочек, чтобы не искать их по всему дну.
Я привел лодку к месту стоянки и выволок ящик на берег. Цепь и замок были слишком старые и ржавые, чтобы в ящике оказалось что-то, представляющее для нас интерес. Я ударил топором по ржавому замку, соединявшему цепь. В это время на берег вышел Морфи. Сдвинув маску на лоб и не снимая баллонов, он опустился на колени рядом со мной. Я дернул крышку, но она не спешила поддаваться. Тогда я несколько раз ударил обухом топора по крышке снизу, и она, наконец, открылась.
Внутри находилась партия ружей «спрингфилд» и еще кости какого-то животного, судя по всему, маленькой собачки. Приклады почти полностью сгнили, но на металлических табличках все еще можно было разобрать клеймо «LNG».
— Краденые ружья, — Морфи достал одно и стал разглядывать. — Выпуск 1870 или 1880 года. Наверное, власти объявили о пропаже, и воры утопили их здесь, чтобы потом за ними вернуться.
Морфи ткнул пальцем в собачий череп.
— Кости тоже могли бы кое о чем рассказать. Жаль, никому не мерещилась на болотах собака Баскервилей. Тогда бы разгадка оказалась у нас в кармане, — он взглянул на ружья, потом посмотрел в сторону, где на дне лежали масляные баки, и со вздохом поплыл к метке.
Тащить бочки оказалось делом непростым и утомительным. Пока мы пытались вытащить первую, цепь соскакивала трижды. Морфи достал другую цепь и обвязал ею бочку крест-накрест. Моя попытка открыть ее едва не закончилась кораблекрушением, поэтому нам пришлось перевезти бочку на твердую почву. Наконец мы ее туда доставили и открыли, но не обнаружили ничего, кроме испорченного отработанного масла. В емкостях имелись специальные отверстия для загрузки, но при необходимости поднималась и вся крышка. Во второй бочке не было и этого. В ней лежали только камни, игравшие роль балласта.
Морфи к тому времени совершенно выдохся. Мы сделали перерыв и немного перекусили курятиной с хлебом и выпили кофе. Уже перевалило за полдень, и сырая духота давала о себе знать. После короткого отдыха я предложил понырять вместо Морфи. Он не возражал, так что я вручил ему свою кобуру, а сам облачился в гидрокостюм.
Вода оказалась неожиданно прохладной. Когда я погрузился по грудь, у меня даже дух перехватило. Я двигался вперед, держась за веревку-указатель. Тяжелые цепи оттягивали плечо. Добравшись до отмеченного места, я включил фонарь и нырнул.
Я не предполагал, что в этом месте так глубоко и темно. Ряска местами полностью загораживала солнечный свет. Пять оставшихся бочек были собраны в кучу вокруг подтопленного ствола старого дерева, глубоко уходившего корнями в дно болота. Любая лодка, следующая к берегу болота, непременно обогнула бы это место, так что бочки могли лежать на дне в целости и сохранности много лет. У основания дерева вода имела более темный цвет, что в сочетании со слабым освещением делало цистерны практически неразличимыми.
Я обвязал верхнюю бочку цепями и дернул, проверяя на вес. От рывка она покатилась на дно, попутно выдернув из моих рук веревку. Мутя воду, со дна взметнулись тучи грязи и тины. Я почти ничего не видел. Мало того, бочка дала течь, и видимость пропала совсем. Вдруг сверху донесся приглушенный звук выстрела. В первый момент я решил, что у Морфи неприятности, но потом вспомнил, что по нашей договоренности должен означать этот сигнал, и мне стало ясно, что дела плохи не у Морфи, а у меня.
Я рванулся к поверхности сквозь черную муть и тут увидел аллигатора. Он был не такой уж большой — чуть больше человеческого роста, — но светлое брюхо и пасть, утыканная частоколом разнокалиберных зубов, попавшие в пучок света фонаря, не понравились мне совершенно. Ему, как и мне, мешали ориентироваться разлившееся масло и муть со дна, но он, как видно, держал курс, на луч моего фонаря. Я выключил свет, но сразу же потерял из виду аллигатора и в последнем рывке достиг поверхности.
Веревка-ориентир находилась в пятнадцати футах от меня, а рядом с ней и Морфи.
— Давай быстрей сюда! — крикнул он. — Там больше нигде не выйдешь.
Я торопливо поплыл к нему, ни на секунду не забывая о зубастом соседе. Вот он — у поверхности футах в двадцати слева ребристая спина, голодные глаза и пасть с могучими челюстями, нацеленная в мою сторону. Я перевернулся и поплыл на спине, чтобы не упускать аллигатора из виду. Время от времени я хватался за веревку и немного подтягивался.
Меня отделяли от лодки считанные футы, когда аллигатор прибавил скорость, смекнув, что обед может ускользнуть.
