Ознакомительная версия.
Он сказал, что позвонит мне, если что-нибудь обнаружится в ближайшее время.
— Пожалуйста, Вендалл, — сказал я и заплакал.
Пробормотав что-то утешительное, чего я не понял, мистер Монкрифф исчез с телефоном, продемонстрировав в очередной раз пример учтивости.
— Надежда на то, что заведомо случившееся не случилось, это ценный духовный опыт, — сказал мистер Клабб. — Он заставляет осознать тщетность тщетности.
— Я умоляю вас, оставьте меня, — сказал я, все еще плача, — ради соблюдения приличия.
— Приличие накладывает на нас серьезные обязательства, — сказал мистер Клабб. — И ни одна работа не может считаться приличной, пока она не доведена до конца. Не нужна ли вам помощь, чтобы добраться до спальни? Мы готовы предоставить ее вам.
Я протянул трясущуюся руку, и он повел меня по коридорам. Две койки были установлены в моей комнате, а в ногах кровати выстроились два аккуратных ряда инструментов — «самых основных». Мистер Клабб и мистер Кафф принялись раздевать меня.
Десять часов спустя молчаливый шофер помог мне выйти из лимузина и придерживал меня под левую руку, когда я, прихрамывая, шел к людям в форме и полицейским машинам по другую сторону от открытых ворот. Почерневшие палки, которые когда-то были деревьями, торчали из проклятой земли, а вонь от мокрого пепла наполняла воздух. Вендалл Нэш отделился от других людей, подошел и без комментариев заметил мое одеяние, состоявшее из шляпы, жемчужно-серого кашемирового пальто, толстых перчаток, шерстяного угольно-серого в тонкую полоску костюма, а еще — темные очки и трость из ротанга. Была середина лета и середина дня. Он более внимательно посмотрел на мое лицо.
— Вы, ух-ух, вы уверены, что хорошо себя чувствуете, сэр?
— В некотором роде, — сказал я и увидел, как он моргнул при виде кровоточащего проема на месте переднего зуба. — Я поскользнулся наверху мраморной лестницы и пересчитал все сорок шесть ступенек, в результате — огромные шишки и синяки, значительная физическая слабость и постоянное ощущение того, что я замерзаю. Но кости целы, поэтому ничего страшного. — Глядя ему через плечо, я увидел четыре изолированные кирпичные башни, поднимающиеся из огромной черной дыры в земле: все, что осталось от Грин-Чимниз. — Есть ли новости о моей жене?
— Боюсь, сэр, что... — Нэш положил руку мне на плечо, и я не смог сдержать вскрик от острой боли. — Простите, сэр. Может быть, вам нужно в больницу? Ваши доктора разрешили вам весь этот долгий путь?
— Зная, как я переживаю о произошедшем, доктора настояли на моей поездке сюда. — Глубоко в черной пещере мужчины в объемных оранжевых космических костюмах и космических шлемах бродили по мокрому пеплу, то и дело роняя нераспознаваемые куски в тяжелые мешки такого же цвета. — Надеюсь, у вас есть для меня новости, Вендалл, — сказал я.
— Плохие новости, сэр, — сказал он. — Гараж сгорел вместе с домом, но мы нашли несколько кусочков, несколько осколков от машины вашей жены. Здесь был неслыханно сильный пожар, сэр, было очень горячо, горячо, и кто бы ни сделал это, он не простой поджигатель.
— Вы нашли обломки автомобиля, — сказал я, — полагаю, вы нашли и следы женщины, которой он принадлежал.
— Мы нашли несколько кусков костей плюс небольшую часть скелета, — сказал он. — Весь этот огромный дом рухнул на нее, сэр. Наши ребята — специалисты в своем деле, и они не надеются найти что-то еще. Поэтому, если ваша жена была единственным человеком в доме...
— Я понимаю, да, я понимаю, — сказал я, стоя на ногах только благодаря опоре на трость. — Как страшно, как ужасно, что все это правда, что наши жизни стоят так мало...
— Сэр, я уверен, что это правда, и я хочу сказать, сэр, что ваша жена была совершенно особенным человеком, который всегда дарил нам всем радость, и надеюсь, вы понимаете, что все мы здесь, как и вы, хотели бы, чтобы все обернулось иначе.
На миг я вообразил, что Вендалл говорит о ее записях. Потом понял, что он пытался выразить удовольствие, которое он и все остальные получали от общения с Маргаритой, и они не в меньшей степени, чем мистер Клабб и мистер Кафф, но в большей, чем я, принимали это за ее истинный характер.
— Ох, Вендалл, — сказал я скорбным голосом, — это невозможно, никогда ничего нельзя исправить.
Он воздержался от похлопывания меня по плечу и отправил меня назад к строгостям образования.
Месяц — четыре недели — тридцать дней — семьсот двадцать часов — сорок три тысячи двести минут — два миллиона пятьсот девяносто две тысячи секунд — провел я под заботой мистера Клабба и мистера Каффа, и я верю, что в конце доказал, что я умеренно, сдержанно, среднеудовлетворительный объект, по причине чего я неумеренно и несдержанно горжусь собой.
— Вы — ничто в сравнении с леди, сэр, — сказал однажды мистер Клабб, увлеченно занимаясь мной, — но никто не может сказать, что вы ничто.
Я, сотни раз отрекшийся от заявления, что они не увидят моих слез, вытер с лица слезы благодарности. Мы прошли через пятнадцать стадий, известных новичку, потом через следующие пять и перешли, с частыми повторениями и возвратами назад, характерными для отстающего ученика, к восьмидесятой ступени художника, чрезвычайно удивленные грациозностью его нововведений. У нас были маленькие солдатики. У нас была зубная нить. Во время каждой из тех сорока трех тысяч двухсот минут, во время всех двух миллионов и почти шестисот тысяч секунд была темная, темная ночь. Мы шли через вечную темноту, и самая темная темнота самой темной ночи платила бесконечностью разнообразия текстур, от холода, скользкой сырости до вельветовой мягкости прыгающего пламени, потому что никто не мог сказать, что я ничто, и это была правда.
Потому что я не был ничем, я постиг Смысл Трагедии.
Каждый вторник и пятницу из этих четырех пасмурных недель мои консультанты и советчики любовно промывали и забинтовывали мне раны, одевали меня в самую теплую одежду (чтобы меня не продуло холодным ветром) и сопровождали в офис, где все считали, что я переживаю постигшее меня горе плюс к нему периодические бытовые травмы.
В первый из этих вторников раскрасневшаяся миссис Рэмпейдж оделила меня утренними газетами, стопкой факсов толщиной в дюйм, двумя дюймами юридических документов и подносом писем официального вида. Газеты описывали пожар и превозносили Маргариту; постепенно все более угрожающие факсы с заявлениями «Картвелла, Мунстера и Стаута», которые собирались уничтожить меня лично и профессионально вследствие моих постоянных отказов возвратить документы и все записи, имеющие отношение к их клиенту; письма, написанные от лица различных юридических фирм, представляющих моих таинственных джентльменов, сожалели об обстоятельствах, в связи с которыми у их клиентов возникло общее желание сменить своего финансиста. Эти юристы также требовали все важные записи, диски и т.д. и т.п. — срочно. Мистер Клабб и мистер Кафф бесчинствовали за ширмой. Я дрожащей рукой подписал документы и попросил миссис Рэмпейдж отослать их «Картвеллу, Мунстеру и Стауту».
— И заберите все эти материалы, — сказал я, вручая ей письма. — А я собираюсь позавтракать.
Ковыляя к столовой, я то и дело заглядывал в наполненные сигаретным дымом кабинеты и наблюдал своих сильно изменившихся работников. Некоторые из них делали вид, что как-то работают. Иные читали книжки в мягком переплете, что тоже можно интерпретировать как работу. Один из помощников Скиппера неумело пускал самолетики в сторону корзины для бумаг. Секретарша Джиллигана спала на кушетке в кабинете, а один клерк заснул прямо на полу. В столовой Чарли-Чарли Рэкет поспешил ко мне навстречу и помог сесть на мой обычный стул. Джиллиган и Скиппер хмуро посмотрели на меня со своих мест, между ними стояла бутылка шотландского виски. Чарли-Чарли усадил меня на стул и сказал:
— Ужасные новости о вашей жене, сэр.
— Гораздо более ужасные, чем ты можешь себе представить, — сказал я.
Джиллиган сделал глоток виски и показал средний палец, думаю, скорее мне, чем Чарли-Чарли.
— Дневной, — сказал я.
— Очень, сэр, — сказал Чарли-Чарли и наклонился ближе к краю шляпы и моему уху. — Насчет той маленькой просьбы, сэр. Подходящих людей не так легко найти, как раньше, сэр, но я стараюсь.
Мой смех озадачил его.
— Подушки сегодня не надо, Чарли-Чарли. Просто принеси мне тарелку томатного супа.
Я не успел насладиться и двумя-тремя ложками супа, как ко мне, пошатываясь, подошел Джиллиган.
— Послушай, — сказал он, — это так ужасно насчет твоей жены и все такое, я действительно так думаю, честно, но попойка, что ты устроил в моем кабинете, стоила мне самого крупного клиента, тем более что ты увел с собой его девушку.
— В таком случае я больше не нуждаюсь в твоих услугах. Упакуй вещи, и чтобы тебя не было тут к трем часам.
Ознакомительная версия.
