Все дело было в том, что кому-то нужна была его смерть. Его хотели видеть разбившимся в лепешку на тротуаре, подобно старому Сэму, лишенному чести и выбросившемуся из окна. Им хотелось поюродствовать и поразглагольствовать над его трупом и высмеять дело всей его жизни.
В конце концов подтвердились все его самые мрачные предположения, рухнули все его надежды. Мнимые друзья и злопыхатели, сладкоречивая ложь и дурные намерения разоблачили себя. Настало время сведения счетов, когда хитрецам будет чем поживиться, а штатным насмешникам — над чем потешиться. Но последним смеяться будет он. Если, конечно, захочет.
Но смех приходит и уходит. И на сей раз ему хотелось не смеха. Ему хотелось, чтобы что-то человеческое произвело на него должное впечатление, укрепило его веру и вызвало в нем почтение. И вот что он получил вместо этого.
При свете каминного огня в своей крепости на берегу реки Гарри покачал головой, задумавшись о Браунах. Такая элегантная, интеллигентная, а на деле совершенно никчемная пара. С его стороны наивно было попасться на удочку, хотя он довольно часто становился жертвой подобных иллюзий.
Больше всего беспокоило, что пришлось разочароваться в Энн. Он даже мог вообразить, как она смеется над ним. Хотя, учитывая ее происхождение, можно было представить себе и не такое. Он хорошо знал ее отца. Не удивительно, что дочь Джека, хотя и великовозрастная, оказалась вертихвосткой с ангельскими глазками. Среди прочих разочарований это было самое горькое.
«Вполне достаточно, чтобы заставить честного человека удариться в религию», — думал Торн. Его старый друг Сэм был грамотеем, обманутым своими книгами и запутавшимся в толкованиях. Все дело, конечно, было в вере, а не в комментариях и трактовках.
Расплата пришла к ней. Можно представить ту сцену в Бразилии. Новоявленная вдова, чей муж погиб в бесчестье; ее заикающийся дружок, оказавшийся умным пройдохой. Какой-то Богом забытый экваториальный порт. К чему он склоняет ее, интересно. Он мог бы сделать там многообещающий фильм, будь у него деньги.
Фильм, конечно, был ни к чему. Слишком много дурного проявилось бы в нем. Более того, Энн должна понимать, что утешительный фонд, который он учредил, после того как была обнаружена «Нона», перестанет существовать с выходом фильма. Вряд ли кому-то захочется жертвовать деньги в пользу семьи махинатора. Он мог бы предоставить ей кой-какие средства сам в частном порядке, если фильма не будет. И если у нее окажется достаточно самоуважения, чтобы незаметно убраться с глаз долой. С другой стороны, ей может прийти в голову попытаться заручиться поддержкой и использовать фильм в своих интересах. Если, конечно, она настолько бессовестная, чтобы извлекать выгоду из своего семейного унижения. «Поживем — увидим», — решил Торн.
Мысль о том, чтобы предусмотреть кое-что для нее, показалась ему привлекательной. Чтобы они даже не посмели вообразить себе, что он, разочарованный поклонник высоких качеств в человеке, надеялся извлечь свою выгоду из их лживого рыцарства. Когда рассвет окрасил небо над горой, он поднялся и отправился спать.
Отель стоял у реки, которая называлась Качоэйра, окна его выхолили на убогий порт. С улицы доносились звуки полицейских клаксонов, запахи выхлопных газов и гибискуса.
— Да как же ты не видишь? — требовательно вопрошал Стрикланд, мокрый от пота, потому что из-за неполадок с электричеством в номере не работал кондиционер. Над темно-зелеными вершинами гор на севере прогремел гром. — Это же невероятная история!
— Что мне из того? — спросила она. — Что из того Мэгги?
— Эта история важнее судьбы пары человек.
— В твоем мире — возможно. Но только не в том, где живу я.
— Послушай, — настаивал он, — это же хороший способ, чтобы все уладить.
— Мне не нужен твой совет, как все уладить.
— Ты говоришь так, словно это не мое дело.
— Это действительно не твое дело, — сказала она. — Оно совершенно не касается тебя. Не тебе предстоит пройти через все это.
Он стоял в дверях открытого балкона и стряхивал пот с бровей.
— Я здесь ради вас.
Она отмахнулась от его слов и отвернулась, чтобы не видеть его.
— Ты не права, — мягко настаивал он. — Ты будешь жалеть всю свою жизнь, если мы не закончим его.
Ее ясные глаза были обращены куда-то в серое небо.
— Я несу ответственность за свою дочь. Сейчас я обязана защитить ее.
— Ты не обязана прятать концы. Ты не обязана врать.
— Все это из-за меня, — проговорила Энн. — Я виновна во всем. Я лишила ее отца, позволив ему отправиться в плавание.
— Энн, но это же полная бессмыслица.
— Он был надломленным человеком. Я склонила его к этому проклятому героизму, вместо того чтобы помочь ему справиться с собой. Я разыграла этот спектакль.
Стрикланд возвел глаза к небу.
— Думаю, что это Бог покарал меня, — продолжала она.
— Ты кто? Какая-нибудь забитая провинциалка? Надо держаться независимо.
— Я не могу вернуть ей отца. Но я могу не допустить, чтобы он стал презренной фигурой в глазах всего мира.
— Это заблуждение, — убеждал ее Стрикланд. — Мир и так все узнает. Тебе известно об этом так же хорошо, как и мне. — Он грустно улыбнулся. — Я хочу сказать, что это слишком хорошая история, чтобы ее скрывать. Подобные вещи всегда всплывают.
— Я знаю, на что эта история станет похожа в твоих руках.
— Ты говоришь так, словно я тебе враг.
— Ты враг ему. И не говори, что это не так.
— В некотором отношении, да. В том, что касается тебя. — Стрикланд отступил назад и сложил руки, словно удивляясь своим словам. — Что правда, то правда.
— Ты потешался над ним. Ты подстрекал его, чтобы он разобрался со своими мечтаниями.
— Я говорил ему, чтобы он не ходил, — оправдывался Стрикланд. Он неожиданно вспомнил это. — Ручаюсь, что ты не сделала ничего подобного.
— Говорил?
— Да. На яхте, когда она уже стояла в порту, у Саут-стрит. У меня было предчувствие.
— Ну что же, ты оказался прав. — Перед глазами у нее всплыла кошмарная ночь накануне отплытия Оуэна. Он бы не пошел, стоило ей только попросить об этом. «Ты не сделала даже этого».
Какое-то время они стояли молча.
— Извини.
— Не беспокойся. Все в порядке, — заверила она. — Я знаю, каким ты можешь быть жестоким. Вот почему я не могу позволить тебе продолжать.
— Полагаю, я должен вынести из этого разговора, что между нами все кончено?
Она отвела глаза.
— Жаль, что приходится слышать подобное. Но такова жизнь, да? — Его взгляд был устремлен поверх жестяных крыш, к реке с манговыми деревьями по берегам. — Так что я не буду говорить о том, что ты могла бы получить в нашей с тобой жизни. — Он подошел к ней и молитвенно сложил руки. — Позволь мне объяснить тебе кое-что, Энн. Тебе, наверное, кажется, что имя Оуэна будет покрыто позором. Ты, наверное, думаешь, что мир будет вспоминать о нем с презрением, а мой фильм еще подольет масла в огонь. — Он покачал головой и продемонстрировал свою бесцветную улыбку. — Но ты глубоко заблуждаешься, если думаешь так. Как ты не можешь понять? То, что сделал он, делает каждый, всю свою жизнь.
Она устремила взгляд в потолок и сложила руки на груди.
— Нет, я не могу понять, Рон. До меня не доходит смысл твоих слов. Как не доходил никогда.
— Все блефуют, Энн. Все симулируют. Тут нет сомнений. Все мы стремимся к недостижимому. Поверь мне, я снимал вдохновителей и вершителей всю свою жизнь. Так или иначе, все они мошенники. Это непременное условие, — с трудом выговорил он.
Ее взгляд заронил в нем надежду.
— По-своему он настоящий герой, Энн. Не из числа дутых победителей, а обычный человек. Он свел свои жизненные проблемы к простой схеме — небо, океан. Ради всего святого, понимаешь ли ты это?
— Это была бы обычная ложь! — выкрикнула она. — Ему просто пришлось бы сказать нам неправду.
— Я чувствую, что ты ошибаешься, — продолжал Стрикланд. — Думаю, что он рассказал бы вам все.
— Я бы не поверила ему, — проговорила она. — Не поверила.
— Моя дорогая Энн. Конечно, ты бы поверила. И простила бы его.
— Неужели ты и в самом деле теперь такого высокого мнения о нем? — спросила она отчужденно. — Раньше было иначе.
— Теперь мне не надо бояться, что ты вернешься к нему, — сказал Стрикланд, — поэтому я о нем такого высокого мнения.
Кусая губу, она отвела взгляд. Стрикланд сел на кровать и смотрел на нее.
— Знаешь, настоящей его проблемой была его честность. — Он покрутил головой и потер затылок. — Некоторые просто одурачили бы всех и провели остаток жизни, тихо посмеиваясь. Но наш Браун так не мог. — Он некоторое время молча смотрел на нее, а затем, пожав плечами, начал снова. — Ты должна гордиться им. Он не был выдающимся моряком. Но он оказался честным человеком в конце концов. Энни, — спросил он, глядя в опаловый омут ее глаз, — ты слышишь меня или нет?
