себе, заканчивается очень большим сроком! И невыносимо тягостным пребыванием на зоне! Вы меня понимаете, о чем я говорю? Не хотите мне еще что-то рассказать? – адвокат ждал нового признания.
– Нет, – с солеными мокрыми руками и со слезами на глазах простонал бывший матрос.
Время шло. Почва уходила из-под наших ног. Я позвонил судье Сербеневу и завел разговор о сложностях и неразрешимых вопросах в деле по Маскаеву. Он откровенно и в очень доступной форме отреагировал на возможные последствия звонков к нему:
– Сергей Петрович! Зачем тебе все это? Зачем ты ищешь на свою жопу приключений?
– А что? Они у меня могут быть? – я задавал ему риторический вопрос. Сам понимал, что если не уберут Велиара, а оснований надеяться на это у меня не было, то мои дни на работе уже сочтены. Он не остановится ни перед чем, чтобы убрать меня с должности, потому что его родила гиена от одичавшей собаки. Но жена полковника Вишневского, женщина с мокрой репутацией, распалялась о Плотникове.
– Нет, Аркаша свой! Мы его в обиду не дадим!
Я понимал, что остаюсь один на один со своими проблемами, когда сын и жена меня тоже бросили. Они дружили с Вишневскими. Но лучше, подумал я, буду одиноким волком, чем шакалом в стае. Я становился костью в горле Велиара, злого и дикого шакала. Но игра продолжалась. Хотя мне уготовили в ней место и роль аутсайдера. Но я вспомнил слова киногероя из известного сериала: «Я вернусь и всех умою!» И я надеялся, что Сибирь придаст мне больше сил.
…По каким-то рабочим моментам я оказался снова в бюро. Сидя у Велиара в кабинете, я опять ощутил тяжелый, удушливый, тошнотворный запах, похожий на вонь тухлых яиц. Говорили сначала, что у него много нелеченых кариозных зубов. А потом всплыла другая правда, которая подходила к нему ближе. Он был толстым. И у него развивалась гипотония желудка и кишечника. Застоявшаяся пища в желудке кисла, бродила и даже загнивала, а образующейся газ часто выходил через рот. А чтобы стимулировать работу желудка и кишечника, он пил таблетки. Пища из желудка проваливалась в кишечник, и скопившийся сероводород начинал проситься наружу. И он его выпускал через сфинктер заднего прохода, перемещая центр тяжести то на левую, то на правую половину ягодицы и тихонько пускал «шептунов». То есть, чтобы не опозориться, бесшумно пукал. И всем этим нагнетал вокруг себя облако невыносимого «аромата». Он всегда рядом ставил вентилятор и разгонял скопившийся дурной запах.
Как могла оказаться у него в любовницах начальница отдела кадров бюро Великанова, я с трудом себе мог такое представить. Она красивая и умная женщина. Производила хорошее сильное впечатление. У нее сохранилась точеная фигурка. Со вкусом и старанием уложенные волосы. Она как-то поведала тайну, что Велиар скрывает от меня очень важное обстоятельство, чтобы не платить две ставки по объему работы.
– Сергей Петрович! У вас в районе давно должно быть два эксперта. Вы делаете один большое количество экспертиз в месяц. У вас предусмотрены две штатные единицы – заведующий отделением и врач-ординатор. Только я вам не говорила!
Выдать и предать ее я, конечно, не мог. Но как-то перед Велиаром я стал восхищаться ее красотой, и человеческими качествами: какая она, мол, удивительная и яркая женщина! И тут Плотников быстро отреагировал вонючим выдохом и, изливая желчь, выдавил ее из себя:
– Во-о! Женись, Сергей Петрович! Лучшей минетчицы во всей области не найдешь! А я все гадал, за кого ее замуж отдать!? – в его словах сквозило хамство и неуважение к ней, даже если она и была его любовницей. Но настоящий мужик не станет никогда так говорить про любую женщину. А он не мужик не только по силе духа, он им не был вообще. Слухи о его импотенции разнесутся быстрее, чем он мог себе такое представить. И единственной формой секса для него оставался минет, или роль пассивного гомосексуалиста, красавчика гея.
Об этом быстрее всех расскажет Луцкая, пока она с мужем не окажется в подчинении Плотникова, когда объединят судебную медицину и патанатомию. Мне она как-то даже намекнет, что если я хочу сделать карьеру, Аркаша не против таких отношений. Потом, когда пройдет немного времени, я вдруг вспомню, как он мне предлагал возглавить судебно-медицинскую экспертизу Каменского района с предоставлением бесплатной двухкомнатной квартиры, а затем станет откровенно манить на должность заведующего отделением сложных экспертиз к себе в Пензу. Она и сама Каменка были на расстоянии шестидесяти километров, ну а отделение сложных экспертиз – на расстоянии его вытянутой руки или как шутили другие – на расстоянии его спящего «велиарчика».
Но у вас, дорогие читатели, я думаю, уже появились вопросы, как он мог стать толстым с гипотонией желудка и кишечника. А вот тут и кроется разгадка к двум тайнам. У него не вырабатывался мужской половой гормон – тестостерон. Велиар – он по сути своей, был не из мужского рода. Он всего лишь сущность, по подобию и образу похожая на мужчину. И теперь вскрылись в моей голове страшные догадки об их неоднозначных отношениях – старого пердунка Блязина и смазливого толстопуза. Ведь правоохранительным органам легче управлять и заставлять писать нужные, а значит, ложные экспертизы тех, у кого рыльце в пуху или задница в вазелине.
В очередной приезд к нему по работе, я заметил, как он был напряжен со мною. Знал, о чем я хочу спросить его. Но мой вопрос его не напугает. Пупок насторожится лишь от того, чтобы я не надумал выкинуть чего больше…
Содержание моей экспертизы он знал, то есть то, что мы называем данные объективного исследования. Получил информацию и о моем выступлении в суде. Доложили ему так же, и о чем говорила в суде гинеколог, молодая выпускница после ординатуры. Но его ничего сейчас не смущало. Как посмеют возразить районные гинекологи начальнику областного бюро судмедэкспертизы? Своих областных гинекологов для проведения экспертизы по Маскаевой Ирине он, конечно, не позовет. Понимал, что и они могут оказаться лишними свидетелями не в его пользу, как и Махач Омарович взбунтовался в свое время. Они найдут способ отказаться подписывать то заключение, которое ему становилось нужным, как воздух. А то, что я был прав, в этом он нисколько не сомневался. Он не раз шутил в мой адрес.
– Умного учить, только портить! – но часто, наряду с этим, добавлял: – А что с тебя возьмешь, кроме анализов?
Его двойственное отношение ко мне я безошибочно улавливал, но не всегда понимал их смысл.
