«Chao ab ordo».
Тишину разорвали незнакомые голоса: люди что-то горячо обсуждали с Лэнгдоном насчет ноутбука и видеоролика.
«Опоздали. - Это Малах знал твердо. - Дело сделано».
Сейчас ролик распространяется по Сети со скоростью лесного пожара, встряхивая весь мир до последнего уголка и подрубая масонское братство под корень.
«Уничтожить тех, кто более всего способен нести истину».
Хаос всегда рос и креп за счет людского невежества. Тьма, ожидавшая Малаха, прирастала отсутствием Света на земле.
«За мои великие дела мне причитаются королевские почести».
Он почувствовал чье-то бесшумное приближение. Он узнал, кто это, по запаху священных масел, которыми умастил обритое тело своего отца.
- Не уверен, слышишь ли ты меня, - прошептал ему на ухо Питер Соломон. - Но кое в чем я должен тебе признаться. - Он коснулся сокровенного круга на темени Малаха. - Этот рисунок… - Запнувшись, Соломон все-таки договорил: - Это не Утраченное слово.
«Это оно, - мысленно возразил Малах. - Ты сам меня в этом убедил, не оставив ни малейшего сомнения».
Согласно легенде, Утраченное слово воспроизводилось на таком древнем и загадочном языке, что человечество практически предало его забвению. Не было на земле языка старше и древнее, чем этот. Так объяснял Питер.
«Язык символов».
Превыше всех в его словарной системе стоял один особый символ. Самый древний и универсальный, он объединял все традиции и учения в одном-единственном знаке, представляющем и свет египетского бога солнца, и торжество алхимического золота, и мудрость философского камня, и чистоту розенкрейцеровой розы, и миг Творения, и всеобщность, и главенство астрологического светила, и даже вездесущее всевидящее око, парящее над усеченной пирамидой.
«Циркумпункт. Символ Всевышнего. Начало всех начал».
Все это изложил ему Питер. Сначала Малах отнесся скептически, однако достаточно было взглянуть еще раз на рисунок, благодаря которому он очутился в Храмовом зале, чтобы убедиться: верхушка пирамиды устремлена к одному-единственному символу. Циркумпункт. Круг с точкой в центре.
«Масонская пирамида - это карта, - вспомнил Малах, - указывающая на Утраченное слово». Выходит, отец все-таки решил открыть ему правду.
«Все гениальное просто.
Утраченное слово - это не слово. Это символ».
Восторжествовав, Малах нарисовал великий знак на собственном темени, и в тот же миг ощутил, как растет и крепнет в нем могущество и удовлетворение собой.
«Мой шедевр и драгоценный дар готов».
Силы тьмы распахнули объятия. Его ждала награда за труд. Приближался момент славы…
И вдруг в последнее мгновение все рухнуло.
Питер по- прежнему стоял рядом, произнося слова, смысл которых не укладывался в сознании Малаха.
- Я солгал тебе, - говорил отец. - Ты не оставил мне выхода. Если бы я открыл тебе настоящее Утраченное слово, ты бы все равно не понял и не поверил мне.
«Значит, циркумпункт - это не Слово?»
- На самом деле, - продолжал Питер, - Утраченное слово известно всем… но мало кто понимает, что это оно».
Фразы эхом звенели в ушах Малаха.
- Ты останешься несовершенным, - мягко накрывая макушку Малаха своей ладонью, произнес Питер. - Твой труд не доведен до конца. Но куда бы ты ни отправлялся, помни… тебя здесь любили.
Почему- то ласковое прикосновение отцовской руки обожгло кожу, будто мощный реактив, ускоряющий химический процесс, что начался в теле Малаха. Неожиданно в нем вскипела волна энергии, заполняя до краев его земную оболочку и растворяя все ее клетки.
Еще миг, и боль отступила.
«Преображение. Начинается».
«Я смотрю на самого себя сверху и вижу истерзанное окровавленное тело на священной гранитной глыбе. Рядом стоит на коленях отец, поддерживая мою голову единственной оставшейся рукой.
Меня охватывают ярость… и недоумение.
Сочувствие здесь лишнее. Нужна месть, преображение. А отец отказывается участвовать, отказывается исполнить свою роль, перелить боль и гнев по лезвию ножа в мое сердце.
Я пойман в силки, я трепыхаюсь над своей земной оболочкой не в силах оторваться.
Отец медленно проводит мягкой ладонью по моему лицу, закрывая мне веки.
Силки ослабевают.
Сгущаясь из ничего, тело окутывает вздымающаяся волнами непроницаемая завеса, она застит свет и отгораживает меня от мира. Время ускоряет ход, я проваливаюсь пропасть, темнее которой я не видел никогда. Там, в глухой пустоте, я слышу шепот… чувствую надвигающуюся силу. Она стремительно растет, окружая меня со всех сторон. Могущественная и зловещая. Темная и властная.
Я здесь не один.
Вот он, мой триумф, мой королевский прием. Однако вместо восторга меня почему-то переполняет безграничный страх.
Я ожидал другого.
Сила превращается в вихрь, увлекая меня в неумолимую круговерть, грозя разорвать на части. И вдруг собирается в комок, словно гигантский первобытный зверь, и встает передо мной на дыбы.
Я оказываюсь лицом к лицу со всеми темными душами, что покинули землю раньше.
Вопль безмерного ужаса вырывается у меня… и тьма поглощает новоприбывшего целиком».
В Национальном соборе декан Галлоуэй почувствовал неуловимое колебание воздуха. Будто призрачная тень отделилась от земли… словно сняли тяжкий груз… далеко и одновременно близко.
Галлоуэй в одиночестве сидел за столом, уйдя в раздумья. Сколько он так просидел, неизвестно, однако в какой-то момент думы декана прервал телефонный звонок. Уоррен Беллами.
- Питер жив, - обрадовал декана брат-масон. - Мне только что сообщили, и я решил, что вы тоже должны узнать как можно скорее. С ним все будет в порядке.
- Слава богу! - выдохнул Галлоуэй. - Где он?
Беллами пересказал декану невероятную повесть о том, что произошло после того, как они покинули Богословский колледж.
- Вы все живы, никто не пострадал?
- Да, приходим в себя, - ответил Беллами. - Но есть кое-что… - Он запнулся.
- Да?
- Масонская пирамида… Лэнгдон, кажется, разгадал ее до конца.
Галлоуэй не смог сдержать улыбку. Почему-то новость его не удивила.
- Тогда скажите, он уже понял, исполнилось пророчество или нет? Пирамида явила то, что должна была явить согласно легенде?
- Пока не знаю.
«Все сбудется», - подумал Галлоуэй и сказал:
- Вам нужно отдохнуть.
- И вам.
«Нет. Мне нужно помолиться».
Когда распахнулись двери лифта, в Храмовом зале уже горели все лампы.
Кэтрин Соломон на подгибающихся от слабости ногах спешила на поиски брата. Огромное помещение встретило ее холодом и запахом благовоний, но остановило Кэтрин на полном ходу не это, а открывшаяся ее глазам сцена.
В центре роскошного зала на низком каменном алтаре лежал залитый кровью татуированный труп, утыканный стеклянными осколками. В вышине над алтарем зияло открытое всем ветрам окно.
«Боже!»
Кэтрин тут же отвела взгляд и продолжила поиски Питера. Брат сидел у дальней стены; врач оказывал ему первую помощь, а рядом стояли Лэнгдон и Сато.
- Питер! - крикнула Кэтрин, кидаясь к нему. - Питер!
Он поднял голову, и во взгляде мелькнули облегчение и радость. Моментально вскочив на ноги, Питер двинулся сестре навстречу. Он уже успел переодеться в простую белую рубашку и темные брюки, видимо, доставленные из его кабинета на нижнем этаже. Правая рука висела на перевязи, поэтому обнялись брат с сестрой осторожно и слегка неловко, но Кэтрин это не смутило. Тепло родных надежных рук, привычное с самого детства, окутало ее, словно мягким покрывалом.
Они постояли, прижавшись друг к другу.
Наконец Кэтрин прошептала:
- Ты как? Если… по правде? - Отстранившись, она окинула взглядом перевязь и забинтованную культю. На глаза навернулись слезы. - Ужас какой…
Питер пожал плечами, показывая, что это пустяки, ничего страшного.
- Бренная плоть. Человеческое тело не вечно. Главное, что с тобой все в порядке.
Беспечный ответ всколыхнул в Кэтрин бурю эмоций, напомнив, за что она так любит брата. Она погладила его по голове, думая о нерушимости семейных уз и о крови Соломонов, текущей у них в жилах.
По трагическому стечению обстоятельств в этом зале находился еще один Соломон. Взгляд Кэтрин скользнул к распятому на алтаре трупу, и она, содрогаясь, попыталась отогнать воскресшие в памяти снимки из письменного стола.
Отвернувшись, она встретилась глазами с Лэнгдоном. Профессор смотрел с пониманием и сочувствием, будто проник в ее мысли.
«Питер все знает…»
Кэтрин снова захлестнула волна переживаний - облегчение вперемешку с сожалением и отчаянием. Брат задрожал в ее объятиях, как ребенок. Такого она еще никогда в жизни за ним не замечала.
- Не держи в себе, - прошептала она. - Ничего страшного. Главное, выплесни, не держи в себе.
Питера била крупная дрожь.
Кэтрин обняла его крепче и погладила по голове.
