Мазуревичуте поспешно сделала несколько шагов назад. Успокойся, попросила она себя. Это воспоминания ее так взбудоражили. Вот она и потеряла контроль над собой. К тому же день сегодня необычный, Феликсу семьдесят лет…
— Вы решили, Рута, поиграть со мной, — с откровенной обидой произнес Лагунов.
— Простите, Сережа, я повела себя неправильно.
— И только-то, — теперь разочарованно произнес Лагунов.
— Да, только — подтвердила Мазуревичуте. — Женщины в моем возрасте иногда ведут себя необдуманно. Трудно бывает смириться, что молодость ушла и никогда не вернется. Некоторым хочется от этого выть.
— Но не вам же?
— Не мне, — согласилась она. — Но горечь никуда не деть. Лет через пятнадцать вы лучше меня поймете.
— Поверьте, когда я смотрю на вас, то воспринимаю вас исключительно молодой.
— Верю в то, что вы ко мне не объективны, Сережа, — улыбнулась Мазуревичуте. — Но это пройдет.
— Ни за что! — заверил Лагунов.
— А знаете, вы тоже не совсем сейчас похожи на себя, — сказала Мазуревичуте. — Сегодня все тут немножечко другие.
— Почему?
— А кто его знает. На человека так много всего влияет, что не всегда определишь причины. Когда мы жили вместе с Феликсом, он любил повторять, что мы самые зависящие от внешних сил существа. И никогда до конца не знаем, как поступим в следующий миг. Отсюда потенциальная постоянная опасность, которая идет от каждого из нас. Что-то мы с вами заговорились.
— Я бы хотел поговорить еще.
— На данный момент достаточно. Вместо нашего разговора подумайте о том периоде, в который хочется мысленно возвратиться. Я бы сильно огорчилась, если бы у меня его не было. До встречи на юбилее.
Мазуревичуте вышла с террасы, сопровождаемая грустным взглядом Лагунова.
104
После завтрака Антон решил зайти к матери. Что-то в ее поведение вызывало у него беспокойства, хотя, что именно определить не мог. Когда он вошел к ней в номер, Анастасия Владимировна выбирала наряд. Вещи были разложены на кровати, и их было очень много. Он и не знал, что она привезла с собой целый гардероб.
— Я все выбираю, Тошенька, в чем пойти на юбилей, — сообщила она. — Не подскажешь.
— Нет, мама, я в этом не спец, решай сама. — Заниматься выбором наряда для матери ему совершенно не хотелось.
Анастасия Владимировна кивнула головой.
— Да, я знаю, но все же ты мужчина. Что тебе тут понравилось?
— Мне нравится все, — ответил Антон, даже не посмотрев на разложенные на кровати наряды.
Анастасия Владимировна улыбнулась.
— Я понимаю тебя, Феликс всегда хвалил мой вкус. Однажды он мне даже сказал, что обратил на меня внимание потому, что я была на курсе лучше всех одета. И я всегда старалась поддерживать этот свой имидж.
— Это тебе не помогло, — невольно вырвалось у Антона.
Анастасия Владимировна быстро посмотрела на сына.
— Так получилось, ничего не поделаешь.
— Вот именно. — Антон сел на стул. — Ты хорошо себя чувствуешь?
— Почему ты спрашиваешь?
— Ну, так, в твоем возрасте не всегда хорошо себя чувствуешь.
Анастасия Владимировна несколько секунд молчала.
— Я хочу тебя попросить, Антон.
— И о чем, мама?
— Я знаю, ты недоволен отцом. Но он все же твой отец. Поэтому веди себя сдержанно.
— Ты называешь его отцом! — вдруг вскипел Антон. — Он бросил меня ребенком. Все его отцовство состоит в том, что однажды его сперматозоид соединился с твоей яйцеклеткой. Вот и вся его заслуга.
— То, что ты говоришь, ужасно, Антон.
— Но так все оно и есть. Всем я обязан только тебе. И я это помню.
— Я сделала, что могла. И я всегда воспитывала тебя в уважении к отцу. Я переживаю, когда вижу между вами разлад. Не порть ему юбилей, Тошенька. Я хочу, чтобы все прошло хорошо.
— Как уж получится, мама, как получится.
На глазах женщины появились слезы.
— Ты совсем меня не слушаешь, я для тебя давно никто.
— Это не так, — возразил Антон, но его ответ прозвучал неубедительно. — И очень прошу, не плачь.
Анастасия Владимировна закрыла руками лицо. Ее плечи затряслись.
— Я всегда боялась в старости остаться совсем одной. И вот осталась.
— У тебя есть я, невестка, внуки.
— Невестка мною не интересуется, внуков я вижу редко, а ты занят своими делами. Тебе не до бедной матери.
Антон почувствовал раздражение, он терпеть не мог, когда мать начинала его попрекать. Обычно он вставал и уходил. Он собрался так сделать и сейчас, но в этот момент Анастасия Владимировна уже по-настоящему разрыдалась. Антон пожалел, что не ушел хотя бы минутой раньше, а теперь оставлять мать в таком состоянии невозможно.
— Перестань плакать, — почти приказал он.
— А что мне еще остается делать? — сквозь слезы пробились ее слова.
— Успокоиться. У тебя все хорошо. Послушай, мама, — сделал Антон вид, что к нему только что пришла идея, — а не желаешь устроиться в пансионат?
— Что за пансионат? — удивленно взглянула Анастасия Владимировна на сына заплаканными глазами.
— Ну, не совсем пансионат, это дом престарелых. Есть очень замечательные учреждения, в них прекрасный уход и вообще все условия. И людей там много, будет не скучно и не одиноко.
— Ты хочешь меня туда отдать?
— Совсем нет, я лишь предлагаю подумать. Можно съездить в такое учреждение, все посмотреть. Ни о каком принуждении и речи нет.
— Я знаю, я тебя утомляю.
— Опять ты за свое. Я хочу как лучше.
— Это обычный аргумент, когда один человек хочет избавиться от другого. Лучше бы мне умереть.
— Хватит про смерть! — снова не выдержал Антон, прикрикнув на мать. — Это всегда успеешь. Но ты еще можешь отлично пожить.
— В доме престарелых?
— А почему нет. Мы станет тебя часто навещать.
— Думаешь, не знаю, как только ты отправишь меня туда, сразу же обо мне забудешь.
— Я у тебя такой плохой?
Анастасия Владимировна посмотрела на сына и кивнула головой.
— Ты плохой, Антон, но я тебя люблю. Мне больше некого любить.
— Вот как ты обо мне думаешь. Извини, я пойду.
Не дожидаясь ответной реплики, он вышел из номера. И сразу же почувствовал облегчение. И что он дурак поплелся к ней, да еще проговорился про дом престарелых. Теперь она постоянно станет думать на эту тему. И чем больше, тем негативней относиться к этой идеи. Но ему все очевидней, что с матерью надо что-то решать, иначе у него не хватит надолго терпения переносить ее.
105
Андрей сидел на скамейке и курил подряд уже вторую сигарету. Мысли бесконечно крутились в голове, но как буксующее колесо не приводили ни к какому движению. И что ему делать молодой человек не представлял. С каким бы огромным удовольствием он бы дал деру отсюда прямо сейчас. В паспорте шенгенская виза, можно уехать едва ли не в любую страну Европы. Вот только в кармане полная пустота. А что делать без денег. Все надежды их раздобыть у этого долбоеба Каманина оказались тщетными. А других источников больше не только нет, но и не предвидятся.
Андрей докурил сигарету и бросил ее на землю, хотя рядом стояла урна. Ничего уберут, подумал он.
Андрей увидел, как нему одетый в свою сутану приближается Николай. И какой только черт принес этого монаха, скривился Андрей. Зануда еще тот! Сейчас начнет проповедовать.
Николай остановился в нескольких шагах от Андрея.
— Можно сесть рядом? — спросил Николай.
— Место мною не куплено, садитесь, — хмыкнул Андрей.
Николай сел рядом.
— Я хочу с вами поговорить, Андрей.
— И о чем?
— Это очень важная для вас тема. Я смотрю на вас и ясно вижу, вы — заблудшая душа.
— Что?! — изумился Андрей. — Это как понимать?
Но Николай не спешил с ответом. Он вспоминал свои беседы с наставником. Для него тема заблудших дул была одна из любимых, они подолгу беседовали о них. И Николай хорошо помнил его слова: если встретишь такую душу, не проходи мимо, непременно постарайся помочь и вернуть ее на истинный путь. Вот он, Николай, и подошел к этому парню с этой целью.
