— Пока нет, но боюсь, вскоре может стать обременительно. Но это будет позже, а пока главное найти подходящего человека.
— С этим я справлюсь, — вздохнула Эмма Витольдовна. — Но надо чтобы эта женщина пришлась бы по душе твоему отцу.
— Обязательно это должна быть женщина?
Эмма Витольдовна едва улыбнулась одними губами.
— Мужчину он отвергнет сразу. Никогда бы не подумала, что Мазуревичуте может разрушить его союз с Марией. Я должна с ней поговорить. Я хочу знать, зачем она это делает? — вдруг непривычно решительно произнесла Эмма Витольдовна.
— Мама, стоит ли так волноваться. Ты же сама решила, что тебя ничего не может больше беспокоить.
Эмма Витольдовна посмотрела на сына.
— Надеюсь, мы с тобой обо всем договорились, Ростик.
Она встала и быстро пошла к замку.
125
Эмма Витольдовна столкнулась с Мазуревичуте, когда та выходила из замка. Вид у литовки был беззаботный, в руках у нее была легкая пляжная сумка.
— Вы куда-то собрались, Рута Юргисовна? — спросила Эмма Витольдовна.
— На пляж. Такая жара.
— Да, жарко, — согласилась Эмма Витольдовна. — А можно я пройду с вами?
— А разве я вам могу это запретить? Замок мне не принадлежит.
— Вот именно, каждый должен пользоваться только тем, что ему принадлежит, — с запалом проговорила Эмма Витольдовна.
Мазуревичуте удивленно взглянула на нее.
— Вы это о чем?
— А вы не понимаете?
— Нет. Вы как-то агрессивно настроены. Я что-то натворила?
— И вы еще спрашиваете. Как вам не стыдно, Рута Юргисовна?
— Знаете, мы литовцы народ спокойный и терпеливый, но тоже можем выходить из себя. Говорите прямо, в чем я виновата перед вами?
Эмма Витольдовна смерила Мазуревичуте взглядом боксера своего соперника перед боем.
— Зачем вы разлучили Феликса с Марией?
Теперь Мазуревичуте смерила Эмму Витольдовну взглядом.
— С чего вы это взяли?
— А кто еще мог это сделать?
— Вы, например.
Эмма Витольдовна саркастически рассмеялась.
— Я не могу, я для него давно как женщина не существую. А вот вы — нет.
— Такое чувство, что вы все посходили с ума. Я к этой ситуации отношения не имею. Разрешите, я все же пойду на пляж. Жарко.
— Нет! — Эмма Витольдовна загородила литовке дорогу. — Мы должны все обсудить.
— Обсуждать абсолютно нечего. Дайте пройти.
— Не дам.
Женщины мерили друг другу взглядами. Внезапно Мазуревичуте усмехнулась.
— Никогда вас не видела столь сердитой. Даже не предполагала, что вы можете быть такой. Вот как вас задевает все, что связано с Феликсом.
— Возможно. Но речь сейчас не о том. Вам надо их помирить.
— Это не в моих силах, — пожала плечами Мазуревичуте. — Я разговаривала с Марией, она ни в какую. И вообще, эта история меня не касается. Они взрослые люди, пусть сами разбираются в своих отношениях. Так что пропустите меня.
Мазуревичуте сделала очередную попытку прорваться сквозь заградительный заслон, но Эмма Витольдовна схватила ее за руку.
— Я так вас не оставлю, вы должны исправить ситуацию. Мария — это идеальный выбор для Феликса. Именно это вам и не нравится. Воспользовались тем, что у него остались к вам еще какие-то чувства. И решили нажать на них. Думаете, я не видела, как вы это последовательно делали. И как вам не стыдно!
— Ваши обвинения абсолютно беспочвенны. И мне надоело их выслушивать. А если у Феликса что-то ко мне и сохранилось, пусть он и решает, что с этим делать. Я отвечаю только за себя. У меня к нему чувств нет, если не считать дружеских.
— Я всегда подозревала, что вы их тех, кто думает только о себе. Это с виду вы хотите прослыть большим общественным деятелем, который печется об интересах своей страны, а то и всей Европы.
— Думаете, как хотите, — пожала плечами Мазуревичуте. — Я давно поняла, что по возможности не надо никому и ничего доказывать, а просто делать то, что считаешь нужным.
— Говорите, говорите, — процедила Эмма Витольдовна. — Только я вам не верю. Более того, я вижу, что вы не меняетесь. Тогда вы ловко увели у меня Феликса. Но на этом не успокоились, теперь решили его увести от другой женщины. Я вам этого сделать не позволю!
— Эмма Витольдовна, давайте закончим этот бессмысленный разговор, — предложила Мазуревичуте. — Феликс и Мария не мальчик и девочка, а взрослые люди. Они во всем сами разберутся. И больше на эту тему я говорить не намерена.
Мазуревичуте попыталась в очередной раз обойти Эмму Витольдовну, но та вдруг вцепилась в нее и попыталась ее не пустить. Между женщинами завязалась потасовка.
Ростислав все это время наблюдал со стороны за собеседницами. До него доносились лишь обрывка разговора, и они все больше вызывали у него беспокойство. Внезапно он увидел, как женщины вцепились друг в друга. Он помчался их разнимать.
Ростислав обхватил талию матери и оттащил ее от противницы.
— Мама, да что с тобой? Немедленно успокойся.
Почувствовав, что находится в крепких объятиях сына, Эмма Витольдовна пришла в себя. Она освободилась из рук Ростислава. Посмотрела по очереди на него, потом на Мазуревичуте и пошла в сторону ворот замка.
Первый импульс Ростислава было броситься вслед за матерью. Но он сделал один шаг и остановился.
— Я прошу у вас за маму извинения, — сказал он Мазуревичуте. Он нагнулся и подал ей выпавшую во время стычки пляжную сумку.
— Спасибо, — поблагодарила она. Мазуревичуте застегнула расстегнувшуюся пуговицу на блузке и стала отряхивать брюки.
— Что между вами произошло? — спросил Ростислав.
Мазуревичуте несколько мгновений внимательно смотрела на него.
— Выброс прошлого в настоящее, — усмехнулась она. — Этого прошлого оказывается невероятно много в каждом из нас. По большому счету мы из него и состоим, так же как и из клеток.
— А может быть иначе?
— Теперь уж и не знаю. Но очень трудно продвигаться вперед с таким грузом.
Ростислав, соглашаясь, кивнул головой.
— Я сам пытаюсь избавляться от излишнего скопления прошлого, но не всегда выходит. И все же не совсем понимаю, что случилось с мамой?
— Вы хотите это знать?
— Всегда лучше знать, чем не знать.
— Ревность. Тогда много лет назад ваша мать не позволила себе выпустить ее наружу, задавила в себе. А вот сейчас она неожиданно вылезла на поверхность.
— Через столько лет? — с сомнением произнес Ростислав.
— Срока давности не существует. Мне эту мысль внушил ваш отец, и я много раз видела ее подтверждения на практике.
— Рута Юргисовна, все же извините маму, — попросил Ростислав. — Когда она остынет, ей станет стыдно за свое поведение.
— Не думайте об этом, Ростислав. Мы еще помиримся.
126
Лагунов нашел Варшевицкого на террасе. Агата принесла ему пиво и орешки, и писатель наслаждался этим сочетанием.
— Можно присесть рядом с вами? — спросил журналист.
Варшевицкий окинул его оценивающим взглядом.
— Садитесь, — разрешил он. — Хотите пиво?
— С удовольствием. В такую жару нет напитка лучше.
— Согласен. Пейте прямо из горла, — пододвинул к Лагунову Варшевицкий бутылку. — Вы что-то от меня хотите?
— Я собираю материал о Каманине. Хотелось бы о нем поговорить.
Варшевицкий снова оценивающе оглядел Лагунова.
— Почему именно о нем? — поинтересовался он.
— Мне кажется, он очень необычный человек. Таких на земле совсем немного. Разве не так?
— Полагаю, вы несколько преувеличиваете, — после паузы ответил писатель. — Таких, на самом деле, совсем немало. Хотя многие действительно им ослеплены. Но, поверьте мне, молодой человек, это действительно ослепление. Люди нередко принимают какие-то необычные черты за общую необычность. Хотите дам вам совет?
— Разумеется.
— Не пишите о нем. Большого интереса вас материал не вызовет. Есть много других более достойных тем. Хотите написать обо мне?
