РИЧ
— Что вам здесь нужно? — спрашивает Эмма Хант.
— Как ни странно, нам поступил звонок по 911.
— Я не звонила в по… Джейкоб! — восклицает она, разворачивается и взлетает по лестнице.
Я вхожу в дом и вижу Тео, который недоуменно смотрит на меня.
— Мы не собираемся делать пожертвования в профсоюз полицейских, — саркастически замечает он.
— Спасибо. — Я киваю на лестницу. — Я… мне… можно войти?
И, не ожидая его ответа, направляюсь в комнату Джейкоба.
— Жестоко с тобой обращаюсь? — слышу я крик Эммы, когда подхожу к двери. — Да тебя за всю жизнь и пальцем никто не тронул!
— Есть физическое насилие, а есть моральное, — возражает Джейкоб.
Эмма кивает на меня.
— Я никогда не поднимала на сына руку. Хотя сейчас они так и чешутся.
— У меня для тебя три слова, — говорит Джейкоб. — Доктор! Генри! Ли!
— Криминалист? — Я абсолютно ничего не понимаю.
— Завтра он выступает в университете Нью-Гемпшира, а она говорит, что мне нельзя туда поехать.
Эмма смотрит на меня.
— Теперь вы видите, с чем мне приходится иметь дело?
Я поджимаю губы, размышляя.
— Позвольте мне минутку поговорить с ним наедине.
— Серьезно? — Она смотрит на меня в упор. — Разве три часа назад вы не присутствовали в зале суда, когда судья разъяснял, какие шаги следует предпринимать при ведении допроса Джейкоба?
— Это не допрос, — заверяю я ее. — Я буду разговаривать не как полицейский.
Она машет рукой.
— Мне плевать. Делайте, что хотите. Оба.
Когда на лестнице стихают ее шаги, я сажусь рядом с Джейкобом.
— Тебе известно, что нельзя звонить в 911, если только ты не попал в настоящую беду?
Он хмыкает.
— Тогда арестуйте меня. Ой, постойте-ка, я и так уже под арестом!
— Ты слышал о мальчике, который постоянно кричал «Волк! Волк!»?
— Я ни слова не сказал о волках, — отвечает Джейкоб. — Я сказал, что со мной жестоко обращаются, — так оно и есть. Мне представился единственный шанс встретиться с доктором Ли, а она даже не стала в это вдумываться. Если я достаточно взрослый, чтобы допрашивать меня без опекуна, почему я не могу пойти на автобусную остановку и самостоятельно отправиться в Нью-Гемпшир?
— Ты достаточно взрослый. Просто ты опять окажешься в тюрьме. Ты этого хочешь? — Краешком глаза я замечаю выглядывающий из-под подушки ноутбук. — Почему твой компьютер под одеялом?
Он достает его и обхватывает двумя руками.
— Я подумал, что вы украдете его, как забрали остальные мои вещи.
— Я их не крал. У меня был ордер на обыск. В свое время ты все получишь назад. — Я смотрю на него. — Знаешь, Джейкоб, мама просто тебя защищает.
— Заперев дома?
— Нет, это сделал судья. Чтобы ты не нарушил условия выхода под залог.
Мы секунду молчим, потом Джейкоб бросает на меня косой взгляд.
— Я не понимаю ваш голос.
— Ты о чем?
— Вы должны злиться, потому что я заставил вас приехать. Но вы не злитесь. И в полицейском участке, когда мы беседовали, вы тоже не злились. Вы относились ко мне, как к старому приятелю, но в конце концов все же арестовали. А друзей не арестовывают. — Он хлопает руками между коленями. — Честно сказать, люди для меня загадка.
Я киваю в знак согласия.
— Откровенно говоря, и для меня тоже, — признаюсь я.
ТЕО
Что ж это копы так зачастили в наш идиотский дом?
Я хочу сказать: арестовали Джейкоба — ну и пусть дальше все идет по закону!
Ладно, я понимаю, что на этот раз их вызвал сам Джейкоб. Но могли бы просто позвонить и заставить отменить вызов. Тем не менее полиция — в частности, вот этот коп — так и маячит у нас на пороге. Он только что говорил с мамой, а сейчас я слышу, как он болтает с Джейкобом о личинках, которые заводятся на теле через десять минут после смерти.
А теперь объясните, какое именно отношение это имеет к звонку в 911, а?
Вот что я думаю: детектив Метсон пришел к нам не для того, чтобы поговорить с Джейкобом.
И уж точно не для того, чтобы поболтать с мамой.
Он пришел, потому что знает: чтобы попасть в комнату Джейкоба, ему нужно пройти мимо моей спальни, значит, он может заглянуть ко мне, по крайней мере, дважды.
Может быть, кто-нибудь заявил о пропаже компьютерной игры?
Может быть, он просто ждет, что я дам слабину, упаду к его ногам и признаюсь, что это я был в доме Джесс Огилви незадолго до прихода брата. А потом он посоветует этой сучке-прокурорше вызвать меня в качестве свидетеля обвинения. И заставить давать показания против Джейкоба.
По этим причинам и еще по десятку других, которые я еще не придумал, я закрываю дверь и запираюсь изнутри, поэтому, когда детектив Метсон снова проходит мимо моей комнаты, мне не нужно встречаться с ним взглядом.
ДЖЕЙКОБ
Никогда бы не подумал, что Рич Метсон окажется не полным идиотом.
Например, он рассказал мне, что можно по форме черепа определить пол, потому что у мужчин подбородок квадратный, а у женщин — закругленный. Он рассказал мне, как ездил на «Ферму трупов» в Ноксвилл, штат Теннесси, где на целом акре земли находятся трупы на разных стадиях разложения — и судебные антропологи могут отслеживать воздействие окружающей среды и насекомых на процесс гниения.
Это, конечно, не доктор Генри Ли, но достойный утешительный приз.
Я узнаю, что у него есть дочь, которая, как и Джесс, теряет сознание от вида крови. Когда я рассказал ему об этой особенности Джесс, его лицо перекосилось, как будто он учуял нечто ужасное.
Через некоторое время я обещаю, что больше не буду звонить в полицию и жаловаться на маму, если только она не станет наносить мне тяжкие телесные повреждения. А он убеждает меня, что главное сейчас — извиниться перед ней.
Когда я провожаю его вниз, мама меряет шагами кухню.
— Джейкоб хочет вам кое-что сказать, — сообщает он.
— Детектив Метсон пришлет мне снимки разлагающихся трупов, — говорю я.
— Не это. Другое.
Я выпячиваю губы, потом закусываю. Делаю так дважды, как будто растворяя слова во рту.
— Я не должен был звонить в полицию. Это все импульсивность Аспергера.
Лицо мамы застывает, как и лицо детектива. Лишь произнеся эти слова, я понимаю, что они, вероятно, списывают смерть Джесс на импульсивность, присущую человеку с синдромом Аспергера.
Другими словами, заговаривать об импульсивности как следствии моего заболевания — немного необдуманно.
— Полагаю, мы все уладили, — говорит детектив. — Приятного вам вечера.
Мама касается его рукава.
— Спасибо вам.
Он смотрит на нее, как будто собирается сказать нечто важное, но вместо этого произносит:
— Не за что меня благодарить.
Когда он уходит, поток холодного уличного воздуха окутывает мои лодыжки.
— Тебе что-нибудь приготовить? — спрашивает мама. — Ты так и не обедал.
— Нет, спасибо. Пойду прилягу, — говорю я, хотя на самом деле просто хочу побыть один. Я понял: когда вам что-то предлагают, а вы не хотите, собеседник в действительности не хочет слышать правду.
Она пробегает глазами по моему лицу.
— Ты заболел?
— Нет, со мной все в порядке, — отвечаю я. — Правда.
Я чувствую ее пристальный взгляд, когда поднимаюсь по лестнице.
Я не собирался ложиться, но все-таки ложусь. И, похоже, засыпаю, потому что внезапно рядом со мной оказывается доктор Генри Ли. Мы склонились над телом Джесс. Он разглядывает зуб, лежащий в ее кармане, ссадины на спине. Заглядывает в ноздри.
«Да, — говорит он, — понимаю. Я вижу, почему тебе пришлось сделать то, что ты сделал».
ДЕЛО 8: Один на шесть миллиардов
В восьмидесятых и девяностых годах в районе городов Сиэтл и Такома, штат Вашингтон, были обнаружены тела более пятидесяти женщин. Жертвы в большинстве своем были проститутками или сбежавшими из дому подростками. Тела находили либо в реке Грин-ривер, либо неподалеку. Преступник получил прозвище «Убийца с Грин-ривер». Имя преступника оставалось неизвестным, пока на помощь не пришла наука.
