Узнать его не составляло труда – тонкая выцветшая чернильная линия тянулась от детского лица к полям страницы, где печатными буквами было выведено имя: Сэм Кэйхолл. Пересекая фигуры, начало линия брала у его левого уха. Это сделал Эдди, подумал Адам. Ли говорила, что книгу нашел на чердаке Эдди. Он прокрался на чердак, отыскал книгу и в неверном свете фонаря провел по снимку разоблачающую Сэма черту.
А еще Ли упоминала, что руководил казнью отец Сэма. Но определить, кто из запечатленных на фотографии мужчин его прадед, Адам не смог. Не вышло это, наверное, и у Эдди: больше отметок на фотографии не было. Семеро стоявших в толпе мужчин вполне годились Сэму в отцы. Кто из них Кэйхолл? К тому же, утверждала Ли, там были и братья Сэма. Уж не эти ли двое по бокам?
Всматриваясь в пронзительно чистые глаза деда, Адам ощутил боль. Сэм появился на свет и вырос в среде, где ненависть к чернокожим, вообще к инородцам, давно укоренилась, стала образом жизни. Чья в этом вина? Его отец, братья, друзья, соседи – без сомнения, простые, работящие люди. Нетерпимость и жестокость были в то время присущи всем. Иного пути для Сэма не существовало. Иного пути он не знал.
Как теперь примирить прошлое и настоящее? Можно ли судить своих предков, их страшные деяния? Ведь родись на полвека раньше, он сам неизбежно стал бы таким же.
Глядя на снимок, Адам с удивлением обнаружил, что ему уже легче дышать. Хотя Сэм, безусловно, являлся добровольным соучастником убийства, он был всего лишь одним из многих, нес на себе только часть вины. Разумеется, расправу учинили взрослые, детвора и женщины пришли к дубу так, из любопытства. Конечно, Сэм не сделал ничего, чтобы остановить отца. Но вряд ли именно он вдохновил родителя на такое зверство.
Снимок ставил множество вопросов. Кто был фотографом? Как тот человек вообще очутился там с камерой? Кто жертва? Где его семья, родственники? Каким образом он попал в руки разъяренной толпы? Был вытащен ею из тюрьмы? Куда дели тело? Не улыбается ли в камеру девушка, которую, как утверждалось, он изнасиловал? Кто стоит рядом с ней – отец? Брат?
Если пятнадцатилетним мальчишкой Сэм участвовал в суде Линча, то чего следовало ожидать от него в будущем? Сколь часто жители сельской местности совершали подобные ритуалы?
Мог ли Сэм Кэйхолл стать другим?
Нет. На это не было никаких шансов.
* * *
Обжигаясь горячим кофе, Сэм сидел на столе в “гостиной” и терпеливо ждал. Густой ароматный напиток ничуть не напоминал тот, что развозили на тележке каждое утро по камерам. Перед тем как раскрыть дверь комнаты, Пакер вручил заключенному наполненный до краев стакан из толстого пластика.
В замочной скважине проскрежетал ключ, и на пороге появился полковник Наджент. За его плечами высилась фигура сержанта. Спрыгнув со стола, Сэм вскинул к виску руку в издевательском приветствии.
– Доброе утро, Сэм, – хмуро буркнул Наджент. – Как дела?
– Лучше не бывает, мой генерал. А у вас?
– Потихоньку.
– Да, туговато вам сейчас приходится. Слишком много забот. Непросто организовать мероприятие так, чтобы оно прошло как по маслу. Снимаю перед вами шляпу, сэр.
Наджент попытался пропустить мимо ушей ядовитый сарказм.
– Необходимо поговорить. Похоже, твои защитники намерены убедить всех в том, что ты рехнулся. Вот зашел проверить.
– На здоровье не жалуюсь. Могу поднять штангу. Что вы предпочитаете: жим, толчок, рывок?
– Выглядишь ты и вправду неплохо.
– Благодарю. На вас тоже приятно посмотреть. Какой ваксой пользуетесь, генерал?
Армейские ботинки Наджента сияли, как обычно. Бросив на них взгляд, Пакер ухмыльнулся.
– Так вот… – Полковник опустился на стул. – Наш психиатр утверждает, что ты не готов к сотрудничеству.
– Кто? Эн?
– Доктор Стигэлл.
– Эта толстая задница с буквой вместо имени? Да у нас и разговора-то, собственно, не было.
– Ты не захотел с ней общаться?
– Можно сказать и так. Я провел здесь почти десять лет, и вдруг она подходит к самому краю моей могилы, спрашивает, как я поживаю. Предложила мне горсть таблеток – чтобы я окоченел еще до вашего прихода. Вам, конечно, было бы только легче.
– Доктор Стигэлл хотела помочь.
– Да благословит ее за это Господь. Передайте: я очень сожалею и обещаю, что такого больше не повторится. Можете объявить мне взыскание.
– Давай-ка обсудим твой последний ужин.
– А для чего здесь Пакер? Наджент оглянулся на сержанта.
– Таковы правила.
– Он охраняет вас, признайтесь, сэр. Встреча со мной пугает, да? Боишься остаться здесь один, Наджент? Мне без малого семьдесят, табачный дым превратил мои легкие в решето, а ты боишься нераскаявшегося убийцы?
– Чушь!
– А ведь я бы размазал тебя по стенам, Наджент, если бы захотел.
– Очень страшно. К делу, Сэм. Каким будет меню твоего последнего ужина?
– Сегодня воскресенье. Последний раз я собираюсь поужинать во вторник вечером. Зачем подобная спешка?
– Нужно все спланировать. Можешь заказать что угодно. В пределах разумного, естественно.
– Кто же будет готовить?
– Наши повара.
– Изумительно. Тот самый шеф, что девять с половиной лет кормит меня бобами и тухлой свининой. Ах, какая аппетитная перспектива!
– Итак, твой выбор, Сэм? Слушаю.
– Как насчет тостов и вареной моркови? Не хочется утруждать желудок деликатесами.
– Превосходно. Передумаешь, скажи Пакеру, а он сообщит на кухню.
– Обойдусь без последнего ужина, Наджент. Завтра мой адвокат пустит в ход тяжелую артиллерию. Ты даже не представляешь, что вас ждет.
– Надеюсь, твои ожидания оправдаются.
– Сукин ты сын! Лжец! Тебе же не терпится спеленать меня ремнями и дать подручным команду задраить дверь. А потом, когда все будет кончено, ты с постной рожей выйдешь к прессе: сегодня, восьмого августа, в ноль часов пятнадцать минут, в соответствии с приговором суда округа Лейкхед, штат Миссисипи, осужденный Сэм Кэйхолл принял смерть в газовой камере тюрьмы Парчман. Это будет твой звездный час, Наджент. Не пытайся мне врать.
Полковник не сводил глаз с зажатого в руке листа бумаги.
– Назови мне имена свидетелей.
– Узнаешь у моего адвоката.
– Кому передать оставшиеся после тебя вещи?
– Узнаешь у моего адвоката.
– О'кей. Представители прессы хотят взять у тебя интервью.
– К адвокату.
Вскочив со стула, Наджент стремительно вышел из комнаты. Пакер выждал секунд десять и уже от самой двери негромко сказал:
– Сиди спокойно, Сэм. К тебе еще один визитер.
– Тогда плесни сюда немного кофе, – подмигнул ему Кэйхолл.
Сержант взял со стола стакан. Через пять минут он вернулся с полным и протянул Сэму воскресный выпуск городской газеты Джексона. Кэйхолл отыскал на второй полосе заметку о готовящейся казни, начал читать. Через некоторое время в “гостиную” без стука вошел Ральф Гриффин.
Положив газету на стол, Сэм окинул священника придирчивым взглядом. Одет Гриффин был в поблекшие от множества стирок джинсы и черную рубашку с белой полоской под воротником. На ногах – легкомысленные кроссовки.
– Мое почтение, святой отец, – приветствовал его Кэйхолл, с наслаждением делая большой глоток кофе.
– Как поживаешь, Сэм? – Гриффин выдвинул из-за стола стул, сел.
– В данную минуту сердце мое переполнено ненавистью, – мрачно признался старик.
– Весьма прискорбно. Кто является ее объектом?
– Полковник Наджент. Но это пройдет.
– Молитвы возносишь, сын мой?
– В общем-то нет.
– Почему?
– А куда спешить? В моем распоряжении день сегодня, день завтра и день послезавтра. Во вторник вечером помолимся вместе. От души.
– Как скажешь. Решать тебе. Я буду рядом.
– Мне бы хотелось, чтобы вы побыли со мной до конца, ваше преподобие. Вы и мой адвокат. Вам разрешено находиться здесь до последнего часа.
– Почту за честь.
– Спасибо.
– О чем ты намерен просить Бога, Сэм? Кэйхолл поднес к губам стакан с кофе, отпил.
– Для начала необходимо увериться в том, что Господь простит мне после смерти все мои неправедные поступки.
– То есть грехи?
– Да.
– Для этого необходимо покаяться и испросить у Бога прощения.
– Как? Скопом, за все сразу?
– Хотя бы за то, что ты помнишь.
– Тогда начинать нужно прямо сейчас. На это потребуется время.
– Тебе виднее. О чем еще ты будешь молить Всевышнего?
– О моей семье – такой, какая она есть. Внук, брат, дочь. Я не жду моря пролитых ими слез, просто не хочу, чтобы они переживали. А еще я замолвил бы словечко за своих здешних приятелей. Без меня им придется трудновато.
– Продолжай.
– Третья молитва – за Крамеров, особенно за Рут.
– Это семья погибших мальчиков?
– Да. Ну и, конечно, Линкольны.
– Кто такие Линкольны?
– Долгая история. Тоже жертвы.
– Хорошо, Сэм, хорошо. Тебе необходимо очистить душу.
– Чтобы ее очистить, нужны годы, святой отец.
