Надпись на дисплее гласила: «Гапонов».
– Да, Ефим Алексеевич, – удивленно произнесла Катя в микрофон.
– Ты прости, что так поздно, – вздохнул скрипучий голос шефа. – Я сейчас всех на уши ставлю, потому что меня самого выдернули и, как щенка, в ледяную воду…
– Что-то случилось?
– Ты сегодня в Яму выезжала. Три трупа. Одна из убитых… Ее опознали. И по одежде, и по зубам. Это Наталья Марфина. Понимаешь?
Фамилия была знакомой. Даже очень. Но откуда именно, Катя сообразила не сразу.
– Марфина?
– Наталья Евгеньевна Марфина, – устало отозвался Гапонов. – Дочка нашего мэра.
– Говорят, что самое трудное – это потерять родителей. Чепуха. Я своих потерял много лет назад. Это естественный процесс. Самое трудное, что только может быть в этом мире – потерять своего ребенка.
Марфин стоял у окна и тусклым, безжизненным взглядом смотрел с высоты третьего этажа в никуда. За окном простирался огороженный с обеих сторон квартала – сюда могли заезжать только автомобили администрации – участок улицы Советской. Главной улицы города, его, Марфина, стараниями ставшей четыре года назад пешеходной. Исторический центр города с 400-летней историей. В подтверждение богатого прошлого напротив мэрии тянулись особняки из красного кирпича с резными балкончиками и балюстрадами, отстроенные еще в XIX веке. Сейчас там располагались управления горадминистрации – от жилищной политики до социальной защиты населения – которым не нашлось места в основном здании.
Марфин не видел ничего этого.
– Потерять того, кого ты вырастил. Кому ты всю его жизнь дарил свою любовь за то, что он просто есть. За кем наблюдал каждый день, глядя, как это создание, которое когда-то могло удержаться на твоей ладони, если расставить пальцы пошире, расцветает. Умнеет, начинает понимать мир, мечтает, стремится… – Марфин стиснул зубы, чтобы не выдать рвущийся из груди стон. – Ее мать умерла от рака десять лет назад. Наташе было всего восемь лет. Она только в школу пошла… Мы пережили это вместе. Бок о бок. И мы, наверное, справились. Не мне судить.
Марфин заметил фургон с символикой городского телеканала, который прошмыгнул слева, на перекрестке Советской с Пушкинской, явно съезжая к обочине.
Началось.
– Моя дочь была для меня всем, – сказал он. – Те 18 лет, что мы с ней были вместе, я учил ее жить. А она учила меня любить. Пыталась, но, наверное, так и не научила. Я постоянно рвался делать дела. А ведь жизнь так коротка, твою мать. Как она коротка, господи… И однажды, когда ты отрываешь глаза от бесконечного потока документов, которые нужно читать и подписывать, от монитора компьютера или от своего чертового мобильника, кого-то самого важного, к присутствию которого ты так привык, может просто не оказаться рядом. Вот о чем я жалею, Роман Алексеевич. Я не проводил с дочерью каждую минуту из тех, что были мне дарованы, как последнюю.
Марфин медленно отвернулся от окна и взглянул на Шмакова. Пузатый полковник в полицейском мундире сидел напротив его письменного стола и старался не смотреть Марфину в глаза.
– Есть хоть какая-то надежда, что это не Наташа?
Шмаков заставил себя посмотреть на хозяина кабинета.
– Господин мэр…
– Не называйте меня так, я ведь просил уже, – поморщился Марфин. – Я не мэр. Я глава города.
– Да… Евгений Игоревич. – вздохнув, с тяжелым сердцем полковник продолжил: – По стоматологическим снимкам совпадение полное. Мы можем – и обязательно так и сделаем, разумеется – провести дополнительную экспертизу на ДНК. Чтобы удостовериться. Но сомнений нет, Евгений Игоревич. Это Наталья.
Марфин коротко кивнул. О его состоянии говорили лишь побелевшие костяшки пальцев, когда он уткнулся ладонями в столешницу, чтобы не упасть. Медленно опустившись, почти осев, в кресло, Марфин чуть ослабил галстук.
– Не знаю, в курсе вы или нет… Начальнику полиции историю города не обязательно знать так, как ее должен знать градоначальник. Так вот, во времена Хрущева горисполком озадачился проблемой, которую таил в себе Замаячный поселок. Уже тогда умные люди понимали, что, если не предпринять что-то прямо сейчас, то эта клоака станет бомбой замедленного действия. И в горисполкоме возникла мысль расселить Замаячный поселок. Как раз тогда что-то подобное мы проделали с тремя деревнями в Северном округе, на месте которых начали застройку многоэтажными жилыми домами. И около Ямы начали строить пятиэтажки. Хрущевки, как понимаете. Но потом… – Марфин покачал головой. – Потом в город было решено переместить маслозавод. И все эти дома, которые успели построить на границе Промышленного района, отдали рабочим. Именно тогда все планы провалились. Это был первый и последний шанс решить проблему Ямы. Огромной черной дыры, которая, как раковая опухоль, прилипла к моему городу…
Он потер переносицу, собираясь с мыслями. Тяжело вздохнул. Пожилой человек, не видящий просвета.
– Роман Алексеевич, вы верующий?
Полковник смутился.
– Да, конечно.
– А я нет. То есть, на рождество я тоже хожу на службу, это мой долг как главы города, в конце концов. Но я всегда верил в себя. В свои силы. Я знал, что нужно быть сильным. Слабых, пусть они верят хоть в бога, хоть в черта, жизнь ставит на колени. А я никогда не хотел на них оказаться. – Марфин горько усмехнулся. – И вот жизнь показала мне, как же я ошибался. На самом деле все не так. Жизнь ломает сильных. Она любит делать это, просто швыряя их на колени. Слабых ломать ни к чему, они стоят на коленях с самого начала… На коленях оказываются все. Рано или поздно.
– Понимаю вас, Евгений Игоревич, – сказал Шмаков просто для того, чтобы что-то сказать.
– Нет, – возразил мэр и поднял глаза. – Боюсь, не понимаете. Сейчас я не хочу решать проблему Ямы. Я хочу, чтобы ее решили вы, товарищ полковник. И вы сделаете это.
– Марина Исмагилова, возраст 22 года. Числится пропавшей без вести в течение последних трех лет. Проживала в Центральном районе, неподалеку от рынка. Три года назад, вечером 10 сентября, пошла погулять. Собиралась в парке на проспекте Победы встретиться с подругами и с ними отправиться в кафе. Но с подругами она так и не встретилась. Ее сотовый телефон через час после ухода из дома замолчал.
– Жертва номер один? – уточнил Гапонов.
– Так точно.
– Хорошо. Дальше.
Подполковник угрозыска, начальник криминальной полиции города, сидящий за длинным столом для совещаний в кабинете Гапонова, зашуршал бумажками.
– Александра Воротникова, 19 лет. Пропала два года назад, 19 июля. В тот день она возвращалась со свидания со своим молодым человеком. Он не провожал ее, так как у него возникли срочные дела на другом конце города. Наши сотрудники, кстати, детально все проверили, алиби парня подтвердилось. На этой почве они с Александрой слегка повздорили, в общем, и разошлись. Домой девушка уже не добралась.
Гапонов кивнул.
– Третья – Марфина?
– Совершенно верно. Пропала 28 мая прошлого…
– Это я уже знаю, – отмахнулся Гапонов. – Итак, у нас три трупа. Три года назад, два года назад и год назад. В год по трупу. Каждая из девушек была убита путем удушения подручными предметами. Очевидно, изнасилована, учитывая, в каком состоянии их нашли. Возможно, сексуальное насилие было совершено уже после наступления момента физической смерти. После чего трупы оставлялись в заброшенном доме. До следующего года. – Гапонов обвел присутствующих тяжелым взглядом. – Вы понимаете, чем здесь пахнет? – и сам же ответил: – Серийником пахнет.
В числе прочих, собравшихся утром в кабинете руководителя городского отдела Следственного комитета РФ, была и Катя. В форменном пиджаке, она ютилась в конце стола между другим следователем по особо важным делам и Белянским, шефом собственного подразделения. Покосившись на коллег слева и справа – на нее никто не смотрел – Катя открыла свой блокнот и нацарапала на чистой странице: «Планерка у Гапонова. Трупы в Яме». На всякий случай. Ее основная привычка, которую Катя сама в себе выработала, чтобы найти лазейку в странных отношениях с собственной памятью.
– К счастью, пресса пока еще, кажется, не прочухала, – продолжал Гапонов. – По крайней мере, из пресс-службы не докладывали. Не прочухали они, собственно, самого главного. Что речь идет не абы о ком-то, а о дочке нашего с вами мэра. Когда СМИ узнают… Трубить об этом будут все. Вы ведь понимаете, надеюсь, что это федеральная тема? Центральные каналы, все федеральные газеты и все такое прочее. Мощный резонанс нам обеспечен. – Гапонов вздохнул, словно сам ужасаясь нарисованной им же картине. – Так что давайте срочно намечать совместный план работы. Все три убийства, само собой, объединяем в одно производство. Контролировать ход следствия, учитывая масштабы, буду лично я. Виктор Яковлевич, поручаю основную следственную работу вам.
