даже мысли и эмоции как будто застыли в голове… Но этот морок продлился всего пару мгновений. С каким-то сумасшедшим удивлением Борис обнаружил, что он всё ещё бежит. Прорвался! Быть может, заразился от этих тварей, но ведь прорвался же! И мачты были уже рядом. Теперь нужен последний рывок…
Песок под ним всколыхнулся, и он чудом удержался на ногах. Из сумрака справа и слева надвигались чёрные волны. Несколько секунд — и поглотят, погребут заживо…
Борис прыгнул, упал на металлическую, испещрённую странными знаками, платформу. Тут же вскочил, намереваясь бежать к центру, но вдруг заметил, что песочные волны отхлынули, а метрах в десяти от платформы стояли и тряслись как паралитики сумеречные люди. Их было множество и по какой-то причине они не могли приблизиться к мачтам. Ещё одна невидимая стена? Или дело в мощной энергии, которой было наполнено это место?
У Бориса сейчас отсутствовало всякое желание гадать и анализировать. Он сделал пару шагов и обессиленно опустился на платформу. И ему было плевать, что галка продолжала его звать за собой. Подождёт! Он заслужил короткую передышку. И ему нужно как-то осознать, что он всё ещё жив.
* * *
— Он зовёт меня, — превозмогая боль, прошептала Капелька. — Хесс… я его слышу.
Её кожа почти полностью стала серой, глаза смотрели словно бы в никуда. Порой она принималась дёргаться и хрипеть, при этом изо рта обильно текла пенистая слюна.
Пару часов назад Марина обнаружила, что тоже заразилась — на руках появились пятна. Теперь эта обжигающая скверна разрослась, доползла до плеч, коснулась шеи. Больно. Но ещё больнее было наблюдать, как страдает дочка, а бессилие хоть как-то помочь сводило с ума. Только и оставалось, что говорить утешительные слова, которой самой же Марине казались лживыми и неубедительными.
На столе лежали две верёвки. Марина понимала: скоро придётся связать Капельку. Связать собственную дочь, словно какую-то бешеную зверушку! А что дальше?
— Хесс, — хрипела Капелька. — Он там, в своей пещере… Он злится, я чувствую. И… ему страшно!
— Страшно, — повторил Виталий, глядя на зашторенное окно. — Это хорошо. И я, кажется, знаю, чего он боится. Вы обратили внимание, что с наступлением ночи снаружи не донеслось ни звука? Впервые! Похоже, бледному человеку сейчас не до нас.
Марина поднялась с дивана, выпустив руку дочки из своих ладоней. Подошла к окну, чуть раздвинула занавески.
Пустыня была безмятежной. Никаких сумеречных людей за периметром. Тишина.
— Если ему не до нас, — промолвила Марина, — то Борис всё ещё жив.
Она вернулась к Капельке, погладила её по голове и тихонько запела колыбельную:
— Стоит на кухне недопит горячий шоколад, а он уже себе сопит — мой маленький солдат. Ему приснятся, как всегда далёкие миры, планеты, пальмы, города, воздушные шары…
Дыхание девочки стало ровным, глаза посветлели, губы тронула улыбка.
Всё, больше отдыхать нельзя. Отдышался, и теперь нужно двигаться дальше, к центру платформы. Борис уже отметил, что там что-то темнело. Дыра? Вход в логово чудовища? Судя по тому, как рвалась туда галка, так и есть.
Борис поднялся, пошатнулся от усталости. Птица сверкнула золотистыми глазами, раздражённо крикнула, словно выругавшись: «Наконец-то! Давай топай, лентяй! У нас мало времени!»
— Не кричи на меня, тварь пернатая, — буркнул Борис.
Он двинулся к центру платформы, ощущая как кожу, будто иголками покалывает. Ему казалось, что вибрирующая в воздухе энергия окутывает его колючим коконом. Между отливающими жидким серебром мачтами иногда проскакивали электрические разряды, озаряя холодным светом платформу и участки пустыни вокруг.
Сумеречные люди всё ещё топтались на песке. Некоторые делали шаг-другой в сторону платформы и сразу же отступали, корчась и издавая звуки, похожие на шипение змей. За рядами бесцветных из песка формировались и разрушались какие-то абстрактные фигуры, сгущались и рассеивались тени.
Борис шагал вперёд и с внутренней дрожью думал о том, что ждёт его в логове бледного человека. Он не оборачивался, а потому не видел, как позади, возле платформы, из песка, словно на призрачном лифте, поднялся Кеша. Тело любителя овсяных печений было деформировано: на спине вздувались опухоли-наросты, голова походила на уродливую тыкву, вены под серой кожей были вздутыми, узловатыми, чёрными, будто в них текла не кровь, а болотная жижа. Единственный здоровый глаз блестел, точно отшлифованное вулканическое стекло. Из пустой, обрамлённой волдырями, глазницы и из приоткрытого рта с сильно выпирающими зубами стекали струйки песка.
Пригнувшись, почти касаясь руками земли, Кеша вприпрыжку помчался к Борису. Галка развернулась, тревожно загалдела, предупреждая об опасности. Однако Борис расценил её крики неправильно:
— Да иду я, иду, чтоб тебя! — сказал он раздражённо. — Спешу, как могу.
Кеша стремительно и бесшумно преодолел оставшиеся метры и набросился на Бориса, прыгнув ему на спину, повалил на платформу. Он издавал гортанные хрюкающие звуки, в чёрном глазу горело безумие. Галка изо всех сил захлопала крыльями, взлетела и врезалась в лицо Кеши, успев клюнуть в лоб. Ошеломлённый Борис сумел перевернуться на спину, почти сбросив с себя серого монстра, нанёс ему удар в челюсть. В ответ на него самого посыпались удары. Кеша молотил кулаками, хрипел и хрюкал, не обращая внимания на непрерывные атаки галки.
В голове Бориса мелькнула мысль, что умирать не страшно. Вот только нельзя умирать сейчас! Ни в коем случае!
Он перехватил руки Кеши, рывком перевернулся на бок, сбросив чудовище с себя. Теперь настал его черёд наносить удары. Борис взревел — с губ сорвались капли окровавленной слюны, — кулак врезался в нос, в пустую глазницу, в скулу монстра. Злость и ненависть трансформировались в силу. Кеша корчился, клацал зубами, в какой-то момент он выгнулся дугой, а потом железной хваткой вцепился в шею Бориса, пальцы с грязными ногтями впились в плоть.
Сознание Бориса помутилось, лёгкие требовали воздуха, но сделать вдох он был не в состоянии, как и отодрать руки Кеши от своей шеи. А пальцы сжимались, яремная вена вздулась, лицо Бориса стало пунцовым. Галка кричала и хлопала крыльями, она нападала на серого монстра, как прирождённая хищница, однако её удары клювом не причиняли ему никакого вреда. Сумеречные люди тянули руки в сторону платформы, их пальцы сжимались и разжимались. Проскакивающие между мачтами электрические разряды высвечивали сотни искажённых яростью лиц. Абстрактные фигуры вздымались над пустыней, корёжились, крошились.
По телу Бориса разлилась слабость. Он уже находился в полуобморочном состоянии, когда пальцы на его шее разомкнулись. Кеша выдохнул ему в лицо:
— Ты нужен живым!
Он поднялся, триумфально осклабился, взял Бориса за лодыжку и поволок к пустыне. В каком-то порыве Борис
