Ласситер долго молчал.
– И что же, по-твоему, произошло?
– Теперь-то я знаю, что произошло. Не могу доказать, но уверен в этом на сто процентов. Когда Гримальди попал в больницу, об этом стало известно. О дальнейшем легко можно догадаться. Джульетта поступает работать в ожоговую палату в больнице Фэрфакса. Приходит время перевода Гримальди, и она помогает ему бежать.
– Ну это, положим, мы знали и раньше…
– Да слушай ты! Потомак – не единственное место, куда они звонили. Были и международные звонки из Эммитсбурга в Италию, в Неаполь. И попробуй догадаться, кому звонили?
– Здесь и гадать не надо.
– Верно. Гримальди звонил домой. В штаб-квартиру «Умбра Домини». Я проверил.
– Неужели… По-моему, это было слишком рискованно.
– О каком риске ты говоришь?! Дом принадлежит «Умбра», и ничего удивительного, что время от времени они переговариваются со своим начальством. Нет, основной интерес здесь представляют даты разговоров. Первый состоялся на следующий день после побега Гримальди из больницы. Полагаю, он сообщал о своем состоянии и местонахождении.
– Согласен.
– Второй звонок последовал пару недель назад, сразу после того, как было установлено наружное наблюдение.
– Эммитсбург разговаривал с Неаполем?
– Да. Полагаю, они заметили слежку. Это было не сложно. Движения там почти нет, людей тоже.
– Итак, Гримальди звонит в Неаполь и…
– Трах-тибидох! Дело берет на себя Драбовски. Брат Томас берет дело в свои руки – и дело в шляпе! Наблюдение исчезает. А вслед за наблюдением исчезает Гримальди.
Ласситер помолчал, пытаясь осмыслить услышанное, и наконец поинтересовался:
– Что ты намерен делать?
– Я намерен забраться в мешок для перевозки жмуриков и застегнуть молнию изнутри. После этого я попрошу, чтобы меня отослали на Марс. Вот что я намерен сделать.
– Нет, я серьезно спрашиваю.
– А я серьезно и отвечаю. Взгляни на дело с моей позиции. Через тридцать пять дней я увольняюсь со службы, и все это дерьмо мне совершенно ни к чему. А кроме этого, у меня нет никаких доказательств. Сплошные домыслы.
– Как же так? У тебя есть телефонные квитанции.
– Телефонные квитанции не передают содержания разговора. Они на это просто не способны! Что же касается Драбовски… то мы не можем базировать обвинение на его религиозных воззрениях. Подумай об этом. Что я скажу? «Арестуйте этого парня – он подкармливает бездомных?» Я уж не говорю о том, что в ФБР Драбовски не рядовой топтун, он там вроде бригадного генерала. Ты пытаешься его уделать, и сам оказываешься по уши в дерьме. – Риордан вздохнул, и они оба замолчали. Затем детектив спросил: – А у тебя-то для меня что-нибудь имеется?
– Нет, – ответил Ласситер, но тут же опомнился и добавил: – Впрочем, может быть, и имеется.
– Может быть?
– У меня есть письмо… от Барези.
– Он тебе писал?
– Нет, – ответил Ласситер, – это письмо священнику. Когда мне сделают перевод, я направлю тебе копию.
После того как Риордан повесил трубку, Ласситер сел в кресло и задумался о Драбовски. И думал он вот о чем:
«Возникла серьезная проблема. Если кто и может найти Каллисту Бейтс, так это ФБР. И если кто-то из Бюро захочет меня обскакать, у него для этого имеются все возможности».
Ожил интерком, и Виктория сообщила:
– Здесь Дик Биддл. Ты примешь его?
– Ясно, приму, – ответил Ласситер. – Пусть заходит.
Биддл был пожилым человеком, пять лет назад оставившим службу в Государственном департаменте. Этот высокий тощий патриций предпочитал темно-серые костюмы, галстуки цвета бургундского и безумно дорогие запонки. Кроме того, он непрерывно курил и не стряхивал пепел с сигареты до тех пор, пока его собеседник не терял нить разговора, начиная держать пари сам с собой на то, как скоро столбик пепла свалится на ковер.
Вступив с сигаретой в руках в кабинет, Биддл небрежно кинул какую-то фотографию на стол Ласситера и сел в кресло напротив босса, закинув ногу на ногу. Сигарета дымилась в его руке всего в нескольких дюймах от уха. Столбик пепла был длиной почти в дюйм. «И как он только ухитряется двигаться, не стряхивая его?» – размышлял Ласситер.
– Я всегда предпочитал «Лоуэлл», – произнес Биддл, – но слышал хорошие отзывы и о «Пенинсула». Любой из отелей мне подойдет.
– Для какой цели? – спросил Ласситер, вглядываясь в фотографию.
Это был снимок, полученный из «Инкуайер», с дамой по имени «Возможно-это-Каллиста», стоящей на коленях перед «Макдоналдсом» в месте, именуемом «Черт-знает-где».
– Для уик-энда в Нью-Йорке. Я пришел востребовать приз.
Биддл сделал глубокую затяжку, а Ласситер с восхищением наблюдал, как столбик пепла продолжает вгонять в краску закон всемирного тяготения.
– Вы знаете, где это место?
– Знаю.
Дымок спиралью поднимался к потолку.
– И… может быть, вы поделитесь со мной вашими знаниями?
– Вне всякого сомнения. Этот ландшафт… такой, я бы сказал, мэнский.
– Значит, вы решили, что это Мэн? А может быть, Лиллихаммер?
– Нет, – улыбнулся Биддл. – Это больше похоже на Санди-Ривер или на Сахарную Голову. Одно из двух. Но то, что это Мэн, никаких сомнений.
Биддл сделал очередную затяжку, и пепельный столбик обрел форму скобки.
– Почему вы так решили? – спросил Ласситер, рассматривая снимок.
– Хотя бы потому, что мы видим снег. Это ключ к разгадке. Если мы видим снег, очевидно, это горнолыжный курорт, которыми так изобилует Мэн.
– Да, но…
– Ну и кроме того, медведи.
Ласситер взглянул на фотографию.
– Какие медведи? Там нет никаких медведей.
– Там есть медведи, – спокойно возразил Биддл, кивая в направлении лежащей на столе лупы. – Причем медведи белые.
Ласситер взял увеличительное стекло.
– Где они?
– На окне микроавтобуса.
Ласситер взглянул на указанное место. На заляпанном грязью и снегом заднем стекле машины кто-то написал пальцем: «Помой меня!» и «Эй вы, медведи, вперед!»
– Вы имеете в виду граффити?
– Я имею в виду белого медведя, – ответил Биддл. – В нижнем правом углу.
Ласситер приблизил лупу к снимку, а затем снова взглянул с большего расстояния. На стекле микроавтобуса виднелось небольшое овальное пятно.
– Это белое пятнышко? – спросил он. – Неужели вы знаете, что там изображено?
– Это полярный медведь, мчащийся галопом.
– Откуда вам это известно?
– Я учился в колледже Боудена. Это моя alma mater. И я узнаю медведя.
– Многие колледжи имеют медведя в качестве своего…
– Символа, – подсказал Биддл.
– Благодарю, – бросил Ласситер и стал оглядываться в поисках пепельницы. На сигарете специалиста по медведям трепетала длинная дуга пепла.
– Но это могут быть бурые медведи, черные или даже гризли. Кроме того, когда студенты поддерживают свои команды, они вопят: «Давай, медведи!» или «Йо-йо-йо, медведи!» И лишь мы в Боудене кричим: «Эй вы, медведи, вперед!» Так больше никто не выражается.
– Бросьте…
– Нет, правда. Мы чуть ли не запатентовали наш клич. Именно поэтому я имею полное право утверждать, что белое пятно в углу окна есть не что иное, как ursus maritimus. Можете не сомневаться.
Ласситер откинулся на спинку кресла и, отложив лупу, произнес:
– Но это не доказывает, что микроавтобус находится в Мэне. Это говорит лишь о том, что машина из Мэна.
Биддл дотронулся кончиком указательного пальца до сигареты и с удовлетворенной улыбкой проследил, как столбик пепла медленно падает на ковер. Ласситер состроил недовольную мину.
– Насколько я понимаю, вы разыскиваете изображенную на снимке женщину? – спросил Биддл.
Ласситер ответил утвердительным кивком.
Патриций изящно двинул ногой, размазывая пепел по ковру.
– Есть ли у вас веские основания полагать, что дама находится в ином месте, а не в штате Мэн? – спросил Биддл.
– Нет, – ответил Ласситер, качая головой. – Она даже родилась в Мэне.
– Неужели? – изумился Биддл, поднимаясь.
– Да.
– Ну и как? – спросил он, направляясь к дверям. – Я уже могу забронировать себе номер? Или пока подождать?
Ласситер взял лупу и в сотый раз уставился на фотографию. Наконец он вздохнул и, откинувшись в кресле, ответил:
– Да. Желаю приятно провести время.
Когда дверь за бывшим дипломатом закрылась, Ласситер подошел к окну и посмотрел на улицу. «Торес» по-прежнему торчал на своем месте. Вернувшись за стол, Ласситер вызвал по интеркому Викторию.
– Пришли ко мне Бакса, – попросил он, – и скажи Фредди, что я хотел бы его увидеть.
После этого он набрал полученный от Дивы номер генетика из Бостона. Трубку подняли после первого гудка, и мужской голос спросил по-немецки:
– Слушаю?
– Доктор Торгофф? Дэвид Торгофф? – спросил Ласситер.
– Да.
В кабинет вошли Бакс и Фредди, и Ласситер жестом предложил им сесть.
– Говорит Джо Ласситер… из Вашингтона.
– Прошу меня извинить за немецкий, – произнес Торгофф. – Я думал, что звонит мой партнер по рэкетболу.
