Она снова была здесь – в заброшенной игровой комнате старого детского дома.
Карина опустила глаза. На ковре перед ней лежали камешки с палочками, разложенные в том же порядке, в каком она оставила их по другую сторону сна, на столе у кровати. К началу игры все готово.
Карина еще раз обвела взглядом знакомую обстановку и нахмурилась. Что-то было не так. Большой металлический обруч – раньше он был спрятан за шкафом, а теперь стоял прислоненный к стене. Один уголок ковра загнут. Складки на шторах поменяли свои очертания. Карина встала, подошла к коробке с игрушками, немного порылась, а потом аккуратно опрокинула на бок, рассыпая содержимое на пол. Да, так и есть: среди знакомых ей кубиков, машинок и кукол появилось кое-что новое. Голый пупс с раскрытым в беззвучном крике ртом, покрытый холодной густой слизью; пренеприятный жестяной клоун с карикатурным, расширенным на конце дула ружьем; длинноногая куколка в коротком платье и с дырой в голове, перепачканная красным и липким; другая кукла, толстая, неуклюжая, с длинными светлыми волосами и перекрученной, свернутой шеей. А еще в неподвижном воздухе чувствовалась странная, едва уловимая вонь: к привычным запахам пыли и запустения примешивались миазмы протухшей рыбы и водорослей. Определенно, в игровой комнате побывал посторонний, хотя кто мог явиться сюда, в ее тайное убежище?
Карина еще раздумывала над этим, не находя ответа, когда за дверью послышался легкий шорох шагов, словно кто-то осторожно крался на цыпочках по невидимому коридору. Но за дверью ничего не было, Карина знала это наверняка: когда-то давно, едва перешагнув порог юности, она попыталась открыть эту дверь и еле успела отпрянуть перед абсолютной, зияющей чернотой; это было больше, чем просто ничто, отличающееся от пустоты так же, как отрицательное число отличается от нуля. И вот теперь там, в бессветном небытии, кто-то тихонько топтался с другой стороны двери. Ей показалось или чуть колыхнулась простыня, закрывающая стекло? Она прислушалась: до нее донесся едва различимый шелест почти неслышного шепота – вот кто-то спросил, а вот другой так же тихо ответил. Карина шагнула к дверям, не зная еще, что собирается делать, и бесплотные голоса тут же стихли. Она постояла так некоторое время – хотя время отсутствовало в этой игровой комнате за пределами зримого мира, – но ничего не произошло, не прозвучало и не обнаружило своего присутствия. Карина перевела дух и села на место. Хоть время тут было не более чем сломанными часами в закрытом ящике старого комода, но там, наверху, оно продолжало идти, отсчитывая ночные минуты, а значит, следовало приступить к делу. Она притронулась к камешкам, палочкам, чуть сдвинула их, сосредоточилась и позвала тех, кто всегда откликался на зов.
Присутствие старых друзей своего детства она сперва ощутила: сгустившаяся в углах комнаты тьма колыхнулась и качнулась вперед, обретая странную форму. Прямо смотреть на них было опасно; Карина опустила взгляд вниз и лишь краем глаза видела колючие длинные тени, похожие на безглазых червей, провалы раззявленных ртов, подвижные острые зубы – все мнимое, переменчивое, колышущееся зыбким обликом в зависимости от легчайшего движения ее мысли, как гладь лесного пруда покрывается рябью от дуновения ветра. Тени обступили со всех сторон, извиваясь и ластясь, и Карина почувствовала, что ей рады – впрочем, как и всегда.
Они соскучились и хотели играть.
Карина вздохнула, нарисовала мысленный образ – здоровяк на больничной кровати в смешной шапочке из бинтов и, силиконовой трубкой, торчащей из дырки в черепе, – потом встала с ним рядом, фокусируясь на его дыхании, биении сердца, токах мозга, начавших дрожать в тревожном предчувствии, – придвинулась к изголовью кровати, усмехнулась, вложила в рот пальцы и пронзительно свистнула.
Тени рванулись на зов, как стая азартных гончих…
…На следующее утро старшая медсестра отделения интенсивной терапии встретила Карину с тревогой и каким-то странным облегчением.
– Состояние ухудшилось, – озабоченно поведала она. – Всю ночь плохо спал, просыпался, плакал, кричал так страшно, что даже ночную дежурную напугал чуть не до колик, а она у нас дама бывалая. Думали, что привязывать придется, успокоительное два раза кололи, не помогало. А с утра все время про вас спрашивает, каждую минуту: не приходила ли еще, не говорила ли, когда ждать. Видимо, проникся к вам вчера, бедняга. Вы уж постарайтесь, может быть, как-то его успокоить…
– Непременно, – пообещала Карина. – Сделаю что смогу.
Василий Васильев, увидев Карину, исторг из охрипшего за ночь горла глухой придушенный вопль, вытаращился на нее огромными слезящимися красными глазами и попытался сползти под кровать.
– Тише, тише, Василий! – урезонила его Карина. – У тебя так дренаж из головы выскочит и мозги потекут наружу. Успокойся, сейчас не надо бояться.
Василий, скуля, закивал часто-часто и притих, судорожно подтягивая одеяло под горло.
– Итак, ты подумал? Хочешь мне что-то сказать?
– Это Виктор!
– Пока не понимаю.
– Виктор Николаевич Швец, мой шеф, начальник службы безопасности «Севмороблспецтранс», – торопливо отбарабанил Василий.
– Ну вот видишь, – сказала она. – И не стоило грубить и упрямиться. Где его можно найти?
– Не знаю, – ответил Василий и немедленно испугался собственного неведения.
– Вася, Вася. – Карина нахмурилась и укоризненно покачала головой.
– Правда не знаю! Может, в конторе сидит, в Михайловске, может быть, сюда приехал.
Опыта общения с руководителями службы безопасности крупных компаний у Карины не было вовсе, и она не представляла себе, что за повод можно придумать, чтобы увидеть Виктора Николаевича Швеца воочию, – а посмотреть на него следовало непременно. Судя по всему, он исповедовал принцип, что лучший способ защиты – это нападение, поэтому Карина не собиралась встречаться с ним лично в реальной жизни: кто знает, чем могло для нее обернуться такое неосторожное рандеву. Так что оставалось только снова прибегнуть к услугам Василия.
– Сделаем так, – решила она. – Ты позвонишь своему шефу и попросишь срочно приехать сюда. Подключи воображение, придумай что-нибудь убедительное, но он должен здесь появиться. Справишься?
Василий справился на «отлично». Правда, кроме его стараний, помогла и удача: Швец оказался в Северосумске. Не прошло и двух часов, как Карина, устроившаяся на скамеечке в коридоре, увидела крепкого немолодого мужчину с короткими седоватыми волосами, который в сопровождении высокого плечистого парня стремительно шагал по коридору. Кустистые брови озабоченно сошлись, собрав складку над острым носом с горбинкой. Он взялся за ручку двери палаты, и в этот момент Карина, которая уже успела подняться и подойти чуть поближе, окликнула:
– Мужчина!
Швец и его спутник обернулись одновременно: один с настороженным выражением на лице, другой с недовольной гримасой.
– Это вы мне?
Карина внимательно посмотрела, запоминая.
– Ой, простите. Я обозналась.
Двое молча развернулись и скрылись за дверью. Через минуту из палаты донеслись громкие голоса – кто-то разговаривал на повышенных тонах. Карина подумала, что Василию придется теперь несладко, попыталась представить, что такое он мог сказать своему начальнику, чтобы тот в спешном порядке явился в больницу, но отмахнулась от этих мыслей.
Грядущей ночью задача была потрудней. Предстояло не просто послать «друзей» на ночное свидание с намеченной жертвой, но и самой войти в его сон, больше того – задать правильные вопросы и получить ответ. Все это требовало большого количества сил и энергии, да и две ночи подряд уходить в игровую тоже было непросто, поэтому перед сном Карина выпила большую кружку горячего крепкого чая с огромным количеством меда, изменила рисунок из палочек и камней – теперь он напоминал зазубренную стрелу, – а потом легла, погасила свет и позволила мягким волнам унести ее в потаенную темную глубь.
На этот раз в игровой комнате ее уже ждали.
На ковре перед Кариной сидели две девочки: одна белобрысая, в косынке поверх тонких светлых косиц и в голубом сарафанчике; другая была одета в белое летнее платьице, темные волосы свободно ниспадали на плечи, а большие карие глаза смотрели печально. Комната потускнела; краски тут и без того никогда не были яркими, а теперь и вовсе погасли, как если бы Карина оказалась внутри черно-белой фотокарточки. Зато сами девочки как будто немного светились голубоватым мертвенным светом, и Карина заметила на лице той, что была в сарафане, грязноватые разводы, как от болотной воды или тины, а белое платье другой покрывали черные пятна подпалин.
– Привет, – сказала блондинка и улыбнулась. – Рады тебя видеть.
Зубы у нее были острые и черно-зеленые; полусгнивший язык высовывался изо рта, как мертвый моллюск из треснувшей раковины. В детском личике угадывались черты будущей Госпожи Примы, Хозяйки Шабаша и Княгини Ковена ведьм из Виллы Боргезе.
