Наконец после многодневных скитаний Чи-Чи увидела колокольню паддлебской церкви и поняла, что она уже дома.
Закончив свой рассказ, обезьянка в один присест съела шесть бананов и залпом выпила кружку молока.
— Боже! — вздохнула она. — Почему я не родилась с крыльями, как Полли! Как просто: лети себе да маши крыльями! Вы себе не представляете, как я возненавидела платье и шляпку! Зачем только люди выдумали такую нелепую одежду? Никогда в жизни я не чувствовала себя так скверно, как в этом шутовском наряде. Шляпка то и дело сползала мне на глаза или падала с головы, а подол платья на каждом шагу цеплялся за камни, корни деревьев, кусты, а то и просто путался в ногах. Но зато как я обрадовалась, когда сегодня утром увидела мой любимый город!
— Ты, наверное, устала, — сказал доктор. — Твоя постель на шкафу в кладовой ждет тебя.
— А если озябнешь ночью, — добавила Крякки, — укройся старым сюртуком доктора. Ты ведь и раньше им укрывалась.
— Спасибо, — ответила Чи-Чи. — Как хорошо снова оказаться дома! Здесь все так же, как и было до моего отъезда. А теперь я и в самом деле пойду прилягу. По правде говоря, я падаю от усталости.
Мы все проводили Чи-Чи в кладовую. Она ловко, словно матрос на мачту, вскарабкалась на шкаф, свернулась клубочком под старым сюртуком доктора и мгновение спустя уснула. Она тихонько посапывала, а мы на цыпочках вышли и закрыли дверь.
— Добрая, милая Чи-Чи, — вздохнул доктор, — я очень рад, что она вернулась.
— Да, да, добрая, милая Чи-Чи! — повторяли за доктором Полли и Крякки.
Глава 15
Я СТАНОВЛЮСЬ АССИСТЕНТОМ ДОКТОРА
В четверг, ближе к вечеру, в нашем доме все оживилось.
— А что любит твой доктор? — спрашивала мать. — Что ему приготовить на ужин?
— Свиные отбивные на ребрышках, — отвечал я, — овощной салат, гренки, креветки и пирожные с джемом.
И даже когда ужин был готов, мать не успокоилась и все металась по дому, вытирала пыль, протирала посуду и проверяла, все ли готово для приема гостя.
Наконец раздался стук в дверь. Я первым кинулся открывать.
На этот раз доктор принес свою флейту. Он долго нахваливал поварское искусство моей матери, а когда все было съедено и мать убрала со стола, отец и доктор Дулиттл принялись играть на флейтах. Они так были поглощены музыкой, что я испугался, как бы доктор не забыл поговорить о моих делах. Но мои страхи оказались напрасными.
— Ваш сын признался мне, что мечтает стать натуралистом, — сказал доктор.
И потекла долгая беседа, продолжавшаяся до глубокой ночи.
Поначалу мои родители и слышать об этом не желали. Они считали мои намерения детским капризом и были уверены, что скоро я заброшу свои мечты. Однако доктор обладал даром убеждения.
— Давайте посмотрим на это дело со всех сторон, господин Стаббинс, — говорил он. — Представьте себе, что ваш сын проведет два года в моем доме, пока ему не исполнится двенадцать лет. Двух лет ему с избытком хватит, чтобы убедиться, действительно ли ему хочется стать натуралистом. По истечении этого срока он будет волен остаться у меня или избрать себе новое поприще. А я обещаю вам, что за это время научу его читать и писать и даже немножко подучу математике. Что вы на это скажете?
— Не знаю, что и сказать, — отвечал отец и в задумчивости встряхивал головой. — Очень любезно с вашей стороны сделать нам такое предложение, но я бы все же предпочел, чтобы Том научился какому-нибудь ремеслу и зарабатывал им себе на жизнь. Все-таки верный кусок хлеба. Лучше синица в руках, чем журавль в небе.
И тогда в разговор вмешалась мать. И хотя ей было больно оттого, что я покидаю родной дом, она неожиданно стала на мою сторону.
— Что толку в синице, Джейкоб? — говорила она. — Ты же знаешь, что многие ребята ходят в школу до четырнадцати, а то и до пятнадцати лет, и если Том потратит два года на образование, он не потеряет время зря. Будет ли у него другая возможность хотя бы немножко подучиться грамоте? Подумай об этом! Хотя, Господи, — она достала платок и стала утирать слезы, — дом опустеет, когда Том покинет его.
— Обещаю вам, госпожа Стаббинс, что Том будет приходить к вам в любое время, как только пожелает, — утешал ее доктор. В конце концов, он ведь не уезжает в другой город.
Отец еще немного поспорил и уступил. На том они и порешили: два года я проведу в доме доктора и буду ему помогать, за что доктор научит меня читать и писать, а также будет меня кормить.
— Разумеется, — добавил доктор, — я обязуюсь покупать Тому одежду, по крайней мере до тех пор, покуда у меня водятся деньги. К сожалению, деньги — вещь ненадежная. Они обладают удивительной особенностью кончаться в самый неподходящий момент.
— Вы очень добры к нам, доктор, — сказала мать, вытирая слезы. — Я знаю, мальчику будет у вас хорошо. Он родился в сорочке.
А когда уже все было решено, я повернулся к доктору и сказал:
— Доктор, не забудьте сказать про путешествия.
Мать испуганно приподняла голову. В ее глазах я прочел грусть и мольбу и сразу же раскаялся в том, что не пощадил ее чувства.
— Да, конечно, — снова заговорил Джон Дулиттл. — Мой род занятий требует частых разъездов, иногда мне даже приходится отправляться в другие страны. Надеюсь, вы не будете возражать против того, чтобы ваш сын сопровождал меня в путешествиях?
Я стоял позади доктора и с замершим сердцем ожидал, что ответит отец.
— Нет, мы не будем возражать, — ответил он после недолгого раздумья. — Раз уж мы согласились на ваше предложение, к чему возражать против путешествий? Пусть мальчик посмотрит мир.
В ту минуту на всей земле не было человека счастливее меня. Мне казалось, что я попал в рай, и я с трудом сдержал себя, чтобы не запрыгать от радости по комнате. Наконец-то сбывалась мечта моей жизни! Наконец-то я мог пуститься в путешествие и пережить удивительные приключения! Полли говорила мне, что доктор никогда не бывает дома больше полугода, и по секрету шепнула, что через две недели он снова покинет Паддлеби. Теперь я, Том Стаббинс, поеду вместе с ним! Я поплыву по морям, я буду бродить по джунглям, я увижу невиданных зверей! Сбылось!
С тех пор как я поселился у доктора, на меня в городе стали смотреть по-другому. Теперь никто не отворачивался с презрением от сына бедного сапожника, и я высоко держал голову, гуляя с псом в золотом ошейнике по Воловьей улице. И если раньше другие мальчишки не хотели со мной знаться, потому что у моего отца не было денег на школу, то теперь они перестали чваниться и искали моей дружбы. Я часто слышал у себя за спиной уважительный шепот:
— Смотри, ему всего десять лет, а он уже стал помощником у доктора Дулиттла!
Представляю, как бы у них открылись от удивления рты, если бы они узнали, что я к тому же могу разговаривать с псом!
Два дня спустя после памятного ужина в нашем доме доктор с грустью сказал:
— Увы, Стаббинс, придется мне на время забросить язык обитателей моря. Я пытался поговорить с устрицами и мидиями, с крабами и омарами, но ничего от них не добился. Делать нечего, поищем кого-нибудь поразговорчивее.
— А чем мы займемся сейчас? — спросил я. Как новоиспеченный ассистент доктора я считал себя вправе говорить «мы».
— А сейчас, Стаббинс, настало время подумать нам о путешествии, — ответил доктор. — По-моему, я уже засиделся в Паддлеби. Дела зовут меня в дальние края.
— Когда? — воскликнул я. — Когда мы отправляемся в путь?
— Не торопись, — охладил мой пыл доктор. — Надо подождать, когда прилетит пурпурная райская птица с посланием от Большой Стрелы. Что-то она опаздывает. По моим расчетам, Миранда должна была появиться уже дней десять тому назад. Как бы с ней не приключилось несчастья в пути.
— Почему бы нам тем временем не заняться подготовкой к путешествию? — спросил я. — Нам надо еще найти корабль и подумать о припасах. А когда райская птица прилетит, у нас уже все будет готово и мы сразу же отправимся в путь.
— Наверное, ты прав, — сказал доктор. — Схожу-ка я к твоему другу Джозефу, он поможет мне подобрать подходящее судно.
— Можно, я пойду с вами? — завилял хвостом О’Скалли.
— Конечно, — согласился доктор, — прогулка тебе не повредит.
И мы втроем вышли на улицу.
Джозеф внимательно выслушал нас и сказал, что совсем недавно он по случаю приобрел за полцены прекрасную шхуну и готов уступить ее нам. Однако, чтобы управлять ею, требовалась команда их трех человек.
— Я полностью доверяю твоему мнению, Джозеф, — сказал доктор, — но сначала хотелось бы посмотреть на шхуну.
Джозеф повел нас вдоль реки и показал нам небольшое судно, пришвартованное к старому причалу. Шхуна и в самом деле была прекрасная. Называлась она «Ржанка». Доктор сразу же согласился купить ее.