– Извини, но я просто не могу так поступить, – он поцеловал ее в щеку и ушел, пообещав вернуться.
Эмми обнаружила, что пытается отодвинуть стул от кровати; слова Лулу все еще больно ранили ее.
– Вы совсем измучились, Лулу. Я, пожалуй, пойду, а вы отдохните.
Лулу ухватилась за простыню.
– Нет. Еще рано. Теперь ваша очередь рассказывать.
Эмми недоуменно уставилась на нее.
– Я хочу, чтобы вы рассказали мне о Бене.
Эмми ждала, когда нахлынут боль и горечь утраты, от которых перехватывает дыхание. Но ее переполняли лишь теплые чувства к погибшему мужу. Она думала о той любви, которую они делили друг с другом, пока были вместе.
– Откуда мне лучше начать?
– С самого начала, – с тех пор, как вы познакомились. А когда вы закончите, я расскажу о Джиме.
Эмми приподняла брови.
– Джим… первый муж Кэт?
Лулу кивнула.
– Да. Я влюбилась в него, когда мне было девять лет, и с тех пор не нашла никого, кто был бы хоть чем-то похож на него. Но это было моей ошибкой. Таких, как он, больше нет, но в мире, несомненно, есть множество не менее хороших мужчин.
Лулу закрыла глаза, прежде чем Эмми успела догадаться, о чем еще она хотела сказать.
– Хорошо. Скажите мне, когда нужно будет остановиться.
Эмми налила себе стакан воды и приступила к рассказу, начиная с того момента, когда она стояла на крыльце материнского дома и он поцеловал ее.
Фолли-Бич, Южная Каролина
Октябрь 2009 года
Гудок автомобиля пробудил Эмми от глубокого сна. Она села в постели, плохо понимая, что происходит, посмотрела на часы у кровати и поняла, что уже больше десяти утра.
Эмми поплескала в лицо холодной водой, быстро почистила зубы и побежала к двери. Ее родители уже поднимались на крыльцо. Отец первым обнял ее и похлопал по спине широкой фермерской ладонью, отчего она снова почувствовала себя маленькой девочкой.
– Хорошо выглядишь, Эмми, – сказал он, внимательно изучая ее лицо. – Теплая погода идет тебе на пользу.
Он широко улыбнулся и добавил:
– Если так выглядит октябрь в Южной Каролине, мне стоит задуматься о переезде, когда я перестану работать.
Когда отец отпустил ее, Эмми повернулась к матери, и они неловко застыли, глядя друг на друга. Потом обе шагнули вперед и взялись за руки; ощущение было таким же незнакомым, как бег в туфлях на высоком каблуке. Но когда Эмми попыталась отступить, мать сильнее привлекла ее к себе, а Эмми положила голову ей на плечо и подумала, что любовь матери к своему единственному ребенку преодолела боль от ее утрат. Все осталось по-прежнему, но понадобилось несколько месяцев, чтобы обе осознали это.
Пейдж немного отодвинулась и заглянула в дом.
– Тут очень красиво. Ты говоришь, что сын Эбигейл спроектировал и построил этот дом?
– Да. Хит построил для своей невесты еще до того, как она разорвала помолвку. У него есть бизнес в Атланте, поэтому когда он приезжает на Фолли-Бич, то живет у своих родителей, а не здесь… по очевидным причинам. Я была очень рада поселиться в таком доме.
– Готова поспорить, тут отсюда открывается чудесный вид на болото, – с надеждой произнесла Пейдж.
Эмми подошла к двери и распахнула ее пошире.
– Заходи, я покажу тебе.
– А я пока разгружу автомобиль и принесу вещи, – сказал отец.
Обе женщины, улыбаясь, вошли в дом. Пейдж окинула восхищенным взглядом высокий потолок и панорамные окна, а потом остановилась перед фотографиями на стене в гостиной. Она подняла руку и прикоснулась к портрету Мэгги и Роберта в день их свадьбы.
– Это тоже часть твоей истории? – спросила она, изучая лица на старой фотографии.
– Да, и очень важная. И еще я стала лучше спать.
Эмми нахмурилась, пристально вглядываясь в лицо Пейдж; теперь она понимала, почему всегда видела в ее улыбке печаль. Она посмотрела на следующую фотографию – Питер сидел за столом и был явно недоволен тем, что его снимают. Теперь она видела профиль Хита и его нос, и удивилась, почему раньше не замечала этого сходства.
Она на секунду остановилась и задумалась.
– Мне уже давно не снится Бен. Некоторое время назад мы долго разговаривали с Лулу – она попросила меня рассказать о нем.
Пейдж кивнула и сразу же направилась к заднему крыльцу, выходившему на небольшой двор и болото за ним. Ее взгляд смягчился, как будто она увидела давно уехавшего друга, с которым не ожидала встретиться снова.
– Оно все такое же, – пробормотала она, глядя на маяк и приглушенные краски осени по берегам реки и болотистой низменности, окружавшей дельту. – Наверное, я снова займусь живописью, и это будет мой первый пейзаж.
Эмми смотрела на мать, вспоминая закрытые тканью мольберты на чердаке и высохшие краски. Она улыбнулась.
– Думаю, это очень хорошая мысль.
Пейдж указала в сторону причала.
– Это одно из бутылочных деревьев Лулу?
– Оно стояло здесь, когда я приехала на Фолли-Бич. В одной из бутылок даже была записка, – она вспомнила слова «вернись ко мне» и ощутила их пустоту, невозможность стремления к тому, что уже не может сбыться, наивную веру в то, что если будешь ждать достаточно долго, то слова обернутся явью.
– Записка?
– Да. Лулу уже давно завела эту традицию. Это такой способ сохранить в памяти образ человека или место, которое ты любишь.
Пейдж предпочла воздержаться от комментариев.
– Где твоя лодка? – она посмотрела на недостроенный причал.
– У меня ее нет, да я и не собиралась брать ее напрокат. Я не выходила на болото дальше причала. Сама не знаю, почему, но я все время медлила с этой прогулкой.
Пейдж повернулась и внимательно посмотрела на Эмми.
– Потому что его красота и тайна зачаруют тебя и больше не отпустят, – она перевела взгляд на воду, охристо блестевшую в солнечном сиянии. – В какой-то момент ты поймешь это, и тебе будет трудно уехать отсюда, – она глубоко вздохнула. – Оно остается с тобой, даже запах гниющего ила. Я почувствовала его, когда ехала через мост, и поняла, что вернулась домой.
Эмми натянуто улыбнулась.
– Я думала, что твой дом в Индиане.
– О, наш дом может находиться в нескольких местах. Я взяла с собой банку с песком, чтобы помнить об этом. И, знаешь, Бен тоже понимал это.
Эмми смотрела на мать, отмечая, какими густыми до сих пор были ее темно-каштановые волосы, пронизанные седыми прядями.
– Что ты имеешь в виду?
Пейдж повернулась к дочери; ее глаза были такого же цвета, как у Эмми.
– Перед своей последней командировкой он зашел ко мне в магазин, когда тебя там не было. Он сказал… – она немного подумала, словно пыталась точно вспомнить слова. – Он сказал, что если с ним что-то случится, то он хочет, чтобы ты начала новую жизнь где-нибудь еще. Он хотел, чтобы ты следовала своим мечтам, куда бы они ни привели, и не давала воспоминаниям о прошлой жизни удерживать тебя на месте.
Эмми заморгала – на глазах появились слезы.
– Бен сказал тебе это?
Пейдж кивнула; ее глаза ярко сияли.
– Да. Он очень сильно любил тебя.
Эмми почувствовала, как где-то внутри разгорается старый, хорошо знакомый гнев.
– Почему ты раньше не сказала мне об этом?
– Потому что ты была еще не готова услышать эти слова. Тогда ты бы еще больше противилась отъезду. Но думаю, теперь ты готова.
Обе замолчали, наблюдая за ястребом, парившим низко над водой и высматривавшим добычу, которую мог видеть только он.
Эмми любовалась пейзажем с отдаленным маяком на острове Моррис, пока ее глаза не затуманились от непролитых слез. Она думала о словах Бена, предназначенных для нее, и ее гнев постепенно рассеивался, оставив лишь теплое свечение и уверенность в том, что она действительно оказалась в нужном месте.
– Мне уже почти неделю не снились его шаги.
Пейдж молчала, как будто ожидая, что Эмми сама поймет, в чем тут дело.
– Думаю, теперь со мной все будет в порядке, мама.
– Знаю, – тихо ответила Пейдж. – Я бы не отпустила тебя, если бы думала иначе.
По шее Эмми пробежало знакомое покалывание, когда они обменялись улыбками. А потом они обе вновь стали созерцать осеннее болото, где вода омывала высокую траву. В словах больше не было нужды.
После того как родители Эмми уехали повидаться с Эбигейл и пообещали встретиться с ней в «Находках Фолли» спустя несколько часов, девушка вернулась в спальню и долго сидела, глядя в пустоту, думая о Бене, о том, что он сказал ее матери… и еще она думала о словах Лулу, убеждавших ее принять очевидную истину: Бен больше никогда не вернется.
Эмми отодвинула в сторону свой ноутбук, достала из ящика записную книжку и вырвала листок. Она помедлила, держа в руке ручку и размышляя о том, что они с Беном многое не сказали друг другу. Она об этом очень сожалела. А потом она начала писать, и когда закончила, то аккуратно скатала записку и убедилась, что бумажный цилиндрик без труда пройдет в горлышко бутылки.
