– Полагаю, ему нравится с ней препираться, – с улыбкой ответила Серена, представив себе, как старая ворчунья Одиль спорит со старым ворчуном Гиффордом.
Одиль Фонтено была работящей как мул. Высокая, костлявая, угловатая. Глядя на нее, можно было подумать, что черная кожа, которой одарила ее природа, предназначалась кому-то гораздо ниже ростом. А вот глаза, яркие, словно газовые горелки, сверкали ультрамарином, как будто черпали энергию в силе ее характера. При всей своей вредности она была вдобавок и суеверна и терпеть не могла, когда ей перечили. Одиль пришла к ним в дом уже после того, как Серена и Шелби выпорхнули из родного гнезда, а Мей, женщина, которая помогала их растить, ушла на пенсию. Сейчас Одили, по идее, было за шестьдесят, однако, глядя на нее, в это верилось с трудом, а спросить ее в лоб никто не осмеливался.
Серена открыла чемодан и вытащила оттуда пару белых укороченных брючек и трикотажный топик в широкую красно-белую полоску. Быстрый взгляд в зеркало над комодом подтвердил ее худшие опасения – от тщательно уложенной прически ничего не осталось. Впрочем, сейчас ей было не до таких вещей, как прическа.
– Кстати, – сказала она, натягивая через голову топик, – брат Одили Пеппер – приятель Гиффорда.
Шелби тотчас прекратила переставлять безделушки на комоде и посмотрела на отражение сестры в зеркале.
– Ты сказала, что едешь за Гиффордом? Я правильно тебя поняла? Ты собираешься на болота?
Серена застегнула «молнию» на брюках и пристально посмотрела на сестру.
Щеки Шелби залились краской, которую был не в состоянии скрыть даже слой пудры. Испытывая неловкость, она поспешила отвести взгляд.
– Я даже не подумала сразу, что ты это серьезно. Господи, Серена, неужели ты и вправду собралась в эту глушь?
– А что, по-твоему, мне делать, Шелби? Сидеть и ждать у моря погоды в надежде, что все разрешится само собой?
Шелби повернулась и пристально посмотрела на сестру. Настроение ее менялось буквально на глазах.
– То есть ты хочешь сказать, что именно так я и делаю? Что я закрываю глаза на то, что происходит? – Она обиженно прищурилась и поджала губы. – Извини меня, Серена, если я не дотягиваю до твоих высоких принципов, но с меня хватает и собственных забот. И если Гиффорд решил, что ему нравится жить на болоте, в забытой богом, кишащей змеями глуши, то я не собираюсь все бросать и бежать туда за ним, чтобы уговорить вернуться домой.
– Тебе не придется этого делать, – устало ответила Серена. – Потому что за ним поеду я.
– Именно. – С этими словами Шелби шагнула к балконной двери, что открывалась на галерею. Чтобы чем-то себя занять, она нервно сжала рукой тонкий тюль занавески и, покомкав, отпустила. Затем обернулась и гордо тряхнула головой. – Представляю, как обрадуется Гифф, увидев, что ты переборола собственные страхи.
Серена одарила сестру пристальным взглядом, полным неприязни и обиды, однако демонстративно промолчала. Она ни разу не обсуждала с сестрой свой страх перед болотом и те обстоятельства, которые породили его. Это была слишком больная тема, и между сестрами давно уже имелся молчаливый уговор никогда ее не затрагивать. Это была своеобразная «ничейная земля», полная недомолвок и опасностей, по краю которой Шелби пыталась ходить, когда бывала не в настроении.
Серена подозревала, что сестра даже не догадывается, насколько взрывоопасна эта тема. И не потому, что Шелби была глупа, просто она привыкла не придавать особого значения тем вещам, что не были непосредственно связаны с ней самой. Зато все, что касалось ее, разрасталось до неимоверных размеров.
Надев на ноги красные парусиновые туфли, Серена захлопнула чемодан и решительно щелкнула замками. Сейчас ей некогда заниматься анализом личностных проблем сестры, даже если бы она этого очень захотела. Потому что ее ждет лодка.
– Мне пора, – сказала она, пытаясь не показывать своего раздражения. – Не могу точно сказать, когда я вернусь. Потому что, зная Гиффорда, могу застрять там на день или два.
С этими словами Серена перекинула через плечо дорожную сумку и сняла с кровати чемодан. Даже не взглянув на прощание на сестру, она вышла из комнаты и решительно направилась к входной двери.
– Серена, погоди! – растерянно крикнула ей вслед Шелби и бросилась за ней вдогонку.
– Мне некогда ждать. Лаки дал мне всего десять минут, и, если я сейчас не вернусь в лодку, он просто возьмет и уедет, чтобы показать мне, какая я непунктуальная.
– Лаки? – переспросила Шелби, и голос ее дрогнул. – Это что еще за Лаки?
– Лаки Дюсе, – ответила Серена, распахивая бедром входную дверь. – Он согласился отвезти меня к Гиффу.
Сестра моментально изменилась в лице и даже побледнела. Впрочем, Серена этого не видела, потому что смотрела в другую сторону.
– Боже, Серена! – выдохнула Шелби и едва ли не выбежала на галерею. – Неужели ты взяла его в проводники? Не может быть! Ты хотя бы представляешь, что о нем говорят люди?
– Отлично представляю.
– О боже! – в ужасе воскликнула Шелби. Одной рукой она принялась похлопывать себя по груди, другой – обмахиваться, словно веером. Со стороны могло показаться, что она вот-вот упадет в обморок, как то обычно делали великосветские красавицы в прежние времена. – Я даже не представляю себе, и как только его бедная мать способна смотреть людям в глаза. А ведь она такая милая женщина. Ее младшие дети порядочные люди, все с университетскими дипломами, но этот… этот Лаки, господи, да он же исчадие ада. От него одни неприятности. С тех пор как Лаки вернулся из армии, он поселился на этом жутком болоте и живет там, как дикий зверь. Поговаривают, что он слегка свихнулся.
– Что ж, в этом я даже готова с тобой согласиться, – ответила Серена, вспомнив собственные слова Лаки по этому поводу. – Но он единственный, кто согласился довезти меня к Гиффорду.
– Нет, ты ни в коем случае не должна этого делать. Кто знает, что он там себе позволит?
Серена вздохнула:
– Шелби, кто-то из нас двоих, ты или я, должен съездить к Гиффорду и поговорить с ним. Но поскольку ты этого делать не намерена и Лаки Дюсе единственный, кто ответил согласием, то выбора у меня нет.
Шелби надулась и, слегка выпятив нижнюю губу, обиженно похлопала ресницами.
– Я просто хотела сказать, что этого не одобряю. Только и всего.
– Твое неодобрение принято к сведению. А теперь мне пора. Извинись за меня перед Одиль.
– Смотри, будь осторожна.
Услышав слова предостережения, Серена на миг задержалась на последней ступеньке лестницы. Это был один из тех редких случаев, когда Шелби демонстрировала заботу о ней, что вызывало у Серены смешанные чувства. Хотя бы потому, что думать о других людях было не в привычках сестры. Шелби была легкомысленна и себялюбива, мелочна, а порой и просто жестока. Тем не менее время от времени на нее что-то находило, и тогда она демонстрировала заботу и привязанность, если не любовь, причем всякий раз преподносила это как своего рода благодеяние. Что, хотя по-своему и трогало, однако наводило на подозрения.
– Обещаю, – негромко ответила Серена.
Она, слегка прихрамывая, снова преодолела лужайку, правда, сейчас ей по ноге больно ударял чемодан, да и заноза, которая впилась ей в ступню, тоже давала о себе знать, а времени, чтобы ее вытащить, у нее не было. Серена посмотрела в сторону причала и попыталась выбросить Шелби из головы.
Сколько она себя помнила, люди постоянно твердили, мол, как ей повезло иметь сестру-близняшку, с которой они наверняка близки и хорошо понимают друг друга! Серена неизменно выслушивала эти слова со скептической улыбкой. Между ней и Шелби никогда не существовало никакой душевной привязанности. Не считая внешнего сходства, сестры были полными противоположностями. А из-за упрямства Шелби – еще и соперницами, причем с раннего детства. Серена подозревала, что сестра зла на нее за то, что она имела дерзость появиться на свет в один день с ней, как будто Серена сделала это нарочно, лишь бы только чем-то насолить ей, украсть ее единоличное право на день рождения. Серена, как могла, пыталась избегать соперничества, что только еще больше отдаляло ее от сестры. У каждой были свои интересы, свои мечты, и с каждым днем пропасть между ними лишь возрастала.
Серена всегда сожалела, что между ней и Шелби не было близости. Быть близнецом практически постороннему человеку – наверно, это даже хуже, чем быть единственным ребенком в семье. Увы, они были такие разные, каждая жила в своем мире, и эти миры не только не пересекались, но даже не соприкасались. Ни о каком взаимном понимании не могло быть и речи. Более того, иногда могло показаться, что они говорят на разных языках. Единственное, что связывало их, – кровное родство и этот фамильный особняк, Шансон-дю-Терр.
Да, их отношения были сложными. Будучи профессиональным психологом, Серена наверняка могла счесть их случай достойным изучения, будь на ее месте кто-то другой. Тогда бы она наверняка могла рассуждать об их отношениях с Шелби со всей объективностью. Увы, слишком личной была эта тема, столько болезненных воспоминаний накопилось в душе, которые, подобно побегам плюща, переплели жизни их обеих, что ей было страшно их сорвать – вдруг под ними окажется еще нечто более страшное, нечто мертвое и усохшее, подобно деревцу, заглушенному обступившими его зарослями. И что ей делать тогда? Тогда ей придется расстаться со всякой надеждой, которая – что греха таить – все еще жила в глубине ее души. Так что пусть уж лучше все останется таким, как есть, а ей следует просто меньше думать на эту тему.
