Всеволод Нестайко
Тайна трех неизвестных
Глава I. Как это все началось…
Знаете ли вы Павла Денисовича? О, вы не знаете Павла Денисовича! Замечательный, замечательный человек Павел Денисович. Добрый, воспитанный, умный. А какой сообразительный! Это же он придумал штукакенцию для расстегивания пуговиц. После ее испытания Степан Иванович Карафолька три дня не мог сесть.
Прекрасный человек Павел Денисович! Когда он идет по селу, все собаки лают от восторга, а куры, гуси и прочие птицы разлетаются в разные стороны, уступая ему дорогу.
Замечательный человек Павел Денисович! Его знают не только в окружающих селах и районном центре, но даже в Жмеринке, где он иногда бывает у своих родственников. А какая рогатка у Павла Денисовича! Боже мой, какая рогатка! Николай-чудотворец, святые угодники! Чрезвычайная! Несравненная! Неповторимая! Побей меня вражья сила, если у кого в мире есть еще такая рогатка! Кожанка из материного шлепанца. Рогатина из могучей орешины, а резинка из футбольной камеры. Катапульта, а не рогатка. Павел Денисович попадает из нее в воробышка за тридцать метров. Ах ты, господи, почему у меня нет такой рогатки!
Хороший человек и Иван Васильевич, — тот самый, что заблудился в кукурузе и вывесил дедовы подштанники на телевизионной антенне. Собаки также лают, а куры и гуси также разлетаются в разные стороны, когда Иван Васильевич идет по селу. Хороший человек Иван Васильевич, ничего не скажешь.
Павел Денисович очень любит вареники с вишней и может их съесть целую миску. Иван же Васильевич любит мороженое, и как-то раз умял восемь порций за один присест.
У Павла Денисовича большие оттопыренные уши. У Ивана Васильевича совсем наоборот, весь нос и щеки покрыты веснушками.
Павел Денисович говорит медленно, растягивая слова. Иван Васильевич строчит, как из пулемета, — мысли едва поспевают за его словами, а иногда и не поспевают, и тогда слова летят из уст Ивана Васильевича легкой бабочкой без всякого смысла.
Но оба, и Павел Денисович, и Иван Васильевич, любят поговорить. Иногда бывает, такого наплетут, что сами удивятся, умолкнут на мгновение, и смотрят друг на друга, хлопая глазами. Но не было еще случая, чтобы они растерялись и не нашли, как выкрутиться.
Учительница Галина Сидоровна не нахвалится Павлом Денисовичем и Иваном Васильевичем. «Прекрасные люди, — говорит она, — несравненные, неповторимые! Если я не доживу до нового учебного года, то только благодаря им. Так они мне жизнь укорачивают своим поведением».
А как дружили Павел Денисович с Иваном Васильевичем! Боже мой, как дружили! Так могут дружить только великие люди и классики. Друг без друга — ни куда.
И вот эти прекрасные люди поссорились. Мало сказать поссорились — побили горшки. И как! Вдребезги, на мелкие кусочки, что и не соберешь, и не склеишь.
Это было настолько невероятно, что, если бы мне месяц назад сказали, что Павел Денисович и Иван Васильевич будут проходить по улице, не замечая друг друга, как незнакомые, я бы просто рассмеялся. Потому что это отнюдь не укладывалось в моей голове. Но, это так. Поверьте мне на слово. Тем более, что Иван Васильевич (а по-уличному Ява) это я сам. А Павел Денисович — это мой друг, мой верный и неизменный хлопец Павлуша, с которым мы столько всякого разного пережили за свои тринадцать лет[1].
Как же это случилось… Видимо, придется все по порядку. Однажды на большой перемене Павлуша мне вдруг говорит:
— А давай запишемся в кружок рисования.
— Зачем? — Спрашиваю я удивленно.
— Как «зачем»? Рисовать будем. Интересно же.
— Может, говорю, и интересно тому кто умеет. А нам чего?
— Ты же собирался когда-то стать художником.
— Ну и что!
Действительно, был момент, когда мне на минуточку взбрело в голову быть художником. Давно, еще в первом классе. Когда на уроке рисования учитель Анатолий Дмитриевич похвалил меня при всех за то, как я нарисовал курочку Рябу. Но это было случайно. И курочка Ряба осталась первым и последним моим шедевром в искусстве рисования. Больше учитель рисования меня никогда не хвалил, а через несколько дней я уже мечтал быть директором кондитерской фабрики. Кстати, именно тогда выяснилось, что я дальтоник, то есть не различаю зеленого и красного цветов, путаю их. С тех пор все очень любят удивляться этому. Даже моя мать. Покажут что-нибудь и спрашивают:
«Скажи, какого это цвета?» И когда я неправильно говорю, всплескивают руками: «Ты смотри!.. Ты действительно не видишь или притворяешься?»
Сначала это меня раздражало, но потом привык. В общем, какой из меня художник, если я не различаю цветов! Это все равно, что немой певец. И Павлуша будто ничего не знает, такое мне говорит. Вот ведь, честное слово!.. Я смерил его взглядом и спросил насмешливо:
— А ты что — почувствовал в себе талант?
— При чем тут талант?.. Но отчего не попробовать… — Павлуша отвернулся и покраснел. — Говорят, что у меня что-то… получается…
— Ах, говорят!.. Ха-ха-ха! Я знаю, кто это говорит. Она. Еще бы! Да это она.
Если бы вы видели, что это за тюлька. Что он в ней нашел — никак не пойму. Как ее нет — парень как парень. А стоит ей появиться — сразу меняется просто на глазах. Начинает крутиться, на месте не усидит. Смеется неестественным придурковатым смехом, кричит, всех перебивает, никому слова не дает сказать. И говорить начинает так, будто у него вареник во рту — сдавленным горловым басом. Видимо, ему кажется, что он очень взрослый, мужественный и привлекательный… Противно смотреть! Из-за того, что с ним такое творится, я ее еще больше не терплю. И конечно, это она его накрутила с тем рисованием. Гребенючка! А кто же! Потому что она ходит в художественный кружок. Даже староста кружка. Считает себя великим скульптором. Вылепила из пластилина две каких-то фигурки и думает, будто уже бога за бороду схватила. А когда была выставка работ кружка, зрители просто смеялись и, глядя на Гребенючкиного казака на коне, насмешливо спрашивали: «А это кто на собаке едет? А?» (Правда это я спрашивал, но так оно и было — вылитая собака, а не конь).
Как-то на уроке Павлуша передал ей записочку, наверно что-то там ей намалевал, и я сам слышал, как она ему сказала: «А ты знаешь, у тебя получается. Ты чувствуешь форму и хорошо передаешь движение». Ишь, умная какая! Нахваталась от Анатолия Дмитриевича слов и щеголяет. А Павлуша рот разинул, уши развесил и слушает. А она видит, что он лопух и играется с ним, как кошка с мышкой — тянет его в этот кружок, наверное, хочет, чтобы он ее портреты рисовал, как Анатолий Дмитриевич.
Учитель рисования Анатолий Дмитриевич был без памяти влюблен в нашу Галину Сидоровну. И все время рисовал ее портреты. Все стены у него в хате были завешаны ее портретами. Благодаря этим портретам все село знало о его несчастной любви. Вот и Гребенючка хочет, чтобы Павлуша так же…
Я собирался ему уже все это объяснить: «Ты думаешь, что у тебя есть талант…» — как тут, словно из-под земли, появилась вдруг Гребенючка.
— Не слушай его, Павлуша! — Закричала она. — Он просто завидует тебе. Вот у него действительно никаких способностей нет. У него только разные хулиганские выходки в голове. Он только и знает… А у тебя способности… А он хулиган и на тебя плохо влияет…
Здесь я ее перебил и сказал:
— Вот я тебе сейчас дам по портрету, будешь знать!..
А она:
— От тебя только этого и можно ожидать. Хулиган!
— Молчи! — Сказал я, замахнувшись, чтобы дать ей леща, но Павлуша схватил меня за руку:
— Не трогай!
— Что значит — не трогай? Она будет мне такое говорить, а я…
— Говори и ты ей. Она же тебя не бьет.
— Попробовала бы она меня ударить, я бы ее… я бы из нее шашлык сделал! Хе! Чтобы какая-то мартышка меня ударила! Хе!
— Она не мартышка, а человек! — Басом сказал Павлуша.
— Ах, так! — вскипел я. — Ну так и целуйся со своим человеком. Тьфу! — Я вырвал свою руку, и пошел прочь. И еще слышал, как она сказала:
— Вот и хорошо! Хватит тебе плясать под его дудку!
Что он на это ответил, я уже не слышал.
Глава II. Ищу напарника. Гениальная теория Антончика Мациевского. У меня возникает идея
Сначала я даже не очень переживал. «А, ничего, — думалось мне, — завтра помиримся». Мы не раз, бывало, ссорились с Павлушей, но через день, самое большее два, кто-то из нас первый заговаривал, и ссора моментально забывалась. Как правило, заговаривал тот, кто был более виноват в ссоре. Я считал, что в этот раз больше виноват Павлуша. А что! Во-первых, знает же, что я дальтоник, и лезет со своим рисованием. Во-вторых, поднял на товарища руку. Еще немного и ударил бы. За что, спрашивается? «Нас на бабу променял», как вот поется в популярной песне про Стеньку Разина. Так там хоть княжна была персидская, а тут…
