Ознакомительная версия.
Крайцлер подался к нему и предложил спичку, которую Дьюри принял нехотя.
– А что вы имели в виду, когда сказали «за вес», мистер Дьюри? – спросил Ласло.
– Вы врач, доктор, – ответил тот. – Сами понимаете. – Старательно раскурив трубку, Дьюри тряхнул головой и буркнул: – Тварь! Я понимаю, так говорить о своей покойной матери грубо. Но видели бы вы ее, джентльмены, – ни на миг не оставляла его в покое, ни на миг! И стоило ему пожаловаться или заплакать, или же возмутиться, она говорила ему веши столь отвратительные, что даже для нее они казались чересчур. – Дьюри поднялся и вновь взялся за лопату. – Что это не ее сын. Что он сын краснокожих индейцев – грязных дикарей-людоедов, которые подбросили его к порогу. Бедняга уже сам почти в это поверил.
Части головоломки вставали на места с каждой минутой, и чем дальше, тем сложнее мне было сдерживать внутреннее ликование. Мне уже хотелось, чтобы Дьюри скорее закончил свою повесть, и я бы выбежал наружу и вознес к небесам торжествующий клич: да приберет черт всех наших врагов и противников, потому что мы с Крайцлером готовы поймать этого человека! Но я понимал, что самоконтроль сейчас важен как никогда, и старался ничем не уступать в бесстрастности Крайцлеру.
– И что же произошло, когда ваш брат подрос? – спросил Ласло. – Достаточно, чтобы…
В ответ Мам Дьюри вдруг издал душераздирающий и нечленораздельный вопль и швырнул лопату о дальнюю стену амбара. Куры немедленно всполошились, взметнулась туча перьев. Словно опамятовшись, Дьюри выхватил трубку изо рта и взял себя в руки. Ни я, ни Крайцлер не пошевелились, хотя глаза у меня, наверное, только что на лоб не полезли.
– Думаю, – прохрипел Дьюри, – нам следует быть честными друг с другом. Джентльмены.
Крайцлер промолчал, мой же голос предательски дрогнул, когда я переспросил:
– Честными, мистер Дьюри? Но уверяю вас, что…
– Да черт побери! – опять взорвался Дьюри, топнув ногой. После чего ему пришлось пару секунд успокаиваться, и только потом он заговорил спокойно: – Неужели вам не пришло в голову, что это в свое время перетерли все, кто мог? Вы что – воображаете, что если я сиволапый фермер, я в придачу идиот? Я знаю, что вы тут вынюхиваете.
Я было намеревался ему возразить, но Крайцлер коснулся моей руки и заговорил сам:
– Мистер Дьюри был исключительно прямолинеен с нами, Мур. Полагаю, нам следует отплатить ему тем же. – Дьюри кивнул, его хриплое дыхание понемногу стало успокаиваться. – Да, мистер Дьюри, – продолжал Ласло. – Мы действительно полагаем, что ваш брат вполне мог убить ваших родителей.
С губ нашего собеседника сорвался жалкий, полузадушенный всхлип.
– И он жив? – спросил Дьюри уже без прежнего гнева в голосе. Крайцлер медленно кивнул, на что Дьюри беспомощно воздел к небу свои ручищи. – Но почему, объясните мне, почему до сих пор это имеет такое значение? Это же было так давно – все кончено. Кончено! Да и если мой брат жив – он ни разу не пытался связаться со мной. Так почему сейчас всплывает эта забытая история?
– Стало быть, вы и сами это подозревали? – спросил Крайцлер, доставая из кармана фляжку с виски и предлагая ее Дьюри. Тот снова кивнул и сделал глубокий глоток, ничем более не выказывая неприязни к моему другу. Вначале я полагал, что она вызвана акцентом Крайцлера, теперь же до меня стало доходить: Дьюри подозревал, что визит такого необычного, по его мнению, врача именно таким диагнозом и завершится.
– Да, – наконец произнес Дьюри. – Вы должны помнить, доктор, я в детстве жил среди сиу. У меня даже было несколько друзей в племенах. И я своими глазами видел восстание в 62-м. Я знал, что версия убийства моих родителей, принятая полицией, – почти наверняка ложь. Более того, я знал – мой брат…
– На такое способен… – тихо закончил за него Крайцлер. Он маневрировал очень бережно, совсем как с Джессом Поумроем. Голос его оставался спокоен, а вопросы становились все острее. – Откуда, мистер Дьюри? Откуда вы это знали?
На миг я испытал к этому верзиле искреннюю симпатию: по его щеке скатилась одинокая слеза.
– Когда Яфету было… не то девять, не то десять лет, – произнес он еле слышно, делая внушительный глоток из фляжки, – мы отправились на пару дней в горы. Поохотиться на мелкую живность – белок, опоссумов, енотов и прочих. Я научил его стрелять, но такую охоту он недолюбливал. Яфет был прирожденным ловцом. Мог целый день разыскивать гнездо или нору, а после часами, в глухой ночи, в одиночестве выжидать. У него к этому был талант. Но однажды мы охотились порознь: я пустился по следу рыси, а возвращаясь в лагерь, вдруг услышал странный, ужасный крик. Вой. Пронзительный и слабый, но пугающий. В лагере я увидел Яфета. Он поймал опоссума и… он заживо отрезал от него кусок за куском. Я бросился к нему, выпустил пулю в голову несчастному зверьку и отвел брата в сторону. У него в глазах блестели недобрые огоньки, но я на него наорал, и он расплакался, вроде бы сожалея о своем поступке. Тогда я решил, что это был единственный раз: мальчишка способен на подобное, если ничего не соображает, а стоит ему объяснить, и это больше не повторится.
У Дьюри погасла трубка и он поворошил угольки. Крайцлер зажег ему спичку и предположил:
– Но вы ошиблись?
– Да, – ответил Дьюри. – После такое случалось несколько раз – по крайней мере, я знал об этих случаях. Он никогда не замахивался на крупных животных – домашний скот, лошадей с соседних ферм. Нет, эту жажду распаляли в нем лишь маленькие создания. Я пытался этому как-то воспрепятствовать и в итоге…
Тут он умолк и сел, уставившись в пол и явно не желая продолжать рассказ. Но Крайцлер снова мягко настоял:
– Ив итоге произошло нечто куда более ужасное? Дьюри пыхнул трубкой и кивнул.
– Но я его не винил, доктор. И, думаю, вы согласитесь, что я был прав. – Рука его сжалась в кулак, которым он хватанул себя по ноге. – Но мать, будь она проклята, мгновенно усмотрела в том очередной пример дьявольских козней. Говорила, что он сам на себя это навлек, как прочие мальчишки.
– Боюсь, вам все же придется объяснить, мистер Дьюри, – сказал я.
Он быстро кивнул, последний раз приложился к фляжке и, вернув ее Крайцлеру, продолжил:
– Да-да, конечно. Прошу меня простить. Дайте подумать – это, кажется, произошло летом… вот черт… в аккурат перед тем, как я уехал, значит – летом 75-го. Вроде бы. Яфету было одиннадцать. На ферме, где я работал, наняли нового батрака, всего на пару лет меня старше. По всей видимости, он был человек приятный. И, похоже, умел находить общий язык с детьми. Мы быстро сдружились, и я как-то раз позвал его с нами на охоту. Его Яфет сразу заинтересовал, да и сам он брату понравился, и потом еще несколько раз отправлялся с нами в горы. Они с Яфетом ставили силки, а я охотился на дичь покрупнее. Я объяснил этому… этой твари, которую принимал за человека, что Яфета следует удерживать от измывательств над дичью, и парень вроде понял меня. Я сам – сам, понимаете – доверил ему брата… – Тут его рассказ прервался чьим-то глухим стуком в наружную стену амбара. – И он предал мое доверие… – Дьюри поднялся. – Люди так не поступают. – Открыв мутное окошко, Дьюри высунул голову и заорал: – А ну там! Кому сказал – пшла вон отсюдова! Живо марш! – снова втянув голову, Дьюри поскреб редкую поросль на голове: – Глупая кляча. Вся в репьях уже, а туда же – за клевером лезет аж за амбар. Не могу же я все время… Извините, джентльмены. В общем, как-то вечером я обнаружил Яфета в лагере – полуголый, он рыдал, а из… в общем, он был весь в крови. Тварь, с которой я его оставил, исчезла, и больше мы его не видели. – От задней стены амбара вновь донесся знакомый глухой стук, заслышав который, Дьюри ухватил с пола длинную жердь и направился к выходу. – Вы позволите на минутку, джентльмены?
– Мистер Дьюри? – окликнул его Крайцлер. Наш хозяин обернулся в проеме. – Этот парень, батрак… вы не помните, как его звали?
– Разумеется, помню, доктор, – отозвался Дьюри. – Это имя выжжено в моей памяти. Бичем. Джордж Бичем его звали. А теперь прошу меня простить.
Имя ударило меня сильнее, чем все, что мне до сей поры открылось, и торжество мое обратилось в смятение.
– Джордж Бичем? – прошептал я. – Но, Крайцлер, если Яфет Дьюри…
Крайцлер упредительно воздел палец, призывая хранить молчание:
– Придержите вопросы, Мур, и помните: по возможности нам не следует раскрывать этому человеку истинных целей нашего визита. Мы уже знаем почти все, что нужно. Пора откланиваться.
– Все, что нам нужно, – допустим, вы уже все знаете, а у меня еще тысяча вопросов! И почему нам следует скрывать все от него, он же вправе…
– Что хорошего принесут ему эти знания? – резко прошипел Крайцлер. – Вы же видите – человек все эти годы страдал и мучился. Какой смысл – и для нас, и для него – сообщать, что брат его, быть может, убил не только родителей, но и полдюжины детей?
Ознакомительная версия.
