Тони сильно беспокоился за маленького Джоша. Он, конечно, надеялся, что ребенок излечится быстро и полностью. Однако в действительности его больше всего интересовал вопрос, который он не мог заставить себя задать: «Когда ты закончишь думать над апелляцией „Крейн“?»
Едва сев в машину, он набрал номер Барри Райнхарта, чтобы сообщить ему неприятные новости.
Через неделю после прибытия в больницу Джоша перевели из отделения реанимации в обычную палату, которую тут же завалили цветами, мягкими игрушками, открытками от товарищей-пятиклассников, воздушными шарами и конфетами, которых хватило бы на угощение целого детского сада. В палате поставили койку, чтобы родители могли спать рядом с сыном.
Хотя вид самого помещения и повышал настроение, дела после переезда почти сразу пошли плохо. Команда неврологов приступила к всесторонней оценке состояния Джоша. Паралича не было, зато явно наблюдались проблемы с моторными навыками и координацией движения наряду с серьезной потерей памяти и неспособностью концентрироваться. Джош легко отвлекался с одного на другое и очень медленно узнавал предметы. Трубки убрали, но его речь стала намного заторможеннее. Улучшения могли наступить через несколько месяцев, но при этом оставался шанс, что его состояние никогда не улучшится.
Толстые повязки на голове сменили на более тонкие. Джошу разрешили ходить в туалет, и было жалко смотреть, когда он, шаркая, неуклюже переставлял одну ногу за другой. Рон помогал ему, сдерживая слезы.
Его маленькая бейсбольная звезда отыграла последнюю игру.
Глава 37
Доктор Кальвин Трит приехал в Рассбург и организовал встречу с врачом, расшифровавшим неверный снимок. Изучив два снимка, Джоша и другого пациента, они немного поспорили, прежде чем доктор признал, что тем вечером в отделении экстренной помощи царил настоящий бардак и не хватало рук, и что они действительно допустили ошибку. Тот факт, что он небрежно отнесся к лечению сына судьи Верховного суда, просто потряс его.
— Семья будет подавать иск? — спросил он ошеломленно.
— Не знаю, но вы должны уведомить о случившемся свою страховую компанию.
Трит отвез документы в Джексон и обсудил все с Роном и Дорин. Он объяснил им, как проходит исследование на компьютерном томографе, затем рассказал о разговоре с доктором из отделения экстренной помощи.
— И как они могли поступить, если бы все было сделано правильно? — спросила Дорин.
Трит предвидел этот вопрос. Он знал, что друзья попросят его оценить действия другого доктора. И еще несколько дней назад принял решение быть с ними честным.
— Они должны были немедленно привезти его сюда для удаления сгустка крови. Это операция на мозге, но она не сложная. Джоша могли бы выписать через два дня после операции, абсолютно здоровым, без всяких последствий.
— Первое исследование сделали в восемь часов вечера в пятницу, — сказал Рон. — Ты осмотрел Джоша в Брукхейвене уже девять часов спустя, да?
— Вроде того.
— Значит, в течение девяти часов внутричерепное давление продолжало нарастать?
— Да.
— А давление кровяного сгустка на мозг повреждает его?
— Да.
Они еще долго молчали, прежде чем высказать вслух окончательный вывод. Наконец Рон спросил:
— Кальвин, что бы ты сделал, если бы это был твой ребенок?
— Засудил бы мерзавца. Это вопиющая халатность при исполнении обязанностей.
— Я не могу судиться с ним, Кальвин. Я стану посмешищем.
После игры в сквош, душа и массажа в спортзале сената Майерс Радд сел в лимузин, чтобы перенести мучительную поездку по дневным пробкам, как и все простые смертные Час спустя он добрался до терминала для гражданских самолетов в аэропорту Дачлеса и сел на «Гольфстрим-5» — самый новый в парке мистера Карла Трюдо. Сенатор не знал, кому принадлежит самолет, и никогда не встречался с мистером Трюдо, что могло бы показаться весьма странным для представителей большинства культур, учитывая, сколько денег Радд поимел с этого человека. Но в Вашингтоне деньги обычно прибывают мириадами странных и извилистых путей. Часто те, кто их получает, имеют лишь смутное представление о том, откуда они вообще взялись, а порой вообще ничего не знают. В большинстве демократических стран перевод столь больших сумм ассоциируется с открытой коррупцией, но в Вашингтоне коррупцию легализовали. Сенатор Радд не знал и не беспокоился о том, что с потрохами куплен другими людьми. В банке у него лежало более 11 миллионов долларов, эти деньги он мог оставить себе, если его не вынудят потратить их на какую-нибудь сумасбродную кампанию. В благодарность за такие пожертвования Радд всегда правильно голосовал по всем вопросам, связанным с фармацевтическими препаратами, химикалиями, нефтью, энергетикой, страховками, банками и так далее.
Но он принадлежал этим людям.
Этой ночью сенатору пришлось путешествовать в одиночестве. Две стюардессы подали ему коктейли, лобстера и вино, и едва он успел доесть, как самолет начал снижаться над аэропортом «Джексон интернэшнл». Там его ждал еще один лимузин, и уже через двадцать минут после приземления сенатора высадили у бокового входа Медицинского центра при Университете Миссисипи. В комнате на третьем этаже он обнаружил Рона и Дорин, которые бесцельно смотрели телевизор, пока их сын спал.
— Как мальчик? — спросил он участливо, пока они собирались с силами, чтобы встать и привести себя в более или менее презентабельный вид. Они были потрясены тем, что великий человек вдруг появился перед ними из ниоткуда в 21.30 во вторник. Дорин никак не могла найти свои туфли.
Они спокойно поговорили о Джоше и улучшении в его состоянии. Сенатор заявил, что прибыл в город по делу и как раз собирался обратно в Вашингтон, но узнал о трагедии и просто не мог не зайти и не поддержать их. Они были тронуты его приходом, но на самом деле находились в смятении и с трудом верили в происходящее.
Беседу прервала медсестра, сказав, что пришло время выключать свет. Сенатор обнял Дорин, клюнул ее в щеку, пожал руки, пообещал сделать все возможное, чтобы помочь, и вышел из комнаты с Роном, который весьма удивился отсутствию свиты в коридоре. Не было видно ни единого сотрудника, мальчика на побегушках, телохранителя, водителя. Никого.
Сенатор приехал с визитом совершенно один. Этот его поступок много значил для Рона.
Когда они шли по коридору, Радд обменивался со всеми стандартным «привет» и улыбался одной и той же резиновой улыбкой. Это были его люди, и он тал, что они им восхищаются. Радд болтал о какой-то занудной стычке в конгрессе, а Рон притворялся, будто ему это интересно, втайне желая, чтобы сенатор скорее замолчал и уехал. На выходе Радд пожелал ему удачи, пообещал молиться за его семью и предложил помощь по любым вопросам.
Пожимая Рону руку, сенатор произнес, словно эго только что пришло ему в голову:
— Кстати, господин судья, было бы неплохо разобраться с апелляцией «Крейн».
Рука Рона вдруг онемела, а рот приоткрылся, Он пытался придумать ответ.
Пока он соображал, Радд сказал ему на прощание:
— Я знаю, вы примете правильное решение. Эти вердикты убивают наш штат.
Радд потрепал его по плечу, благословил, растянув губы в очередной резиновой ухмылке, затем прошел в дверь и исчез.
Уже в лимузине Радд приказал водителю взять курс на северный пригород Джексона. Там он проведет ночь с местной любовницей, а рано утром на «Гольфстриме» отправится в округ Колумбия.
Рон лежал на койке, пытаясь подготовиться еще к одной долгой ночи. Режим Джоша стал столь беспорядочным, что каждая ночь превращалась в новое приключение. Когда медсестра обходила пациентов в полночь, отец и сын бодрствовали. Дорин, к счастью, находилась в мотеле и давно спала благодаря маленьким зеленым таблеткам, которые медсестры втайне давали им. Рон принял еще одну такую таблетку, а Джошу медсестра дала прописанное ему снотворное.
