А если совсем не будет взрыва? Если окажется, что я просто покатался по Европе и задание не выполнил? Это совсем плохо. Товарищи по партии мне этого никогда не простят. И я сам себе этого не прощу. Скорее бы взрыв».
Но прошло десять минут, пятнадцать, двадцать. Земля за окном стала быстро приближаться. Колеса плавно коснулись земли, посадка была идеальной, ктото из пассажиров даже легко поаплодировал.
«Этого не может быть. Просто не может быть».
К лайнеру подъехал приставной трап. Пак автоматически поднялся вместе со всеми, двинулся к выходу, спустился по трапу. Сойдя на землю, он не пошел к автобусу, а повернулся к самолету и стал рассматривать его днище.
«Гдето здесь должно было рвануть. Или здесь? - Пак задрал голову и медленно, как лунатик, побрел от трапа ближе к самолету. - Точно. Вот здесь это и должно было быть». Он смотрел на неподвижную серую металлическую гладь корпуса, не обращая внимания на оклик служащего. За спиной Пака шевельнулось низкое облако, отразившись в металлическом зеркале. «Гдето я это уже видел. Что же это такое? Силы небесные. Озеро. Это же то самое озеро!»
Низкий, идущий из глубины самолета звук Пак даже не услышал, а почувствовал, ощутил всем своим телом. Потом его зоркие глаза заметили первое движение. Поверхность фюзеляжа слегка дрогнула, плавно колыхнувшись сначала вверх, затем вниз, и потом стала стремительно вспучиваться, направляясь не куданибудь, а прямо по направлению к нему, Паку.
Это шла Она. Он не зря Ее сегодня все время чувствовал рядом. Пак хорошо помнил, что будет дальше. Но, как и в своем повторяющемся сне, ничего не мог сделать. Он просто стоял и ждал неизбежного.
И неизбежное пришло. Надувшийся, обращенный к Паку металлический бугор вдруг лопнул в самой середине, и из него на Пака с диким воем понеслась Она, Годзилла.
Огромная пасть стремительно приближалась к несостоявшемуся герою, раскрываясь в страшном оскале разорванного алюминия. Он видел блеск серого неба на огромных острых зубах и успел почувствовать на своем лице горячее зловонное дыхание страшного зверя.
Дикий крик заглушил на мгновение шум международного аэропорта города Вены. Этот вопль шел из самой глубины души маленького Пака, навсегда унося в бесконечность остатки его сознания.
ЗальцбургДоктор Бирман нервно ходил кругами по главной комнате лаборатории. Он был в исключительно редком для него расположении духа. Доктор был не в согласии сам с собой.
«Боже великий, как же так. Я буду должен своей рукой ради спасения одного молодого человека погубить другого. Ведь если задуманное получится, а оно, по воле Твоей, наверное, получится… Тогда несчастный парень, или, что правильнее, бедная девушка, рожденная парнем, окажется в гадком, безобразном теле. При моем непосредственном участии. У меня возникает страшная, крамольная мысль. Мне иногда кажется: может быть, даже будет лучше, если пораженное серое вещество не воспримет эту молодую личность…
Боже милосердный, прости меня, грешного. Нет, я все понимаю и принимаю, на все Твоя воля. Не мне решать такое, я всего лишь обычный человек. Наверное, сейчас я должен себя воспринимать просто как безмолвный послушный инструмент в руках Твоих. Но Ты же дал мне и совесть! Как же тяжело душе моей, услышь и пойми! Они оба мне как дети. Услышь меня, прошу тебя, молю тебя, Всемогущий. Не погуби душу мою.
Как я могу считать правым дело, при котором ради спасения одного из детей твоих другой будет уничтожен. Или так бесконечно унижен. В смысле помещен в это безобразное старое больное тело. Как же я смогу дальше жить с этим страшным грузом на моей душе? Или мне время уйти? Сделать то, что Ты мне предписал, и уйти из этого мира?»
Доктор остановился у стола старшего лаборанта. По экрану компьютера беззаботно плавали красивые рыбки.
«Наверное, я сейчас впервые понимаю, что чувствовал праотец Авраам, когда вел единственного сына своего, Исаака, к жертвеннику. Предписал Ты, Всевышний, принести сына в жертву, и Авраам был готов сделать это. Боже ж ты мой! Когда читаешь об этом, это одно. Когда самому предстоит совершить нечто подобное, это совсем другое. Как же это страшно.
Я, как утопающий, хватаюсь за соломинку. Конечно, я не праведный праотец Авраам, мое сравнение неправомерно. Прости меня. Но тогда ведь не свершилось ужасное. Я с самого раннего детства помню эту историю. Ты, Всемогущий, послал тогда агнца Аврааму, на замену невинной жертвы. Тем более ягненку дикому все равно суждено было погибнуть. Запутался он, бедненький, безнадежно в кустарнике.
Ойейей… Я далеко не праведный Авраам, а простой грешный человек. Хотя и его прямой потомок, я так себе думаю. Однако ведь мечтатьто никому не заказано. Как бы это было бы чудесно, если бы Ты избавил и меня от заклания несчастного юноши…
Нет, это вовсе не гордыня. Я, наверное, просто наивный мечтатель. Ну что еще, кроме чуда, может спасти его за оставшиеся несколько часов? Ума не приложу. Плохо мне, плохо. Стыдно и страшно».
В дверь осторожно постучали. Доктор повернулся к двери и замер. Так в лаборатории вести себя не было принято. Если какаялибо дверь не была заперта, то это значило, что любой желающий мог войти в любое время без дополнительных церемоний.
Сердце доктора Бирмана громко стукнуло и потом зачастило. «Однако, очень своевременно. Это не мои ребята, без сомнений. Кто там может быть? Вот сейчас я подойду к двери, открою, и кого я увижу? Ангела, приносящего добрую весть? Или посланца дьявола, который посмеется мне в лицо? Чтото ноги отяжелели. Нет, чтото совсем не идут. Ну, тогда попробуем подругому».
И доктор громко, может быть, несколько громче, чем хотел бы, произнес:
- Открыто, заходите.
Дверь медленно, чуть скрипнув, открылась. За дверью стояла нянечка Ирина.
Она осторожно переступила порог, аккуратно закрыла за собой дверь и посмотрела прямо в глаза доктору. Тот вопросительно наклонил голову. Нянечка молча, не отводя своих заплаканных глаз, шагнула к доктору поближе и протянула листок бумаги.
Доктор Бирман взял листок и не стал сразу надевать очки, а посмотрел на бумажку сощурившись, отведя ее рукой как можно дальше. Передняя страница листа была наполовину заполнена какимто текстом. После этого текста две строчки занимали рукописно расшифрованные подписи двух человек, заверенные пониже, судя по хорошо знакомым доктору штампу и печати, собственноручно нотариусом города Зальцбурга.
ИерусалимУборщик одного из православных подворий в Иерусалиме Сергей Бойцов чувствовал себя в этот день поособенному. Сегодня у него был первый честно заработанный на новом месте выходной день. Наконец ему можно посетить те самые святые места, о которых он столько слышал.
Батюшка принял в подворье Сергея очень легко. Может быть, потому, что рассказанная Бойцовым история про украденный бумажник с деньгами и загранпаспортом была очень правдоподобна. Батюшка со знанием дела посетовал: де, понаехала какаято русскоговорящая шушера. Есть и карманники, а есть и того хуже, разводят повсякому и вообще все деньги отбирают. Судя по всему, орудуют в городе несколько таких групп, да только их не оченьто и ловят. Местная полиция говорит, что это внутренние этнические проблемы, дескать, сами разбирайтесь со своими ворами.
Может быть, предложение Сергея - работать только за стол и ночлег - тоже сыграло не последнюю роль в найме на работу. Последний уборщик подворья безнадежно запил месяц назад, так что грязной работы накопилось изрядно. Когда на вопрос батюшки, остались ли у него хоть какиенибудь документы, Сергей вытащил обычный российский паспорт, якобы случайно завалявшийся у него в кармане дорожной сумки, вопрос был решен.
И вот выходной день на святой земле. Прошагав от входа в подворье по инерции метров пятьсот, Сергей увидел какието интересные развалины и остановился, чтобы неспешно их рассмотреть.
- Господин хороший, вы случайно не говорите порусски? - раздался очень вежливый вопрос. Его Сергею задал неизвестно откуда взявшийся невысокий, коренастый чистенько одетый человечек. «Нуну. Профессиональный выход или случайность? Появился как изпод земли, будто охотник из засады. Одежда не по разговору. И вообще, слишком уж вежливый вопрос для таких наглых глазок и такой ширины плеч», - подумал Сергей, но ответил так же вежливо:
- Да, уважаемый, я русский. Чем могу вам помочь?
- Будьте так любезны, подскажите, пожалуйста, а как тут мне пройти к храму Гроба Господня?
Сергей вечерами изучил план города досконально и мог легко объяснить дорогу к любому памятному месту, тем более к храму, куда сейчас сам и направлялся. Однако вместо этого он изобразил на лице наивную улыбку и ответил:
- Ой, вы знаете, я сам только приехал, еще точно пока не сориентировался, давайте вместе посмотрим.
