Аннелиза положила трубку, а Лукас задумался, не пора ли начать искать другое агентство.
В этот день после обеда он два раза загрузил стиральную машину, пропылесосил квартиру и вымыл кухню. Потом ему все это надоело, и он пошел в свой любимый итальянский ресторанчик к Джованни, чтобы съесть пиццу.
Хозяин приветствовал его так, словно они не виделись несколько месяцев, хотя Лукас заходил сюда два-три раза в неделю. Джованни поставил ему бесплатно бокал prosecco[14] в качестве презента, потом принес рыбу, макароны и zuppa inglese.[15] Подавая каждое блюдо, он рассказывал, как скучает по Эльбе, где его ждет семья, цветут лимоны и подсолнухи склоняются в сторону моря. Из маленьких спрятанных и безнадежно устаревших громкоговорителей звучала музыка «Volare», гимн Джованни, и нужно было иметь достаточно терпения, чтобы выслушивать эту песню по пять раз за вечер.
Лукас становился все более меланхоличным. Ясно было одно: глупо оставаться в Берлине и надеяться на какую-то работу. Это невозможно, он этого просто не выдержит. После третьей рюмки граппы на прощание и сердечных объятий с Джованни Лукас уже знал, что теперь делать, чтобы спасти это лето и обрести мир в душе.
Было двадцать два часа тридцать минут, когда он набрал номер телефона в Италии.
Уже после третьего звонка Магда взяла трубку.
Впервые Лукас встретил Магду семнадцать лет назад, на праздновании шестидесятилетия матери. День рождения отмечали в берлинском отеле среднего класса, который изо всех сил старался выглядеть намного лучше, чем был на самом деле, но все усилия разбивались об выбор мебели и плохую подготовку персонала.
Лукас вышел из такси и медленно шел через необыкновенно маленький холл. В этот момент он увидел Йоганнеса. Рядом с ним была стройная женщина, и ей очень шла эта прическа. Она взглянула на него карими глазами, и Лукасу показалось, что они смотрят прямо ему в душу.
— Это Магда, — сказал Йоганнес. — А это мой брат Лукас. Мне кажется, вы еще не знакомы.
Она молча протянула ему руку. Лукас беспомощно стоял перед ней и не знал, что делать. Он не мог смотреть на Магду, но и не смотреть на нее ему тоже не удавалось. У него в голове вертелись разные слова, ему очень хотелось что-то сказать, но он не знал, что именно. Ничто не казалось ему правильным, подходящим, легким или остроумным. Просто ничего не получалось. Эта женщина отняла у него разум в буквальном смысле слова.
Поэтому он просто кивнул, понимая, что она может истолковать это как невежливость. Или же сочтет его дураком, что в данный момент соответствовало действительности.
— Мне очень хотелось познакомиться с тобой, — сказала она с улыбкой. — Йоганнес пару раз рассказывал о тебе. Не так много, но все же кое-что из вашего детства.
— Что именно? — спросил Лукас, чувствуя себя все глупее.
— Не сейчас. — Йоганнес обнял плечи Магды и крепко прижал ее к себе. — Нам нужно вернуться к машине, кое-что забрать. Иди наверх. Зал номер пять. Мама ждет тебя.
Магда еще успела подарить ему улыбку, а потом они вышли из гостиницы через вращающуюся дверь.
В тот день рождения он три раза танцевал с ней. Быстрый фокстрот, ча-ча-ча и медленный вальс. После фокстрота он подсел к ним за стол.
— Ты хорошо танцуешь, — заметила она. — Такое редко бывает.
— Это моя профессия, — сказал он настолько скромно, как только смог, — в каком-то смысле.
— Я знаю. Йоганнес рассказывал, что ты артист. Хотя артист не обязан мастерски танцевать фокстрот.
— Не обязан. Но это нельзя считать недостатком.
С каждой минутой она казалась ему все красивее.
Услышав первые такты следующей мелодии, он взял ее за руку.
— Пожалуйста, ча-ча-ча.
Они танцевали так гармонично, как будто никогда ничем другим и не занимались. Лукас знал, что Йоганнес, сидя за столом, наблюдает за Магдой и только и ждет мельчайшего жеста, малейшего движения, которое могло бы означать измену.
Однако Лукас держал себя в руках и ничем не показал, что больше всего на свете хотел бы обнять ее и поцеловать на виду у всех гостей.
После танца он остался сидеть за их столом, мечтая о том, чтобы всю ночь держать Магду в объятиях на паркете танцевального зала. Он выпил две кружки пива и рассказывал ей о своей работе, о своих надеждах и планах, о премьере в Брауншвейге. «Кукловод» Губертуса Дегелиуса. Сумасшедший шанс для молодого артиста. Почти сольное выступление. Он будет держать на себе целый вечер и раскроет все грани своего мастерства. Может быть, благодаря этой роли ему удастся обратить на себя внимание и хоть немного приблизиться к заветной цели — покорить Берлин.
— Конечно, мы приедем в Брауншвейг, — сказала Магда, — это не проблема. Йоганнес много ездит и, несомненно, сможет заглянуть на премьеру брата.
— Обещаешь? — спросил Лукас.
— Обещаю. А если у Йоганнеса не будет времени, я приеду одна.
Магда сдержала слово. Она приехала на премьеру, и приехала одна. Лукас, которому репетиции доставляли огромное удовольствие, сейчас, когда она смотрела на сцену, сомневался во всем.
Он знал, что Магда присутствует на спектакле, но не знал, где она сидит.
Когда он перед выступлением стоял за сценой, ему вдруг стало холодно. Он начал дрожать и почувствовал, как пересохло во рту. Лукасу казалось, что его горло покрылось трещинами и у него вот-вот пропадет голос. Он попытался сглотнуть слюну, но это ему не удалось. Одновременно внутри рос страх. Сцена казалась ему позорным столбом, местом его казни.
Он больше не мог держать себя в руках. Ни свое тело, ни свои мысли. Его память как будто вычистили: он забыл, что ему через несколько секунд нужно будет делать и говорить на сцене. Он оказался ничтожеством, слабаком, который не смог вынести такого напряжения.
И тут прозвучало решающее слово. Лукас услышал его словно через вату и вышел на сцену в твердом убеждении, что появился не вовремя.
Прожекторы ослепили его. Он не помнил, чтобы сценическое освещение было таким ярким. На сцене было жарко, почти душно. Тепло тел восьмисот человек разогрело помещение. Лукасу больше не было холодно, он вспотел. Он попытался сориентироваться, найти свой отрепетированный путь под взглядами публики, под взглядом Магды.
Воздух напоминал плотную кашу. Пахло чем-то застоялым и теплым. Лукас ощутил напряжение, с которым встретила его публика. И вдруг он почувствовал себя счастливым, могучим и свободным. Все глаза были направлены на него. Какое невероятное чувство! Его страх улетучился. Он видел только партнершу, которая стояла напротив и смотрела на него большими глазами.
И он отдался чувствам. Он забыл, что стоит на сцене, забыл о публике, забыл о Магде. Все, что говорил, он действительно думал и ощущал. Согласно сценарию, он был влюбленным. И еще никогда не чувствовал себя настолько полно вошедшим в образ.
— Ты пришла, — сказал он, — ты вернулась.
Он опустился перед партнершей на колени.
— Я был куском дерева, которого бросало на волнах океана, а теперь я чувствую, как кровь снова начинает бурлить в моих жилах. Я заново родился. Я живу и дышу, я люблю. Без тебя я был словно чистый лист бумаги, словно облако на ветру, словно слеза, падающая на землю.
Лукас заплакал. Слезы струились у него по лицу, и он вдруг почувствовал соленую влагу на своих губах.
К концу спектакля он полностью выдохся. Казалось, он с трудом держится на ногах. Аплодисменты доходили до него словно издалека. Он слышал их, как ныряльщик воспринимает шум двигателя корабля.
Двадцать минут спустя Магда пришла за кулисы. Он был раздет до пояса, покрыт потом и только наполовину снял грим. Но она, похоже, этого не заметила. Она обняла его и так замерла.
— Ты сыграл фантастически, — прошептала она. — У меня прямо мурашки бегали по коже.
Он открыл бутылку шампанского, которую руководство театра поставило ему на программку на столе в гримерной.
— И за это мы должны выпить.
Лукас взял два бокала с подоконника и налил шампанского.
— К сожалению, оно теплое.
— Ничего.
Они как раз чокнулись, когда дверь распахнулась и вошел режиссер Рейнгард. Он обнял Лукаса.
— Великолепно! — воскликнул Рейнгард. Казалось, он вот-вот лопнет от гордости. — Это просто бомба, это успех! Ты сделал свое дело ве-ли-ко-леп-но! Особенно любовную сцену вначале, когда она возвращается. Ты никогда не играл ее так, как сегодня! На репетициях у тебя это не получалось, а сейчас вдруг… И это на премьере!
Он бросил на Магду понимающий взгляд.
— Ты просто феномен, Лукас!
Лукас молча кивнул и покраснел.
— А сейчас пойдем праздновать премьеру в подвальчик под ратушей, — сказал Рейнгард и исчез так же быстро, как и появился.
