фамилия я указал на последней странице стихотворного романа.
Я уже не посвящал в подробности Марину. Я ее сильно боготворил. А сам звонок оказался для меня стыдом и позором. Снова с другом-одноклассником, Саньком, выехал на своей машине в Тарханы. Нетрудно было найти здание и руководителя администрации музея.
– Вот это, – она протянула мне папку, – мы нашли в номере. Думаем, что оно принадлежит вам! – говорила со мною приятная и уважительная женщина с русыми волосами, уложенными в прическу, как у крестьянки в эпоху Лермонтова.
Я взял и держал в руках свой литературный труд, несколько немел и страдал от такого бесчестия. Какие чувства еще овладевали мною, легко догадаться вам, дорогие читатели, но я до сих пор задаюсь вопросом – имею ли я право винить в произошедшем со мною случае Сережу Лоховикова – героя фильма «Слепой»?!..
Но печальнее мне становилось от того, когда я начинал думать, перелистывая роман, а передал, в таком случае, лицедей мое письмо губернатору. Ведь от него зависела не только моя судьба, возможно – и исход уголовного дела по Маскаеву. Я продолжал еще тогда думать о лучшем, и на что-то надеяться.
Сегодня, в Сибири, я вспоминаю о тех событиях и рассуждаю, что если Лоховиков, назвавшийся другом губернатора, передал ему мое письмо, тогда, значит, Чернореченцев не внял моим просьбам. Не услышал голос моего отчаянья и не остановил разгула подлого Велиара.
Я ловил себя на мысли, что радуюсь или даже злорадствую пребыванию Чернореченцева сейчас в следственном изоляторе. Он брал взятки у Шплинта за лоббирование его интересов и компании «Биосинтез». При обыске у губернатора дома будет изъято более 500 миллионов рублей. Я иногда ерничал на этот счет, что они отложены на карманные расходы, как в магазин за хлебушком вечером сбегать, ну, а как иначе…
У меня невольно всплывали в памяти и сознании сцены их двуличия. Как Бочарников и Чернореченцев нарочито, наигранно и фальшиво показывали, что они заботятся о празднике поэзии в Тарханах. Они как будто позиционировали себя настоящими и верными ценителями таланта Лермонтова.
В один из таких приездов в первое воскресение июля, в сумятице людского потока, я удивился и был поражен, что Василий Кузьмич пригласил шотландского атташе при дипломатическом представительстве. Тот рассказывал историю про родословную Лермонтова, берущую начало от шотландца Георга Лермонта. Представитель другой страны говорил с сильным акцентом и, как мне показалось, делал ударение и особый акцент на букве «о» в фамилии Лермонт. Потом всплывут у Кузьмича в этой стране большие валютные счета.
Оба губернатора, которых довелось мне здесь видеть, плохо скрывали показуху и лживый пафос, который вкладывали они в сам праздник. И я вспомнил строки из стихотворения Лермонтова «Прощай, немытая Россия»… И думал, а разве не про нас он написал, и уж, тем более, не про них ли, двух губернаторов… «Страна рабов, страна господ». Сейчас уже все знают, что и того и другого уличат в коррупции. Против Бочарникова возбудят уголовное дело в растрате денежных средств, отпущенных на самое святое – строительство перинатального центра. Так получалось и выходило, что он препятствовал появлению детишек на белый свет или имел лишь намерения, а отсюда мешал росту народонаселения, а может, даже надо расценивать, как косвенное убийство не родившихся младенцев в убогих родильных домах области. Тут Лермонтов и ославил их, добавляя следующие строки: «быть может, за стеной Кавказа укроюсь от твоих пашей»… Какую роль играли и сыграют горы Алтая в моей судьбе, я еще не знал!
Людей в Тарханах всегда собиралось много. Они, как паломники, которые идут к намоленным и святым местам, сейчас шли к памятникам России. Они любят и чтят великих сынов своего Отечества. Здесь нет места стяжателям и казнокрадам. Но подлые коррупционеры никогда не понимали всего и не поймут. Не осознают и не покаются. Так и уйдет из жизни не раскаявшийся Кузьмич. Они и сейчас продолжают думать, как и сменивший Бочарникова Чернореченцев, что мы всего не видим и не понимаем, что они ненавидят нас и продолжают считать быдлом! А теперь в следственном изоляторе Иван Александрович читает Библию, как пишет интернет. И я думаю, что он за тот срок, который получит по решению суда, сумеет выучить ее наизусть? Мне хочется сейчас закричать очень громко на всю тайгу и Семинский перевал с горы Белухи:
– Велиар! Возьми Библию! Начни и ты ее читать!
Возвращаясь мыслями в зал судебного заседания, я снова погрузился в 2016-ый год. Велиар еще жив и продолжает творить свое зло.
– Я доверяю судебному врачу из Сердобска, а не липецкому! – четко и ясно ответил Маскаев на вопрос судьи, есть ли необходимость проводить подсудимому повторную судебно-медицинскую экспертизу. Но сказал Петр Федорович так, как будто говорил назло Сербеневу, словно хотел насолить ему.
А я снова думал о встрече со Штирлицем. Он пришел один. Меня теперь беспокоило, как сложится комиссионная судебно-медицинская экспертиза у девочки.
– Знаете, что меня волнует? – начал я разговор с оперативным сотрудником ФСБ. – Стоит только вступить, так называемой потерпевшей, если она еще или уже не вступила, в половые отношения… она перестанет быть девственницей. Временной промежуток, когда судебный врач видит свежий разрыв и может назвать сроки, исчисляется, примерно, в пределах четырнадцати суток. Дальше стирается разница между старым и свежим разрывом.
– Вы хотите сказать, Сергей Петрович, – стал переспрашивать меня страж тайной службы, – что тогда они легко спишут разрыв девственной плевы на отца? Но ведь ваши записи продолжают оставаться в рамках… пусть и неоконченного заключения!
– В лучшем случае, оно станет моей ошибкой. Но они обратят все в заведомо ложное заключение! – волновался я.
– Что нам может помочь? – вроде искренне и, как мне казалось еще, правдоподобно проявлял снова интерес к делу представитель Федеральной службы безопасности и, скорее всего, честный офицер, если исходить из того, что оба уедут с Блондином на Кавказ. Они будут отстреливаться от бандитов до последнего патрона и вместе подорвутся на одной гранате, выкрикнув: «За Россию! За пацанов! За Пензу!»
– Я не сделал фотографию ее девственной плевы, хотя мог. В крайнем случае, на телефон, – беспокоился я и удрученно смотрел на Штирлица.
– Хорошо! Давайте сделаем так, что фотографии будто есть. Вы их сделали! – криво усмехнулся фээсбэшник. – У нас там свой человек. Мы запустим информацию. Кто будет проводить экспертизу, узнает, что у вас есть фотографии! – Он верил, что все сработает. А мне ничего не оставалось делать, как положиться на него. И теперь, если девочка с кем-либо вступит в
