Ознакомительная версия.
И все же исторической реальностью, в той или иной версии, продолжают считаться амазонки рядом авторов и XIX века. Этому в известной мере содействовала появившаяся в 1825 г., хотя и весьма малосодержательная, статейка уже цитированного нами ориенталиста Г.-Ю. Клапрота, воспроизводившего некоторые, — впрочем, как мы знаем, давно известные китайской литературе, — версии об амазонках Центральной Азии. Статейка эта стала усердно цитироваться в качестве нового доказательства действительного существования амазонок.
Исторической реальностью считает амазонок автор появившейся в тридцатых годах XIX в. «Истории амазонок», немецкий ориенталист Фр. Нагель. Выступая с энергичной защитой действительного существования «народа женщин», в чем, заявляет он, «не может быть никакого сомнения», Нагель ссылается на античных, кавказских, абиссинских, американских и прочих амазонок.
Если вспомним, путешествовавший по Южной Америке в XVIII в. французский академик Кондамин высказал предположение, что «республика женщин» могла возникнуть в результате ухода жен от своих тиранов мужей. Любопытным образом идея эта была воспринята писателями XIX в. Так, лейпцигский профессор философии Фридрих-Август Карус, останавливаясь в своих «Идеях к истории человечества» на вопросе об амазонках, писал, что у некоторых племен подчиненное положение женщин могло их привести к открытому восстанию (offnen Widerstand). Этим, говорил Карус, объясняется как героизм, так и господство женщин у некоторых племен, такова же историческая основа преданий об амазонках. Повторение того же тезиса в новом, довольно бессвязном варианте находим у Густава Клемма в его «Всеобщей истории человеческой культуры». «Нет сомнения, — пишет Клемм, — что там и тут у полудиких народов имело место возмущение (Rebellion) женщин против их тиранических мужей и происходило соединение и более или менее длительное восстание (Widerstand). Однако, — прибавляет Клемм, — подобное состояние чересчур неестественно и могло быть лишь кратковременным». Исключительное значение придал традиции об амазонках гениальный создатель учения о матриархате Иоганн-Якоб Бахофен. Как известно, Бахофен делил начальную историю развития человечества на три периода: гетеризма, гинекократии, или материнского права, и патриархата. Переход от гетеризма к гинекократии составляет у Бахофена особый этап, именуемый им амазонством. Сказания об амазонках Бахофен считает подлинной исторической традицией и, широко интерпретируя этот материал, принимает амазонство в качестве универсального явления общественного прошлого всего человечества. «Амазонство, — говорит Бахофен, — представляется совершенно всеобщим явлением. Оно коренится не в особых физических или исторических отношениях определенного народа, а в состоянии и явлениях человеческого существования вообще. Вместе с гетеризмом имеет оно характер универсальности. Одинаковые основания вызывают везде одинаковые действия. Явления амазонства вплетены в происхождение всех народов». Заимствуя знакомую нам идею «восстания» женщин, Бахофен изображает амазонство как своего рода социальный переворот, совершенный женщиной. «Амазонство, — пишет он, — стоит в тесной связи с гетеризмом… Гетеризм должен необходимым образом привести к амазонству. Униженная недостойным отношением мужчины, женщина первая чувствует тяготение к прочному положению и чистому существованию. Чувство испытанного стыда, неистовство отчаяния воспламеняют ее к вооруженному восстанию» (zu bewaffneten Widerstand). Или в другом месте: «Беззащитно отданная унизительному обращению мужчины… она первая и глубже всего проникается страстным желанием урегулированного положения и чистой нравственности, к неволе которой мужчина, в дерзостном сознании своей превосходящей физической силы, лишь неохотно приспособляется». Так, «амазонство», представляющее собой, по Бахофену, своего рода революционный рубеж, приводит к наступлению новой, второй эпохи — гинекократии, или материнского права. При этом, начинаясь с «восстания», с военных действий, гинекократическая эпоха сохраняет, по Бахофену, в известной мере военный характер, однако уже не наступательный, а оборонительный. Вместе с тем военная роль женщины постепенно изживается. «Хотя ратное дело, — пишет Бахофен, — никогда не было совершенно чуждо женщинам в гинекократических государствах, хотя они всегда фигурировали во главе воинственных народов в защите своего владычества, хотя и особая любовь к лошади и ее украшению сказывалась еще позднее в характерных, даже культовых, чертах, — все же ведение войны становится либо исключительным занятием мужчин, либо по крайней мере оно остается делом и тех, и других».
Более осторожную позицию в вопросе о действительном существовании амазонок занял современник Бахофена, немецкий ориенталист Андреас Давид Мордтман, автор новой специальной работы на данную тему «Амазонки, опыт беспристрастной проверки и оценки древнейших преданий», возражая лишь против истолкования амазонской легенды в символическом плане.
Сколько-нибудь значительных, что-либо новое содержащих общих трактовок нашей темы в течение второй половины XIX в. не появлялось. Мы можем назвать лишь статейку известного немецкого этнографа Адольфа Бастиана и весьма ограниченную попытку некоего В. Штрикера собрать кое-какой материал.
Не дал приемлемой трактовки нашей легенды и XX век. Не считая популярной статейки М.И. Вольфа и нелепейшей затеи некоего Э. Кантера якобы марксистского, на самом деле ровно ничего общего с марксизмом не имеющего, истолкования легенды об амазонках в плане все той же «теории восстания», заслуживает внимания книга «Амазонки античности и современные» некоего Г. Ротери. Автором привлечен довольно большой и разнообразный, все же далеко не исчерпывающий материал, с другой стороны, в значительной части непосредственно к теме не относящийся. Вообще отбор материала, его передача, анализ и интерпретация — все это не имеет научного характера. Дилетантскими представляются обобщения и выводы автора. По его мнению, основным, исходным для образования амазонской легенды является то положение, в силу которого на низших ступенях общественного развития мужчины обычно уходят из своих селений на продолжительное время на промысел, женщины же остаются одни. Это приводит к тому, что женщины сами берутся за дело управления и военной обороны. Привлекая для объяснения амазонской легенды ряд других обстоятельств и моментов, автор особо выдвигает роль религии и на этой основе — изоляцию женщин в обществе мужчин.
Еще одну попытку истолкования амазонской традиции сделал сравнительно недавно немецкий историк географии Р. Хенниг. Взяв небольшой материал и преимущественно мотив острова, населенного одними женщинами, автор мотив самого острова, находящегося в море, объясняет из фата-морганы, знакомой приморским жителям; присоединившаяся сюда фантазия населила этот остров прекрасными женщинами или девушками и снабдила его чертами счастливой, блаженной страны. К этому автор прибавляет домысел, что источником амазонской легенды было якобы обыкновение отсталых народов где-то и когда-то (без всякой ссылки на какой-либо источник!) жить раздельно мужчинам и женщинам, притом не по каким-нибудь иным, как по мальтузианским соображениям. Каких-либо действительных примеров подобной нелепости автор привести, конечно, не может, но ссылается на личное сообщение, полученное им в 1940 г. от французского географа Бермана, по словам которого голландской колониальной администрацией было проведено на Молуккских островах «мероприятие»: туземцев принудительно расселили, мужчин и женщин, по разным островам для того, чтобы привести их к вымиранию. Такого рода «изобретению» колонизаторов можно поверить, однако до амазонской легенды тут достаточно далеко.
Просмотренная нами история легенды об амазонках характеризуется прежде всего тем, что на протяжении длинного ряда столетий литература вскрывает все новые и новые места локализации этой легенды, число стран и народов, которым эта легенда оказывается знакомой, все более умножается, и из традиции, свойственной лишь античному миру, легенда эта становится традицией, распространенной по всему земному шару. При этом предание об амазонках оказывается широко отраженным как в литературе (исторической, географической, художественной и пр.), так и в фольклоре исторических и этнографических народов. Еще раз отметим, что мы не брали тех обильно представленных в литературе указаний и тех широко распространенных в мировом фольклоре мотивов, которые говорят об участии женщин наравне с мужчинами либо в виде особых отрядов в военных действиях, об отдельных женщинах-воительницах, о воинственности и храбрости женщин и пр. Таковы, например, богатырши-поленицы русских былин, женщины-нарты кавказского эпоса, скьялдмор — «девы со щитом» скандинавских сказаний (см., например, сагу о Волсунгах) и пр. Мы брали везде только сюжеты и мотивы, которые говорят о народе женщин, о женщинах, живущих отдельно от мужчин, или о женщинах, господствующих над мужчинами.
Ознакомительная версия.
