Мушкетные шарики уступали в скорости современным пулям в той же мере, что теннисный мяч – выпущенной из лука стреле. Сравнивать их скорость было бессмысленно. Рефлексы Римо, привыкшего к сверхзвуковому полету смерти, даже не пробудились от дремы.
Одна из пуль летела сбоку. Римо и отступать в сторону не пришлось – он лишь чуть качнулся вправо, уперев левую руку в бедро.
Свинцовый комочек благополучно юркнул в пространство между его грудной клеткой и оттопыренным локтем левой руки.
Другая пуля грозила угодить ему в лоб. Римо слегка присел, и кусок свинца едва задел его темные волосы. В обычной ситуации такую промашку Чиун посчитал бы непростительной ошибкой, что привело бы к суровым нареканиям с его стороны. Просто шарик этот казался Римо таким неуклюжим и безвредным, что ему захотелось немножко поиграть с ним, словно с пляжным мячиком. Позволить ему погладить себя по голове было куда забавнее, чем полностью уклониться от столкновения.
Третий стрелок, судя по всему, недостаточно плотно забил заряд в ствол, и его пуля, кувыркнувшись в воздухе, упала на туфлю Римо. Тот пинком отправил шарик обратно, и свинец угодил в луизианца, который повалился на землю, прижимая руки к паху.
Римо с улыбкой на устах повернулся к учителю, и у него тут же отвисла челюсть.
Солдаты дали по мастеру Синанджу второй залп. О судьбе первого ученику оставалось лишь гадать. Впрочем, если уж он так легко избежал попадания, то Чиун и подавно.
Четыре свинцовых шарика приближались к мастеру невероятно медленно, как бы заранее возвещая о своем прибытии.
Чиун замер на месте. Римо вновь растянул губы в улыбке. Все ясно – учителю тоже захотелось поиграть. Но вот уже шарики скрылись в складках его черного кимоно, а старый кореец и не думал шевелиться.
Римо на миг оцепенел. Творилось что-то непонятное: Чиун даже не пытался защитить себя!
Ученик решил сам остановить смертоносные шарики. Остановить или отклонить, пусть даже придется пожертвовать руками.
Римо развел руки в стороны и бросился наперерез смертоносным пулям, готовым вонзиться в морщинистое лицо учителя. И в этот миг в груди у него возникла острая боль, да такая, что у парня отнялись ноги и перехватило дыхание.
«Все-таки подстрелили», – подумал он, хотя разум отказывался в это верить. Мастер Синанджу, прошедший полный курс обучения, никак не мог проморгать момент приближения медлительной мушкетной пули.
И тем не менее внутри у Римо все так и раздирало от невыносимой боли. Он повалился на спину, изумленно тараща глаза.
И тут же увидел руку Чиуна, которая только что нанесла ему жестокий удар, а теперь как ни в чем не бывало отражала мушкетные пули, посылая свинцовые шарики в сторону стрелков, имевших наглость покуситься на мастера Синанджу.
Чиун пустил в ход нижнюю часть ладоней, сжав их на манер «кошачьей лапы» – так обычно наносят короткие удары. При этом верхние суставы пальцев были плотно прижаты к нижним, а ладонь оставалась открытой.
Резкими движениями Чиун преградил путь сразу четырем пулям, по две на каждую ладонь. Пули с чмоканьем отскакивали от его рук и летели назад, к мушкетам, из которых вылетели. Чиун не мог сообщить им первоначальную скорость, и все же пули летели достаточно быстро, чтобы поразить человеческую плоть.
Первой жертвой стал дымящийся мушкет – ствол его треснул по всей длине. Второй – стрелок, получивший сокрушительный удар в плечо. Боец тут же закрутился волчком. Еще один солдат опустился на землю, схватившись за разбитое колено, а последнему пуля угодила в грудную кость, и он отлетел назад, как будто его лягнула лошадь.
– Вот так Конг отразил летучие зубы, когда появились первые в истории цивилизации стреляющие палки, – обронил Чиун, обращаясь к Римо.
– Очень мило, – с трудом выговорил ученик. – Но это еще не повод швырять меня на землю!
– Еще мгновение, и ты расстался бы со своими крепкими пальцами, причем совершенно зря, – отозвался учитель. – Продолжай тренировки, и ты тоже овладеешь искусством, которое юные ученики постигают на первой неделе обучения. Корейские ученики, разумеется.
– Враки! – заявил Римо, внимательно наблюдая за пулями третьего залпа, приближавшимися к Чиуну.
Мастер Синанджу сложил ладони у лица, словно собираясь сотворить молитву. Ко лбу его устремились две пули, а он замер как вкопанный, ни единым движением не выказывая желания уклониться или отразить летящую смерть.
Когда свинцовые шарики приблизились к его немигающим глазам на расстояние не более трех дюймов, кореец, выбросив вперед ладони, с глухим чмоканьем отклонил пули под прямыми углами, и те повернули к стрелявшим солдатам.
Двое тотчас вскрикнули и распластались на земле, жестоко наказанные за свои недобрые намерения.
– Дай-ка я попробую, – решился Римо, услышав звук четвертого залпа.
Ему пришлось сдерживать себя, чтобы не броситься навстречу летящему свинцу, – так медленно двигались пули. Наконец они приблизились чуть ли не вплотную, и Римо послал их обратно, ударив «подушечками» ладоней.
Строго говоря, пули даже не коснулись кожи. Быстрым взмахом рук Римо создал воздушные подушки, и пули отразились от сжатого воздуха, которому чудовищная скорость движения ладоней придала крепость стали. Наткнувшись на преграду, свинец отрикошетил с такой энергией, что Римо почувствовал его тепло, но отнюдь не удар.
Он успешно справился с пулями, правда, не сумев направить их в точку, из которой они вылетели, – два солдата упали навзничь, получив удар по макушке. Что ж, пару-тройку дней полежат без сознания и очнутся. У Римо не было никакого желания убивать людей, не разобравшись толком, что происходит.
– Попробуем их уговорить, – бросил он Чиуну.
Они шагнули вперед, и те из луизианцев, кто еще стоял на ногах, принялись торопливо забивать свинцом дула своих мушкетов. Судя по всему, это была нелегкая работа; большинство бойцов обливались потом.
Один из них вложил конец шомпола в дуло, упер его в ствол дерева и крепко надавил, чтобы загнать поглубже. Металлический прут хрустнул и разломился надвое.
– Шомпол сломался, – всхлипнув, пробормотал мушкетер.
– Он тебе больше не понадобится, – произнес Римо, схватив солдата за плечо, обтянутое синим шелком.
– Я отдал за свой мушкет месячную зарплату!
– Подумаешь, большое дело, – отозвался Римо и, выхватив оружие из покорных рук противника, всадил ствол в землю. Затем спустил курок, и ствол разорвало от мушки до затвора.
Солдат испуганно вскрикнул.
– Это всего лишь ружье, – заметил Римо.
– Это мое хобби! – возразил парень.
– Так, значит, ты примчался сюда из самой Луизианы, чтобы подраться с янки, и все потому, что у тебя такое дурацкое хобби? – уточнил Римо.
– Ничего подобного, – отозвался солдат. – Я не собирался воевать с янки.
– С кем же?
– Я приехал, чтобы сразиться с Шестой виргинской пехотной ротой.
– Но ведь они южане, разве нет?
– Южане, – подтвердил зуав.
– Значит, они на вашей стороне?
– Только не в этой священной войне!
– Значит, вы заодно с Севером?
– Еще чего! Мое сердце принадлежит Дикси.
– А мозги – Смитсоновскому институту! – рявкнул Римо. – Если ты не за северян, то за кого же?
Солдат горделиво выпрямился, обеими руками подхватывая падающую феску.
– Мною двигало желание оставить след в истории!
– Не понимаю.
– Это оттого, что ты пытаешься общаться с набитым дураком, – заявил Чиун, выходя из-за спины Римо. – Эй ты, болван! Какое отношение имеет Франция к творимому вами беззаконию?
– Никакого, кроме того, что мы взяли за образец форму учебного франко-алжирского полка, прошедшего всю Америку в начале шестидесятых годов прошлого века.
– Неужели? – удивился Римо.
– Так оно и было, – ответил зуав. – В начале Гражданской войны обе стороны носили мундиры французского покроя, и лишь на втором году сражений каждая из них ввела собственную униформу. Мы с товарищами предпочитаем форму зуавов. По крайней мере выделяемся из толпы.
– Это уж точно, – заметил Римо, окидывая причудливый костюм скептическим взором.
– А теперь объясни нам, что кроется за всем этим безумием, – потребовал кореец.
Солдат открыл было рот, и в тот же миг со стороны питерсбергского национального поля битвы послышались звуки мушкетной пальбы.
Ученик с учителем посмотрели на запад. Где-то вдали клубился пороховой дым. Залп следовал за залпом, облачка поднимались в воздух, сливаясь друг с другом.
– Куда они стреляют? – спросил Римо.
– Вверх, – ответил Чиун.
Римо, сделав из ладоней козырек, задрал голову.
– Наверху ничего нет, только вертолеты прессы и армии, – сообщил он.
– Наверное, они стреляют по федералам, – предположил зуав.
– А может, по газетчикам, – добавил Римо. Определить, куда стреляют мушкеты, было невозможно. Облачка взмывали вверх, словно стайка обеспокоенных шумных птиц. Пальба не утихала.
