Блондинкой с сиплым голосом, в черном трико и розовом шифоновом шарфе, была Анетт Амбуаз. Губы она не красила, зато не жалела подводки для глаз и носила прическу, как у Жанны д’Арк в исполнении Джин Сиберг. Она курила сигареты «Голуаз» через длинный эмалированный мундштук. В ее жилах текла смешанная английская и французская кровь, и жила она на два города: в Лондоне, в районе Фицровия, и в Париже, на левом берегу Сены. Юность ее прошла во французском Виши. Во время войны она сотрудничала с Сопротивлением и разведкой союзников. Клуб заметил ее из-за беспрецедентного везения; другими словами, она пережила всех остальных агентов в своем районе. Если Катриона обладала врожденной способностью интуитивно, постигая и соединяя в цельную картину разрозненные факты, предсказывать опасность, то Анетт думала шахматными ходами — два прыжка вперед, один в сторону. После войны она занималась другими вещами. Тридцатилетняя бывшая танцовщица с множественными растяжениями мышц, она написала и издала брошюру «Эктоплазма и экзистенциализм». Способность предвидеть недалекое будущее наделила ее каким-то жизнерадостным фатализмом. Разговаривала она без акцента, но время от времени показывала свою французскую сторону, когда пожимала плечами и роняла ça va.[65]
Долговязым и тощим хипстером был Дэнни Майлз, известный Ричарду под прозвищем Майлз Волшебные Пальчики. Этот пианист играл в джазовом ансамбле, прославившемся тем, что в клубе Рони Скотта исполнял композицию «Боюсь подойти к тебе» целое отделение концерта. Его зеленую водолазку дополняли хлопчатобумажные брюки и аккуратно подстриженная эспаньолка. Пальцы его беспрестанно двигались, как будто он играл на бесконечной клавиатуре или читал какой-то захватывающий роман, напечатанный шрифтом Брайля. Слепой от рождения, Майлз еще в детстве развил в себе дополнительные чувства. Обретя зрение в ранней юности, Майлз оказался в новом для себя мире зрительных образов, но остроты остальных органов восприятия не утратил. Кроме острого слуха, он был наделен особым даром. Ричард и Анетт невидимыми антеннами (Катриона называла их «щупальцами») воспринимали физическую температуру в помещении, но Майлзу достаточно было положить ладони на какой-либо предмет, чтобы узнать его прошлое, связи или истинную природу. Лучше всего прикосновение Волшебных Пальчиков действовало на неодушевленные предметы.
— Это парень Джеффри, — пояснил Эдвин. — Мы возлагаем на него большие надежды.
Через Майлза Ричард получил кое-какую невербальную информацию: понял, как все эти люди относятся друг к другу, что вызывает у них несогласие и к кому можно будет обратиться, когда он останется один. Катли походил на футбольного тренера, которому приходится мириться с пристроенным в команду племянником члена правления. Он ненавидел «болтовню про потустороннее» и норовил любые паранормальные явления вернуть в рамки физических законов. Анетт эмоционально находилась на другом уровне, но к Ричарду она испытывала смутную приязнь, как тетушка, но не родная. К тому же ее несколько тревожило его будущее, что уверенности в себе ему не придавало. Ричард поблагодарил Майлза кивком, которого никто другой не заметил.
В общем, имела место примерно следующая ситуация: Ричард знал то, о чем большинству людей приходилось догадываться. Растущей проблемой было то, что он почти не встречал других людей, которые чувствовали и понимали бы так же, как он. Поначалу он думал, что англичане просто по природе своей слишком вежливы, чтобы говорить о вещах, которые для него были очевидными. В «Сент-Кастард» это сильно усложнило ему жизнь. Если бы он более-менее сносно не владел крикетной битой, его бы, наверное, сожгли на костре за домиком старосты.
— Вот и познакомились, — подытожил Эдвин. — Теперь давайте поговорим о том, почему мы все здесь собрались. Кто-нибудь слышал о «Шотландской стреле»?
— Это поезд, — лениво отозвался Майлз. — Ночной. Идет от Юстона до Эдинбурга.
— Да, — кивнул Эдвин. — Точнее, это поезд, который выходит из Лондона в семь часов вечера раз в двое суток и едет не до Эдинбурга, а дальше, до Портнакрейрана и озера Лох-Линни.
— Это загадочный поезд? — спросила Анетт, сложив ладони. — Обожаю такие истории!
Эдвин кивнул и передал слово Катрионе.
II— В 1923 году локомотив № 3473-Б впервые выехал из депо в Эгаме, — начала издалека Катриона Кайе, клубный коллекционер историй с привидениями. — Это был паровоз класса «А1 Атлантик». Для тех из нас, кто не разбирается в поездах, — новенький блестящий паровоз с трубой, колокольчиками и свистком. Этот локомотив одним из первых в Британии преодолел барьер скорости в сто миль в час. Лондонско-шотландско-айлская железнодорожная компания представила первенца на выставке 1924 года, когда и окрестила его «Шотландской стрелой». Бутылку шампанского разбила о скотоотбойник эксцентричная леди Люсинда Трегеллис д’Олни. К счастью, после этого она исчезает из нашего повествования. ЛШАЖ прослышала, что их конкуренты собирались запустить экспресс Лондон — Эдинбург, поэтому своему экспрессу удлинили путь через Шотландию до Портнакрейрана. Такого рода единоличные решения были не редкостью до того, как железные дороги перешли в государственную собственность. Изначально «Стрелу» раскрасили в пурпур и золото. Даже в те времена, когда было принято всячески украшать скоростные транспортные средства, этот локомотив считался красавцем.
«Шотландская стрела» быстро приобрела популярность среди бездельников, которые хотели с утра опрокинуть рюмочку на Пикадилли, днем выпить в Эдинбурге, после чего развеять хмель в голове прогулкой по шотландским горам, постреливая во что-нибудь пернатое или рогатое. Все было прекрасно до 1931 года, когда произошла катастрофа.
Об Инвердите давно ходит нехорошая молва. В XVIII веке рыбаки часто доставали из Лох-Гаэр человеческие кости. Через несколько десятилетий это привело к поимке одного мелкого фермера-людоеда, о котором потом даже сложили песню «Страшный Джок Мак-Гаэр». Толпа разорвала людоеда, когда его везли на виселицу. Во времена междуцарствия шотландский фанатик от христианства Сэмюэл Дручен, которому надоело постоянно слышать о деятельности англичанина Мэтью Хопкинса,[66] устроил собственную массовую охоту на ведьм. Как вы знаете, настоящие ведьмы не тонут. Поэтому Дручен стал пришивать к платьям своих колдуний железные грузила. В 1601 году местный хроникер записал, что «охваченный адским огнем плевок преисподней» упал в воду с громким шипением. Тем не менее именно из-за катастрофы на железнодорожном мосту Инвердит стал ассоциироваться с трагедией.
Что именно произошло в тот день, остается загадкой, но… Однажды ранним туманным утром в ноябре «Шотландская стрела» пересекала Инвердитский мост, когда — то ли посредством человеческого вмешательства, то ли из-за проделок гремлинов, то ли вследствие изношенности металла, то ли из-за обычной случайности, — локомотив отделился от остального состава. Локомотив как ни в чем не бывало доехал на всех парах до противоположной стороны моста. Но потом мост обрушился, унеся с собой восемь пассажирских вагонов и один почтовый. Состав опустился на дно озера Лох-Гаэр. Погибли все, кроме одной везучей девочки, которой удалось выплыть.
Следственная комиссия сняла обвинение с Дональда Мак-Ридли, машиниста поезда, хотя многие считали, что он сам отцепил пассажирские вагоны, чтобы спасти свою шкуру. Только Николас Боулер, кочегар, знал, что случилось на самом деле. Но он, вместо того чтобы давать показания, лег на рельсы и был обезглавлен обычным пригородным поездом. Карьера Мак-Ридли как машиниста закончилась. Кое-кто говорит, что, подобно Томасу Эдварду Лоуренсу,[67] который под фамилией Росс записался в авиацию, он сменил имя и пошел в чернорабочие. Что он работал в любую погоду в бригаде по обслуживанию путей и вечерами в страхе озирался по сторонам, ожидая услышать шаги безголового кочегара.
Какими бы ни были действия Мак-Ридли в то утро, машиниста нельзя винить в обрушении моста. Последовавшую отвратительную грызню между городским советом Инвердита и ЛШАЖ смог прекратить только суд. Одна группа адвокатов утверждала, что прочный и надежный мост не обрушился бы, если бы «Шотландская стрела» не проносилась по нему на скорости, намного превосходящей рекомендованную. Другая группа возражала, что восемьдесят девять человек не погибли бы, если бы мост не представлял собой шаткую и совершенно ненадежную конструкцию, готовую обвалиться от любого дуновения ветра. Страсти накалялись. Кто-то из газетчиков раскопал местную легенду, согласно которой одна из ведьм Дручена прокляла свои грузила, когда ее топили, и поклялась, что ни один кусок железа не сможет в безопасности пересечь озеро. Выражение «местная легенда» на языке Флит-стрит означает: «я это сам только что придумал».
