— Да уж точно, — честно ответила я.
Мицуру кивнула:
— Я знала, что ты так скажешь.
— Ну, что ты собралась рассказывать?
Мицуру утерла слезы платком.
— Я развелась и выхожу замуж за Кидзиму.
За Кидзиму? За которого? Не за Такаси же. Она что, явилась забрать Юрио? Я была ошарашена.
Мицуру улыбнулась:
— За Кидзиму-сэнсэя. Мы все это время переписывались и в конце концов решили пожениться. Знаешь, что он сказал? «Пусть это будет мой последний урок».
— Что ж, поздравляю, — грубовато бросила я.
Конечно, зависти у меня не было — ведь рядом со мной Юрио, — однако я не могла избавиться от горечи: мир музыки, в который погружен племянник, оставался для меня недоступным, и потому моя радость была далеко не полной. Скопившаяся во мне злость, которой я прикрывалась как щитом, отступала без сопротивления. А Мицуру так и сияла.
— Значит, Кидзима-сэнсэй решил все-таки вытащить из беды свою лучшую ученицу? — сказала я. — И заодно сделать из тебя приемную мамочку для своего Такаси.
— Пусть так. Такаси как раз просил тебе кое-что передать. Вот. — Она извлекла из сумки большой конверт. — От моего пасынка. Прими.
Я заглянула в конверт — а вдруг там деньги? — но обнаружила лишь две старые тетрадки.
— Это дневники Кадзуэ Сато. Такаси получил их по почте за несколько дней до ее убийства. Узнав о том, что случилось, он думал отнести их в полицию, но ты же знаешь, чем он занимается. Проституция, сводничество… это все незаконно. Поэтому решил, что лучше там не появляться, и вместо этого отправился в суд в надежде кого-нибудь встретить. Сначала он принес эти тетрадки мне, но я сама под наблюдением. Мне лишних проблем не надо. Юрико — твоя сестра, Кадзуэ — подруга. Ты с ними больше всех общалась. Кому еще нужны эти тетрадки? Делай с ними что хочешь.
Выложив все это на одном дыхании, Мицуру подвинула конверт ко мне. Передо мной лежали дневники убитой Кадзуэ. На кой черт мне эта дрянь? Я непроизвольно оттолкнула конверт. Мицуру пододвинула его обратно. Какое-то время мы перепихивали конверт друг к другу по маленькому столику. Мицуру разозлилась. Да и я смотрела на нее, мягко говоря, неприветливо. Мне эти дневники совершенно ни к чему. Кадзуэ убили, а кто — этот Чжан или кто-то другой, — меня это абсолютно не касается. А если там написано, почему она стала проституткой? Вдруг тогда от нее что-то перейдет на меня? Что именно? Ну, к примеру, слабость и безволие, пороки, ее отчаянная борьба с этим миром. Нужны мне дневники Кадзуэ или нет? Я не хочу знать, что там у нее было на душе. Почему? Почему?
— Ну возьми! Почитай! — упрашивала Мицуру.
— Да не нужны они мне! Зачем мне чужое несчастье.
— Несчастье? — повторила Мицуру с выражением оскорбленного достоинства на лице. — Хочешь сказать, несчастье — связываться с такими, как я? С преступницами?
Я почувствовала, как ее наполняет мощная сила, которой прежде в ней не было, — и отпрянула. Неужели это сила любви? Полейте цветок — и он оживет, глубоко пустит корни в черную землю, поднимет головку, не боясь ни ветра, ни дождя. Вот какое впечатление произвела на меня Мицуру. Я не знала, что делать. Женщины, получившие свою порцию влаги, сразу набираются высокомерия. Юрико тоже не была исключением.
— Я не это имею в виду. Мне кажется, в твоем случае дело в вере.
— Легче всего сваливать на веру. Я сама во всем виновата. Это слабость привела меня в секту, которую я стала боготворить. Я и сейчас не знаю, что и думать, как все это объяснить. Страшно остаться наедине с собственной слабостью. И невероятно больно. А вот ты, наверное, никогда не думала о своих слабостях, не пыталась их преодолеть. Ты всегда комплексовала из-за Юрико. Я знаю. И как это ни ужасно, ты не можешь избавиться от этого комплекса. Потому что даже не пытаешься с ним бороться.
— Я в твоих оценках не нуждаюсь! И чего ты лезешь с этими дневниками?
Вот навязалась на мою шею! Ну почему я должна во всем этом копаться?
— Я думаю, их надо прочитать именно тебе. Такаси тоже так считает. Вы с Кадзуэ были в хороших отношениях, и ты просто обязана… Кадзуэ отправила дневники Такаси, потому что хотела, чтобы кто-то их прочитал. Не полиция, не следователь, не судья, а кто-то из нашего мира.
Какие у нее есть основания так говорить? Как вы знаете, никаких хороших отношений у меня с Кадзуэ не было. Мы вместе пришли в школу высшей ступени, она со мной заговорила, я ответила — а что оставалось делать? Только и всего. «Дружба» между нами была такая хрупкая, что развалилась при первом же испытании. После истории с любовными письмами, которые Кадзуэ посылала Такаси Кидзиме, она так возомнила о себе, что стала меня избегать.
— Кроме тебя, домой к Кадзуэ никто не ходил. Она была такая же одиночка, как и ты.
— Нет уж, пусть эти тетрадки остаются у Кидзимы. Кадзуэ влюбилась в него, вот она их ему и послала. А письма какого-нибудь не было?
— Не было. Просто взяла и послала, ни с того ни с сего. Откуда у нее его адрес? Я спрашивала Такаси. Вроде бы он знал владельца гостиницы, где подрабатывала Кадзуэ, и как-то с ней там столкнулся. Ну и, наверное, дал ей визитку.
— Тогда я отошлю тетрадки ее родным. Пошлю с работы, за посылку платить не придется.
Мицуру посмотрела на меня:
— Не советую. Мать Кадзуэ это читать не захочет. Какие там у них были отношения?.. Думаю, она знать ничего не желает — да и не надо ей ничего знать.
— А мне это зачем? Может, объяснишь?
«Может, объяснишь…» В школе это была любимая присказка Кадзуэ. Вспомнив об этом, я горько улыбнулась, а Мицуру, отвернувшись, забарабанила ногтем по зубам. Просвет между передними зубами сделался у нее еще больше.
Юрио был в соседней комнате. Он сидел на полу ко мне спиной, скрестив нош, с наушниками, но не раскачивался, как обычно. Неужели слышал, о чем мы говорим? Ведь у него прекрасный слух. Я не хотела, чтобы он узнал о моих слабостях, и уже начала жалеть, что пригласила Мицуру войти. Она вдруг оборвала свою дробь и пристально посмотрела на меня:
— Разве тебе не интересно, почему Кадзуэ стала заниматься проституцией? Мне, например, интересно. Но я не хочу глубоко влезать в это дело. У меня своих проблем хватает. Мне надо думать не о Кадзуэ, а о себе и о людях, с которыми я связана: о своей семье, о Кидзиме-сэнсэе, о тех, в чьей смерти я виновна. Цель жизни теперь понятна, и, наверное, больше я в суд не приду. Разберутся без меня, кто убил Юрико и Кадзуэ. Я встретилась с тобой после стольких лет, поговорила с Такаси — самое время задуматься над своими проблемами. А ты — другое дело. Ты и дальше будешь туда ходить. Взяла к себе ее сына, потому что она тебе сестра. И от Кадзуэ тебе тоже никак не отвертеться. Так что ты должна прочесть ее тетрадки.
Я вспомнила, что Юрико в своем дневнике писала, как она столкнулась с Кадзуэ у лав-отеля в районе Маруяма-тё. А может, у Кадзуэ сказано, что между ними было дальше. Мне захотелось взяться за ее дневники, но что-то останавливало. Я робко заглянула в конверт, где лежали тетрадки.
— Ну ладно, что там у нее?
— Ага! Тебя уже любопытство разбирает, — торжествующе проговорила Мицуру. — Захотелось узнать, о чем она думала? В школе она зубрила не хуже меня. Потом устроилась на хорошую работу, в крупную фирму. Можно было подумать, что у нее все отлично, а на самом деле — ничего подобного. Уж не знаю, что ее к этому толкнуло, но она стала уличной шлюхой. Стоять на углу и цепляться ко всем подряд… Это сильно! Рискованное занятие. То, чем Юрико в школе занималась, — детская забава по сравнению с этим. Интересно же узнать, что с ней случилось, скажи?
В тот день Мицуру была совсем не такая, как всегда. Под ее натиском я чувствовала себя не в своей тарелке.
— Уж больно ты загорелась. Прямо насильно хочешь меня заставить. Чего тебе надо?
С какой стати она со мной так разговаривает? Разве я в чем-то виновата? Что происходит? Мицуру тем временем допила чай и поставила чашку на блюдце. Посуда звякнула, и Мицуру, как по сигналу, разразилась тирадой:
— Я вот что думаю. Может, и не надо тебе говорить, но я скажу. Вы с Кадзуэ очень похожи. Тебе страшно хотелось выбиться в передовые и пробиться в школу Q. Ну пробилась — и что? Зря старалась. Слабо тебе оказалось тягаться с другими. Поэтому ты быстренько забила на учебу. Оказавшись в такой школе, вы с Кадзуэ никак не могли привыкнуть к роли чужаков. Как вам хотелось перепрыгнуть через этот барьер, сделаться «своими»! Поэтому вы стали обезьянничать: укоротили юбки, натянули гольфы. Что, забыла? Может, невежливо так говорить, но ты в конце концов сдалась, поняла, что без денег за «элитой» не угнаться. Сделала вид, что тебя ничто не волнует — ни мода, ни мальчишки, ни учеба, — и копила злобу, думала за счет этого продержаться в школе. Злоба росла в тебе с каждым годом. Поэтому я и решила держаться от тебя подальше. Что до Кадзуэ, то она старалась не отстать от других любой ценой. У ее родителей водились деньги, плюс она сама была способная. Вот и думала, что сумеет как-нибудь пробиться. К чему привела ее настырность? В школе над ней стали издеваться. Все видели, как она из кожи лезет. Девчонки-подростки — очень жестокий народ, Кадзуэ им казалась неотесанной выскочкой. Ты тоже над ней смеялась, хотя и над тобой издевались. Помню, как ты плакала, когда тебя кто-то обозвал «нищей деревенщиной». Это было на уроке физкультуры. Тогда ты и выбрала стратегию выживания, решила стать волком-одиночкой. Хотя эта стратегия часто тебя подводила. А ты школьное кольцо носишь? Все девчонки перед выпуском заказали себе кольца.
