Ночью Юрка проснулся. Зевнул и выглянул в иллюминатор. На корабле стояла непривычная тишина. Только где-то в глубине машинного отделения ровно гудел вспомогательный двигатель. Пустынный берег был залит зеленоватым светом луны. Вдалеке темной полоской виднелся лес. Вода не шевелилась. Немигающие звезды, словно в черное зеркало, смотрелись в ее глубину. По крайней мере, до утра можно было спокойно спать, не ожидая никаких расспросов со стороны руководства. Юрка так и поступил.
А где-то за десятки километров от «Москвы» к месту назначенной встречи полным ходом шел морской охотник «Ленинград». Всю ночь он неутомимо проходил милю за милей, пока впереди не завиднелся высокий корпус «Москвы». На тральщике в это время завтракали. На приветственный гудок «Ленинграда» никто не обратил внимания. Однако когда «Москва» откликнулась могучим басовитым ревом, юнморы побросали ложки и высыпали на палубу.
— Куда это вы заторопились? — спросил Юрка одного из ребят.
— Не слышишь, что ли? «Ленинград» подошел. Айда встречать. — И парень убежал.
Юрка, Витька и Огурец в одиночестве остались у бачка. Так неуютно они еще ни разу в жизни себя не чувствовали. Юрка давно проглотил последнюю ложку каши, но от задумчивости не мог остановиться и продолжал жевать. Витька от волнения облизывал сухие губы. С палубы доносился шум и топот ног. Огурец вдруг не выдержал и с криком: «Вы как хотите, а я побежал. До берега недалеко. Авось доплыву!» метнулся к выходу. Юрка еле успел поймать его за штаны. Огурец послушно хлопнулся на табуретку и вцепился в нее обеими руками, словно боялся взлететь под потолок.
— Пошли, — сказал Юрка, вставая с места. От волнения ему стало даже холодно, но он крепился и не показывал виду.
— Натворили на свою шею, — захныкал Огурец.
— Замолчи, — оборвал его Витька.
— Слушайте меня, поддакивайте, а сами вперед не лезьте, — сказал Юрка. — Э-э, будь что будет! Где наша не пропадала! Пошли.
Втянув головы в плечи, с видом обреченных на казнь, кладоискатели полезли на палубу. Как раз для того, чтобы увидеть, как Терентий Иванович в шлюпке с подвесным мотором отправился на «Ленинград». Там он пробыл довольно долго. Во время его отсутствия приятели мучились от неизвестности и думали об одном: чем бы это ни кончилось, лишь бы поскорей. Наконец Кузьмичев погрузил в шлюпку каких-то ребят и отправился назад. Кладоискатели быстро сообразили, зачем и кого он везет на корабль. Итак, им предстояла очная ставка. Когда шлюпка причалила, кладоискатели, не сговариваясь, начали дружно пятиться назад, пока спины юниоров не скрыли их от начальников клуба.
— Знакомьтесь, ребята! — сказал Терентий Иванович, поднявшись на борт. — Это наши друзья из Монинского клуба юных моряков. Кстати, а где Чудов, Маленко и Судаков? А ну-ка, хлопцы, быстро приведите их сюда. Очень мне хочется на них посмотреть.
— Да вот они, — сказал кто-то из ребят.
Юниоры расступились, давая проход Юрке и его друзьям. Но те стояли на месте, упорно не желая выходить вперед.
— Не стесняйтесь, голубчики, подходите-ка сюда. — Терентий Иванович, словно несмышленышей, пальцами поманил их к себе. — Смелей, смелей! Поближе. Вот так. Не робейте. Тут ведь все знакомые. Не так ли? — Кузьмичев театральным жестом простер руку в сторону только что прибывших ребят. — Ну, Чудов, Маленко и Судаков, пораскиньте умишком и скажите, кто такие эти ребята. А я, со своей стороны… — Терентий Иванович выдержал долгую паузу, — постараюсь вам сказать, кто такие вы, голубчики мои, сами и откуда вы взялись. Идет?
Иван Лукич азартно забивал «козла». Сгущались сумерки. Сгрудившись под голой электрической лампочкой, игроки изо всех сил стучали по вкопанному в землю столу, как будто надеясь его проломить. Когда-то стол был как стол, но поколения игроков так славно поработали над ним, что он теперь и на полметра не возвышался над землей.
От долгого сидения у Ивана Лукича заломило спину. Он собирался уже встать и немного размяться, как вдруг окно над ними распахнулось и сварливый женский голос начал распекать засидевшихся игроков:
— Люди с работы пришли, устали. Отдохнуть хотят. Детям спать пора. А эти непутевые и стучат, и стучат, и стучат… Совсем извели. Хоть милицию вызывай.
Иван Лукич стушевался, покраснел и торопливо поднялся со скамейки. Его уговаривали остаться, но он сослался на головную боль и ушел.
В почтовом ящике что-то виднелось. Письмо. Наверно, лежит там второй день. Иван Лукич с первого взгляда узнал Юркин почерк и удивился. Бывало, внука из-под палки не заставишь писать, а теперь словно подменили. За последние несколько дней третье письмо. И когда это успел полюбиться сорванцу эпистолярный жанр? Усмехаясь в прокуренные усы, старик открыл дверь и шагнул в темноту.
В квартире шел ремонт. На полу — газеты, штукатурка и мел. Мебель, сдвинутая к одной стене, походила на дремлющего под попоной слона. Иван Лукич поискал глазами, куда бы сесть. Немного потрудившись, он освободил уголок дивана, достал очки и стал читать.
Да, не ради больших событий взялся за перо его внук. Юрка писал, что жив-здоров, погода стоит хорошая, вчера возле дороги нашел белый гриб, потом играл в волейбол. Вот, собственно, и все. Но так или иначе деду было приятно получить письмо от внука. Он даже погладил бумагу ладонью, как частенько гладил маленького Юрку, когда тот, бывало, забирался к нему на колени. Вспомнив о внуке, старик заскучал. Еще не поздно было уехать на дачу, но завтра с утра придут рабочие. Кто им откроет дверь? Видно, ничего не поделаешь. Придется в собственной компании коротать вечер. «Конечно, хорошо, — думал Иван Лукич, — что Юрка поехал на дачу к своему дружку. Играет в футбол, бабочек ловит, плещется в воде. Хорошо, да не очень. Вот Борька небось за материн подол не держится. А Юрка не в породу пошел, жидковат, ему бы в самый раз девкой родиться… А я, старый пень, мечтал увидеть их обоих в черных матросских клешах, в бескозырках, заломленных набекрень».
Сам Иван Лукич на флоте никогда не служил, хотя однажды уже совсем было туда попал. Случилось это в самом начале войны. Механик со стажем, он явился в военкомат как раз в тот момент, когда какой-то человек с нашивками капитана первого ранга требовал у комиссара отыскать ему опытного технаря.
— Вот тебе и механик, — обрадованно сказал комиссар, заглянув в анкету Ивана Лукича. — Хочешь — бери, не хочешь — будь здоров. Только решай быстрей. Сам знаешь, какое время.
— Беру, — сказал капитан. — Собирайтесь, вы пойдете со мной.
— Далеко? — осторожно осведомился Иван Лукич.
— На линкор «Октябрьская революция».
Свое сложное хозяйство Иван Лукич содержал в образцовом порядке. Но всерьез послужить на линкоре ему не пришлось. Бронированные дивизии гитлеровцев катились на Ленинград. Совинформбюро почти каждый день передавало названия оставленных городов и сел.
Иван Лукич навсегда запомнил, как стоял в замершем строю на палубе корабля, успевшего стать ему родным. Вода отливала сталью. Черные бушлаты. Тощие матросские мешки у ног. Короткие речи ораторов, звавших постоять за Родину, родной город, за флотскую честь.
В бой они вступили сразу. Из мелких окопчиков еще летела земля, когда издалека послышался басовитый рев. Танки. Они двигались неторопливо, словно основная работа была уже выполнена и оставались сущие пустяки — смять окопы, в которых засела горстка моряков. Честно говоря, Ивану Лукичу стало не по себе. А на них катились бронированные чудовища, подмявшие под свои гусеницы всю Европу. За танками шла пехота. Привычная к легким победам, поднаторевшая в искусстве убивать.
К вечеру русские окопы трудно стало отыскать среди воронок от бомб, мин и снарядов. Земля была перепахана так, словно по ней прошелся гигантский плуг. Из каждых трех человек в живых остался лишь один. Но, живые и мертвые, они не тронулись со своих мест. И немцы откатились назад.
Наутро все началось сначала. Опять стелился по земле чад от горящих танков. Опять летела кверху земля. Все реже становились ряды моряков. К ночи выяснилось, что рота морской пехоты попала в окружение. Впрочем, ротой она оставалась только для врага. Держать в руках оружие могли всего восемнадцать человек.
В километре от высотки, которую обороняли моряки, виднелся лес. Решили прорываться туда. Когда стало совсем темно, приготовились дать фрицам последний бой. Истекали минуты, оставшиеся до атаки. Сосед Ивана Лукича вдруг вытащил из-за пазухи мятую бескозырку и, скинув каску, натянул на голову.
— По каске-то пуля щелкнет, — заворчал Иван Лукич, — еще, глядишь, и обойдется. А уж коли по голове — пиши пропало.
Но его никто не слушал. Бескозырки появились словно из-под земли. И, повинуясь общему порыву, Иван Лукич распахнул ворот, за которым обнаружилась выцветшая тельняшка. Откинул штык.
