Папа, ты ведь знаешь, пить я не буду ни за что…»
Последняя фраза обожгла его, точно каленым железом. Дочь напомнила ему о том, что он натворил. Карла ни за что не станет пить, потому что ее отец — алкоголик, разбивший семью. Да, он одержал победу над собой и уже сто пятьдесят шесть дней не пьет, но прошлое не изменишь. Он не знал, как ответить дочери; он понял, что допустил бестактность, грубую ошибку, и ее никак нельзя загладить. Он ответил Карле только через два дня. Поделился радостью от покупки велосипеда. Похвастал, что теперь служит в Главном управлении уголовного розыска Западной Капской провинции. Карла порадовалась за него: «Папа, как хорошо! Наверное, твоя работа гораздо интереснее, чем моя. Я работаю, сплю и ем. Разве что в выходной, в понедельник, осмотрела Букингемский дворец…»
Постепенно их переписка наладилась. Они обменивались письмами раза по два в неделю. Послания где-то по четыре-пять недлинных абзаца. Гриссел все больше и больше втягивался в переписку, с нетерпением ждал ответов дочери. Сначала ему лишь хотелось узнать, как она живет, но потом появился интерес и писать самому. В течение дня он прикидывал, о чем будет писать: не забыть рассказать Карле о том, об этом. Слова придавали его незначительной жизни некоторый вес.
Но неделю назад ноутбук неожиданно не захотел выходить в Интернет. И даже компьютерный гений из отдела техподдержки, который наставлял его по телефону, неожиданно растерялся. Его окончательный вердикт обескураживал:
— Придется вам отнести ноутбук туда, где вы его покупали!
Но как последовать такому совету? Гриссел купил ноутбук на аукционе-распродаже краденых вещей…
Вечером в пятницу после работы он столкнулся в подъезде с Чармейн Уотсон-Смит, соседкой из сто шестой квартиры. Чармейн уже давно отпраздновала свое семидесятилетие. Тихая старушка с пучком седых волос. Одинокая, щедрая, жизнерадостная. Чармейн знала почти всех жильцов — в том числе и то, какая у кого профессия.
— Как ваша дочь? — осведомилась Чармейн.
Гриссел поделился с ней огорчением: компьютер не работает, и невозможно обмениваться письмами.
— А знаете, возможно, мне удастся найти человека, который вам поможет.
— Кто он такой?
— Подождите денек-другой.
Вчера, в понедельник, в полседьмого вечера, он гладил в кухне, когда к нему в дверь позвонила Белла.
— Тетушка Чармейн попросила меня взглянуть на ваш компьютер.
Гриссел и раньше сталкивался возле дома с молодой женщиной в сером офисном костюме безобразного покроя. Она жила в соседнем подъезде и возвращалась примерно в одно время с ним. Он почти не замечал ее, помнил только короткие светлые волосы и очки. В руках соседка сжимала портфель. В конце дня она всегда выглядела усталой.
Увидев соседку у себя на пороге, Гриссел едва узнал ее: она показалась ему красавицей. Настораживал лишь портфель, который она прижимала к бедру.
— О… входите! — Он выключил утюг.
— Белла ван Бреда. Я из шестьдесят четвертой квартиры. — Видимо, ей было так же неловко, как и ему.
Гриссел быстро пожал протянутую руку. Ладонь у нее оказалась маленькая и мягкая.
— Бенни Гриссел.
После работы Белла ван Бреда успела переодеться в джинсы и красную блузку. Гриссел заметил, что она накрасила губы ярко-красной помадой. Глаза за линзами очков смотрели застенчиво, но полные, чувственные губы Гриссел оценил сразу.
— Тетушка Чармейн у нас… — Гриссел запнулся, подыскивая нужное слово, — настоящий сыщик!
— Знаю. Но она — прелесть. — Белла разглядела ноутбук, лежащий на рабочем столе в кухне. Другого стола у него в квартире не было. — Этот компьютер?
— Д-да… — Гриссел включил ноутбук. — У меня Интернет не работает… отключился, и все. Вы разбираетесь в компьютерах?
Они стояли рядом и ждали, пока ноутбук загрузится.
— Я работаю в отделе техподдержки, — ответила она, ставя портфель на пол.
— Вот как…
— Многие считают, что это мужская работа.
— Нет, что вы… Мне совершенно все равно, лишь бы человек разбирался…
— В чем, в чем, а в компьютерах я разбираюсь. Можно? — Она показала на ноутбук.
— Да, пожалуйста. — Гриссел придвинул ей барный стул. Белла уселась перед воплощением искусственного интеллекта.
Гриссел исподтишка разглядывал ее. Какая стройная фигура! Раньше она казалась ему настоящей толстухой, но, наверное, все дело в уродливом костюме, а может, в ее лице. Такое круглое лицо подходит более полной женщине.
Гриссел определил на глазок возраст соседки: лет двадцать восемь. Он ей в отцы годится.
— Вы так подключаетесь? — Она ткнула в иконку на рабочем столе.
— Да.
— Можно войти в меню?
Гриссел не сразу понял, о чем она толкует.
— Да, пожалуйста.
Белла щелкнула мышью, посмотрела в монитор, ненадолго задумалась и сказала:
— Похоже, вы случайно изменили IP-адрес назначения. В нем не хватает одной цифры.
— Вот как…
— Номер у вас где-нибудь записан?
— Кажется, да… — Он вытащил из буфета целлофановый пакет, в который складывал все инструкции к бытовой технике, и принялся рыться в бумажках. — Вот… — Он ткнул пальцем.
— Так и есть! Видите, восьмерки не хватает. Должно быть, вы ее стерли. Такое случается довольно часто… — Белла набрала номер, щелкнула мышью, и вдруг модем ожил и, как всегда, жалобно запищал.
— Чтоб мне провалиться! — Гриссел был потрясен до глубины души.
Белла рассмеялась.
Потом он предложил ей выпить кофе. Или чай ройбуш — его любила Карла.
— Больше у меня ничего нет.
— Спасибо, выпью кофе.
Когда Гриссел ставил чайник, она сказала:
— Вы сыщик!
Гриссел ответил вопросом:
— Что тетушка Чармейн вам обо мне не рассказала?
Понемногу они разговорились, может, лишь потому, что впереди у обоих маячила перспектива одинокого вечера. Без всякой задней мысли — Бог свидетель! — он отнес кофе в гостиную. Он твердил себе: по возрасту он годится ей в отцы. Но… какие у нее губы! Он успел заметить и безупречную кожу, и пышный бюст, который, как и лицо, как будто принадлежал другой, более полной женщине.
Бенни и Белла вели светскую беседу; разговор то и дело буксовал. Ведь они были совершенно чужими друг другу людьми, которым не с кем поговорить вечером в понедельник…
Они пили растворимый кофе с сахаром и искусственными сливками. А потом Гриссел совершил большую ошибку. Машинально взял верхний компакт-диск из стопки и поставил в CD-плеер на ноутбуке. Больше не на чем прослушать музыку. Правда, у него имеется переносной «сони», но его можно слушать только в наушниках.
Белла удивилась:
— Вы любите Лизе Бекман?
— Да, очень люблю, — ответил Гриссел в порыве откровенности.
В глазах у Беллы сверкнули искорки, она словно заново что-то разглядела в нем.
Диск Лизе Бекман он купил после того, как услышал по радио в машине песню «Мой любимый». Голос певицы — страстный и вместе с тем ранимый — тронул его за живое. И мелодия тоже понравилась. Гриссел оценил и аранжировку, и аккомпанемент. Он пошел в магазин и купил диск. Он слушал его на своем переносном плеере «Сони», прикидывая, как аккомпанировал бы на бас-гитаре. Ему очень понравились стихи. И не только. Сочетание слов, музыки и голоса вызывало ощущение счастья и грусти. Гриссел не помнил, когда в последний раз музыка вызывала в нем такие чувства, такую тоску по неведомому. И когда Белла ван Бреда спросила, любит ли он Лизе Бекман, он впервые за много времени получил возможность излить душу. Вот почему у него и вырвалось: «Да, очень люблю». Он ответил пылко, от всего сердца.
— Хотелось бы и мне так петь, — вздохнула Белла, и Гриссел, как ни странно, понял, что она имела в виду. Он испытывал такое же желание: петь о жизни во всех ее проявлениях так же проникновенно, глубоко и… так же принимать жизнь. Сам он не умел относиться к жизни так, как лирическая героиня Лизе Бекман. Отвращение — вот что он испытывал чаще всего. Трудно объяснить, откуда у него постоянное омерзение и раздражение по отношению ко всему, и прежде всего к самому себе.
— Я понимаю, — признался Бенни.
Вскоре они разговорились. У них нашлось множество тем для обсуждения. Белла рассказала ему о себе. Он рассказал о своей работе. Уголовный розыск — настоящий кладезь разных историй об интересных делах, дураках свидетелях, причудах сослуживцев. Белла призналась, что хотела бы открыть собственную фирму, и ее глаза зажглись страстью и воодушевлением. Гриссел по-хорошему позавидовал ей. У нее есть мечта. А у него ничего нет. Только так, фантазии. Но о них никому не расскажешь. Их можно ворочать в голове, бренча по вечерам на гитаре. Например, приковать Тёнса Йордана наручниками к микрофону и приказать: «А ну, пой, да не одну песню, а все подряд!» И чтобы соло на гитаре исполнял Антон Ламур, а он, Бенни, подыгрывал на басе… Эх, они бы такое устроили! А еще Грисселу хотелось познакомиться со Скалком Яубертом и задать ему единственный вопрос: «Чувак, как ты ухитряешься играть на бас-гитаре, словно она встроена тебе в голову?»
