— Как музыка. Зачем вы отлучили беднягу Хермана?
— Понятия не имею, о чем это вы?
— Ну конечно. Когда отметим?
— Я вам позвоню.
Она помчалась прочь в очередной нанятой машине, зорко следя за каждым движением на дороге позади себя. Другая машина ждала у дома, где находилась ее кооперативная квартира, в которой уже не осталось ни единой дорогой для Марли вещи. На заднем сиденье стояли две дорожные сумки, набитые одеждой. Кроме одежды, единственной личной принадлежностью, которую она смогла прихватить, был портативный факс. Мебель достанется тому, кто купит ее на распродаже вот тут же, на улице.
Она сделала петлю, объехав квартал, чтобы убедиться, что “хвоста” за ней нет. Похоже, ребята Фитча за ней действительно не следили. Зигзагами, по боковым улицам, она выехала к городскому аэропорту, где ее ожидал маленький самолет. Схватив свои сумки, Марли захлопнула дверцу автомобиля, оставив ключи запертыми внутри.
Свенсон позвонил, но его не соединили с Фитчем. Тогда он связался с инспектором в Канзас-Сити, и три агента немедленно отправились в Колумбию, до которой был час езды. Двое других засели за телефоны. Они звонили в Миссурийский университет, на отделение средневековой истории, в отчаянных поисках кого-нибудь, кто что-либо знал и пожелал бы говорить. В телефонном справочнике Колумбии значилось шесть Брэнтов. Каждому из них позвонили неоднократно, но никто не знал никакой Габриэль Брэнт.
Наконец, сразу после часу, Свенсона соединили с Фитчем, который до того, запершись в кабинете, целый час не подходил к телефону. Свенсон сообщил, что летит в Миссури.
Когда убрали посуду и все курильщики вернулись из курилки, стало очевидно, что настал момент сделать именно то, о чем они мечтали целый месяц. Они расселись, поглядывая на пустовавшее место во главе стола, которое с гордостью еще недавно занимал Херман.
— Что ж, нужно выбрать нового председателя, — сказал Джерри.
— Полагаю, это должен быть Николас, — быстро предложила Милли.
Ни у кого, в сущности, не было сомнений в том, что председателем должен действительно стать он. Да никто, кроме него, и не хотел исполнять обязанность председателя, что же касается Николаса, то он, похоже, знал об этом процессе не меньше самих адвокатов. Его и выбрали без всякого голосования.
Стоя возле кресла Хермана, Николас делал резюме послания судьи Харкина:
— Он хочет, чтобы мы еще раз внимательно изучили все детали выслушанных свидетельских показаний, а также вещественные доказательства и документы, прежде чем приступим к голосованию. — Повернувшись налево, Николас выразительно посмотрел на столик у окна, на котором громоздились те самые удивительные доклады и научные труды, которые накапливались в течение последних четырех недель. Вслед за ним на столик посмотрели и все остальные.
— Я не собираюсь сидеть здесь три дня, — заявил Лонни. — В сущности, я готов проголосовать уже сейчас.
— Не так быстро, — сказал Николас. — Это сложное, очень важное дело, и было бы неразумно принимать скоропалительное решение, подробно не обсудив его.
— А я говорю, что нужно просто голосовать, — настаивал Лонни.
— А я говорю, мы сделаем то, чего требует от нас судья. Если хотите, можем пригласить его сюда для беседы.
— Но мы же не собираемся все это читать? — спросила Сильвия Пуделиха. Чтение не было любимым способом ее времяпрепровождения.
— У меня есть идея, — сказал Николас. — Почему бы каждому из нас не взять по одной папке, не просмотреть ее и кратко не изложить остальным ее содержание? Тогда мы сможем с чистой совестью сказать судье Харкину, что ознакомились со всеми докладами и документами.
— Вы думаете, что он действительно захочет это узнать? — спросила Рикки Коулмен.
— Вполне вероятно. Наш вердикт должен основываться на том, что мы увидели и узнали, — на свидетельских показаниях, вещественных доказательствах и представленных документах. Мы по крайней мере должны постараться следовать указаниям судьи!
— Согласна, — сказала Милли. — Всем нам хочется домой, но долг велит внимательно отнестись к тому, что здесь представлено.
После этого все остальные робкие возражения были решительно отметены. Милли и Хенри By принесли две толстые стопки папок и водрузили их в центре стола.
— Не надо читать каждое слово, просто просматривайте тексты по диагонали, — терпеливо, словно школьный учитель, объяснял Николас. Сам он взял самую толстую папку — доклад доктора Милтона Фрике о воздействии сигаретного дыма на дыхательные пути — и стал читать его так, словно это была увлекательнейшая проза.
В зале оставалось лишь несколько любопытных, надеявшихся, что вердикт последует быстро. Так нередко случалось — присяжных уводили, кормили обедом, давали проголосовать и получали вердикт. Ведь обычно у присяжных складывается свое мнение еще до того, как они выслушают первого свидетеля.
Но только не у этих.
* * *
Путь от Билокси до Джорджтауна на Каймановых островах самолет преодолел на высоте сорока одной тысячи футов со скоростью пятисот миль в час за девяносто минут. Марли прошла таможенный досмотр с новым канадским паспортом на имя Лейн Макроланд. Симпатичная молодая дама из Торонто прибыла на неделю отдохнуть, никаких дел у нее на островах не было. Как положено по закону, у нее был обратный билет — через шесть дней она вылетала в Майами на самолете компании “Дельта”. Кайманцы обожают туристов, а вот к вероятным новым гражданам относятся совсем иначе.
Паспорт был лишь одним из кучи документов, которые она купила у известного монреальского фальсификатора. Паспорт, водительские права, свидетельство о рождении, карточка избирателя. Стоимость пакета — три тысячи долларов.
Взяв такси, Марли отправилась в Джорджтаун, в банк “Швейцарский королевский кредит”, расположенный в солидном старинном здании в квартале от моря. Она никогда прежде не бывала на Каймановых островах, хотя теперь они казались ей вторым домом: два месяца она подробнейшим образом изучала их. Все свои финансовые дела Марли тщательно организовала по факсу.
Тропический воздух был густым и жарким, но она этого почти не замечала. Она приехала не для того, чтобы нежиться на пляже. В Джорджтауне и Нью-Йорке было три часа дня, в Миссисипи — два.
Администратор встретил ее и проводил в кабинет, где предстояло заполнить еще одну форму, ту, что нельзя было отправить по факсу. Через несколько минут появился молодой человек, представившийся Маркусом. Они неоднократно разговаривали с ним по телефону. Молодой человек был строен, ухожен, хорошо одет, очень европеизирован и говорил на прекрасном английском языке с легким акцентом.
Он сообщил Марли, что деньги прибыли, и ей удалось спокойно выслушать новость, без малейшего намека на улыбку, что далось, надо признать, не без труда. Покончив с формальностями, он повел ее по лестнице в свой кабинет. Должность Маркуса была не вполне определенной, как и у многих служащих банков на Каймановых островах, — он был вице-президентом по каким-то там вопросам и отвечал за операции с ценными бумагами. Секретарша принесла кофе, Марли попросила бутерброд. Котировка акций “Пинекса” достигла семидесяти девяти пунктов, весь день они пользовались большим спросом, доложил Маркус, проверяя данные по компьютеру. Акции “Трелко” поднялись на три пункта с четвертью, “Смита Грира” — на два. “Конпэк” продавался приблизительно по тридцать три.
Четко держа в памяти все цифры, Марли прежде всего сыграла на понижение, продав на короткий срок пятьдесят тысяч акций “Пинекса” по семьдесят девять, рассчитывая вскоре выкупить их обратно по гораздо более низкой цене. Игру на понижение позволяли себе лишь самые изощренные в биржевой игре инвесторы. Если предполагалось, что акции будут падать, правила позволяли продавать на срок пакет, которого нет в наличии, по более высокой цене, чтобы затем выкупить его по более низкой.
Имея десять миллионов, Марли имела право продать акций на сумму около двадцати миллионов.
Маркус, нажав серию клавиш на своем компьютере, подтвердил сделку и, извинившись, на секунду прервался, чтобы надеть наушник радиотелефона. Второй операцией была продажа на срок акций “Трелко” — триста тысяч акций по пятьдесят шесть с половиной. Маркус совершил сделку, и покатилось: Марли продала сорок тысяч акций “Смита Грира” по шестьдесят четыре с половиной, еще шестьдесят тысяч акций “Пинекса” по семьдесят девять и одной восьмой, еще тридцать тысяч акций “Трелко” по пятьдесят шесть и одной восьмой и пятьдесят тысяч “Смита Грира” по шестьдесят четыре и три восьмых.
После этого Марли сделала паузу и велела Маркусу внимательно наблюдать за движением акций “Пинекса”. Она только что избавилась от ста десяти тысяч акций этой компании и не сомневалась, что Уолл-стрит немедленно отреагирует на это. Акции подержались немного на отметке семьдесят девять, потом упали до семидесяти восьми и трех четвертей, потом снова поднялись до семидесяти девяти.
