– Он просто пьян, душа моя, – констатировал Аллан. – Хорошо бы унести его в спальню. Яцек, давай, ты за ноги, я за руки, оттащим этого скандалиста наверх, – распорядился он.
– Я помогу, – вызвался Аркадий.
Мужчины втроем потащили Пьера на второй этаж. Оставшиеся женщины и господин Прудон молчали. Когда молчание стало гнетущим, Оля робко спросила:
– Может, выпьем кофе? У меня во рту пересохло.
– Сейчас распоряжусь, – благодарно посмотрела на нее Наташка и вышла из комнаты.
Я стала подбирать фотографии. Семья Прудон тихо ушла.
– Что ж теперь, когда остались все свои, можно и отдохнуть, – засмеялась Жаклин и взяла одну из фотографий. – Ну и вид у этих мужиков! Вы знали, что Жан – педик? – обратилась она к Андре.
– По-моему, нам не следует рассматривать эти фото, – отозвалась та. – Сексуальная жизнь Жана нас нисколько не касается.
– Кофе подан, – объявила Софи, и мы перешли в столовую.
Наташка, очень бледная, сидела на диване.
– Прошу простить за то, что вам пришлось вытерпеть эту ужасную сцену. Впрочем, я даже рада, что она произошла. Наконец-то можно объясниться. Я, конечно, знала, что Жан гомосексуалист. Именно по этой причине распался его брак с Катрин. Когда мы встретились, Жан очень хотел, как он говорил, “измениться”, но женщины не привлекали его. Его неудержимо влекло к мужчинам, но, с другой стороны, он мечтал о ребенке, наследнике состояния. Когда стало ясно, что детей у нас не будет, я предложила Жану вызвать мою сестру из Москвы.
Наташка повернулась ко мне.
– Я сказала, что у моей сестры двое детей, моих племянников, и что он может сделать наследниками их. Состояние все-таки не уйдет государству. Как вы знаете, я намного старше Жана, и никто не предполагал, что он умрет раньше меня. Жан согласился познакомиться с детьми, и его совершенно очаровала Маша. Накануне смерти он говорил мне, что с радостью займется ее образованием, а потом выдаст замуж, и, может быть, она родит мальчика… Часть денег он хотел доверить Аркадию с условием, что тот получит во Франции юридическое образование. А чтобы имя барона Макмайера не исчезло, я должна была усыновить Аркадия. Это возможно, если ты, – Наташка повернулась ко мне, – откажешься от него. Эта процедура называется не усыновлением, а как-то по-другому… Ну, да это теперь не важно.
Я посмотрела на Аркадия. У него буквально отвисла челюсть. Конечно, так сразу из бедного московского служащего превратиться в барона Макмайера… Теперь понятно, почему всем присутствующим говорилось, что я ее сестра. Ай да Наташка! Вот это план. А мне побоялась сразу сказать, ожидая, что я вспылю и крикну что-нибудь типа: “Детьми не торгую”. Может, и крикнула бы этакое лет двадцать тому назад. Но годы дикого российского капитализма сделали свое дело. Если Машка с Аркадием получат состояние, так пусть их хоть пит-бультерьер Банди детьми называет. Мне все равно.
– Позволь выразить мне свое восхищение твоим умом, дорогая Натали, – проговорила Жаклин. – План великолепен. Не знаю, как с титулом – думаю, сделать из этого милого молодого человека барона Макмайера будет трудно, – но состояние эти дети точно получат. Ведь деньги теперь твои, и ты можешь их завещать кому угодно.
– Я бы хотел… – начал Аркадий.
– Молчите, мой друг, – прервал его вернувшийся Яцек. – Мы все здесь, кроме покойного Жана и Жаклин, были когда-то очень бедны и знаем, что богатство лучше, чем нищета.
– А что, если у Жана есть родственники? – спросила Андре. – Что тогда?
– У Жана никого не осталось, – вмешался Аллан. – Его родители и сестра погибли, а других родственников у него не было. Впрочем, даже если и объявится какой-нибудь троюродный племянник, ему все равно ничего не оставлено. Все переходит к Натали.
– У отца Жана был младший брат, – проговорила Наташка. – Он погиб во время войны. Кажется, у него остались жена и дочь. Но они никогда не поддерживали никаких отношений с Жаном. Я даже не знаю их имен.
Яцек вздохнул:
– Ну, хватит обо всем этом. Мне бы хотелось выбрать себе картину на память. Натали, если ты разрешишь, я бы взял Утрилло. Люблю его серые краски, а ты, Жаклин?
– Не знаю даже, – протянула та. – Честно говоря, мне бы больше хотелось получить дорожный набор Жана, тот, в серебряном сундучке!
– Жаклин, я с удовольствием подарю вам и набор! – засмеялась Наташка. – Но Жан хотел, чтобы у вас дома висели две картины от него.
Вошла Софи.
– Мадам, пришел комиссар из полиции.
– Раз пришел, пусть проходит. Темпераментный лысый толстячок колобком вкатился в столовую.
– Мадам, месье, прошу простить, но стали известны результаты экспертизы. Мне хотелось бы задать баронессе несколько вопросов.
– А что случилось? – поинтересовался Яцек. – В машине обнаружилось что-то не то?
– Видите ли, господа, – замялся комиссар, – мне хотелось бы поговорить с баронессой наедине.
– Да будет вам, комиссар, – сказал Аллан. – Мы все здесь близкие друзья и родственники – можно сказать, одна семья, а какие в семье тайны?
– О, я мог бы рассказать вам много интересного о семейных тайнах, – засмеялся комиссар. – Ну ладно, так и быть. Состояние тормозов внушает нам опасение, что эта авария была подстроена, – вытекла почти вся тормозная жидкость. По мнению нашего эксперта, убийца надеялся, что тормоза откажут и автомобиль станет неуправляем. Что, к несчастью, и случилось. Дьявольский план, если учесть, что тормозная жидкость… Безусловно, того, кто это сделал, будет трудно найти…
– Но возможно, – раздался ликующий голос в дверях.
Все обернулись. На пороге хохотал окровавленный Пьер.
– Рано, рано вы поделили денежки. Как там в законе сказано, господин комиссар, может ли убийца быть наследником, а?
Раздался громкий хруст. Андре и Мари вскрикнули. Это Аркадий раздавил в руках пузатый коньячный бокал, и по его ладоням потекли тоненькие струйки крови.
Следующую неделю я провела в каком-то полусонном состоянии, выслушивая бесконечные Наташкины уговоры. В конце концов ее аргументы подействовали. Тихая, безбедная жизнь во Франции начинала казаться мне все привлекательней. Аркадий и Оля дипломатично не высказывали своего мнения по этому поводу, но я понимала: даже в случае моего отказа их вряд ли можно заставить вернуться назад. Они спешно засобирались и уехали в Москву, чтобы завершить там все свои дела перед окончательным переездом во Францию. Наконец, в субботу вечером Наташка объявила радостную новость: она нашла для меня работу.
– У нас есть такой Дом наук о человеке. Там существуют курсы русского языка для тех, кто собирается ехать в Россию, – щебетала она.
О зарплате речь не шла. Приятно быть богатой, подумалось мне. Итак, все бытовые проблемы решались разом – я должна была выйти на работу 15 августа. После возвращения из Москвы Аркадий пойдет учиться в Парижский университет, а Машка отправится в колледж для девочек. Оле же предстояло выбирать – отправиться ли в Школу изящных искусств на факультет славистики, или же изучать право вместе с Аркадием. Вот почему в конце июля я вновь летела из Москвы в Париж.
Дела были улажены окончательно: московская квартира сдана, на работе взят годичный отпуск без сохранения содержания. Но самое главное – я везла из Москвы документ, подтверждавший наши с Наташкой родственные связи. Метрику о рождении Наташки, превращавшую ее в мою сестру, мне выписала одна из старых Наташкиных знакомых. Не сказала ни слова, только бросила быстрый взгляд внутрь бархатной коробочки, прибывшей из Парижа. Сапфиры в бриллиантах хоть кого сделают сговорчивым. На обратном пути в самолете я еще раз прочитала документ. Нет, все-таки здорово быть богатой…
В аэропорту Шарля де Голля меня не встречали. Спускаясь по длинному эскалатору в зал прилета, я тщетно искала глазами кого-нибудь из своих. Не было никого и на стоянке машин. Что там произошло? Могли бы прислать кого-нибудь из слуг, раздраженно подумала я, ловя такси. Подумала и засмеялась – быстро же я вошла в роль богатой дамы.
У парадной двери лежал Банди. Увидев меня, он радостно забил хвостом.
– Мальчик мой, – проговорила я, – а где же все?
– Ох, мадам, это вы? – Софи распахнула двери. – А мы и забыли, что вы сегодня приезжаете! Я вошла в холл.
– А где все, Софи? Женщина не отвечала.
– Где все? – тупо продолжала настаивать я. Странный, знакомый запах витал в доме: цветы, лекарства, духи… Страшное подозрение схватило меня за горло.
– Софи, – заорала я не своим голосом, – отвечай сейчас же, что здесь происходит? Уволю!
Не дождавшись ответа, я понеслась в гостиную, распахнула двери и замерла: словно кучка черных ворон, на диване восседала семейка Прудон.
– Мамочка, – всхлипнула Маня и, как в детстве попыталась спрятать голову у меня на груди. – Мамочка, Наташка умерла, завтра похороны.
Перебивая друг друга, мои домашние выкладывали мне страшные новости. В один из вечеров у Наташки разыгралась мигрень. Она выпила лекарство и пошла спать. Очевидно, как предположил комиссар, ночью ей стало хуже. Она приняла таблетки еще раз и запила их для лучшего действия коньяком. Во всяком случае, полупустую бутылку коньяку нашли на тумбочке, около кровати, а в крови было обнаружено значительное содержание алкоголя. Потом ей стало душно, она распахнула окно своей комнаты на третьем этаже, но, потеряв сознание, рухнула вниз. И, к несчастью, ударилась головой о крышку канализационного люка. Смерть, как утверждают врачи, была мгновенной.
