Ознакомительная версия.
Я очень застенчивая, но стараюсь с этим бороться. В ответственные минуты говорю себе: «Ты, Аня, не хуже других, даже, может быть, лучше. Больше уверенности, расслабься, улыбнись, не бойся сказать глупость – они же говорят всякую чушь, не зажимаются. А ты зажата, как плоскогубцы».
Очень понравились писательнице такие психологические упражнения. Решила испробовать их на себе, а тут как раз представился случай.
Приехала к ней редактор, новая, раньше не встречались. Привезла рукопись, чтобы снять вопросы. С прежним редактором, молоденькой Таней, мы тоже снимали вопросы, иногда по телефону. Вопросов у Тани к автору было два-три на всю книгу, писательница и редактор Таня легко приходили к согласию.
Но вдруг Таня взяла и уволилась из издательства. Появился новый редактор. Раскрыла писательница свою рукопись и ахнула – на каждой странице крупно написаны чужие слова. На каждой странице, чуть ли не на каждой строчке! Текст от этих слов стал намного хуже.
– Почему такие перемены? – очень сдержанно спросила писательница и указала на первую попавшуюся строчку.
– Мне так больше нравится.
– Знаете что? На обложке будет моя фамилия, я отвечаю за каждое слово.
– Ну почему авторы так не любят правку? – тоном капризной девочки протянула редакторша.
– Настоящему писателю правка не нужна, а бездарных авторов не надо издавать, – писательница попила водички, чтобы не разволноваться окончательно. Она, разумеется, уже волновалась вполне окончательно, но держала себя в руках. Это было непросто: свой текст ей дорог. Каждое слово будущей книги возникает в больших трудах, раздумьях, сомнениях. Любая страница – это победа над тысячей преград. И когда чужая тетенька лезет со своими строчками – это всегда плохие строчки. Потому что они – чужие этому тексту. У талантливого редактора непременно развито чувство стиля, чувство слова. А здесь не было никаких таких чувств, и еще не было чувства юмора. Книга смешная, а редакторша спросила под конец:
– Так это вы шутите, что ли?
«Убить!» – зарычала писательница. Но – про себя. А вслух вежливо объяснила:
– Такой жанр, довольно распространенный – ироническая проза.
– Ах, вот оно что, – недовольным тоном с оттенком превосходства протянула редакторша.
Она была, может быть, неплохим человеком, но оказалась не на своем месте, терпеть не могла читать, не любила писателей, а книги казались ей лишней морокой. И уж совсем не принимала ее душа тех, кто не слушал ее советов. А любила она свою самоуверенность. Под конец этой жуткой работы писательница чересчур ласково спросила:
– И зачем была такая правка? Ведь почти все нарушенное мы с вами восстановили.
– Редактор должен показать себя, свою работу, – простодушно отозвалась гостья. Ей не было стыдно: «показать себя» за чужой счет, уродуя и разрушая созданное, построенное, любимое.
Писательница часто сравнивает свою работу со строительством. Автор построил домик, в нем все продумано, аккуратно пригнано, у домика свой стиль, своя красота. А чужие руки равнодушно разваливают дом. Сносят стены, бьют окна, ставят ненужные перегородки, ломают камин и переносят ванну в столовую. Чужой тетеньке так больше нравится! И ведь не скажешь: «Я – профессионал» – вроде нескромно. Сказать: «Я талантливая» – совсем уж нахальство. «У меня обостренное чувство стиля» – нетактично, получается, что у меня оно есть, обостренное чувство стиля, а у тебя, редакторша, его нет. Ей будет обидно.
На прощанье очень хотелось подарить редакторше пачку чистых листов и дать совет: «Если у вас такой большой творческий потенциал, напишите книгу. Свою. Но не мою!» Вслух она сказала:
– Спасибо, что приехали.
Рукопись скрылась в сумке редакторши и уехала в издательство.
Писательница несколько дней не могла прийти в себя, перед глазами вставали рябые от чужих строчек страницы. Она принимала таблетки от боли в сердце и не в силах была работать.
В ее жизни было много разных редакторов. Предыдущая, Таня, была начинающей – первая в жизни книга. Писательница сказала ей сразу:
– Редактор не должен редактировать.
– А для чего тогда редактор? С дипломом?
– Масса обязанностей: любить книгу, помогать ей пройти путь от рукописи до книжного магазина, защищать будущую книжку от всех помех, радоваться ее успеху. Книга – это же особенный предмет в мире!
Писательница любила Таню. Таня легко понимала главное: редактировать не надо, не в этом суть ее работы. Но вот уволилась, поманила ее большая зарплата, никто Таню не осуждает.
Многих своих редакторов писательница забыла. Но некоторых помнит долго.
Лучше всех работалось с Маргаритой Владимировной. Она не забывается десятки лет. У Маргариты был абсолютный слух на слово, тонкое понимание смысла. Она вовсе не восхваляла писателя, она его трезво ценила. Проникала в замысел книги. Маргарита не находила нужным «показать себя», она не поправила ни одной фразы – сумела почувствовать, что каждое слово в рукописи окончательное, единственное и самое уместное. Такие вещи редактор должен понимать – профессиональная обязанность. Книга вышла, она всем нравится, много раз переиздавалась. Ее перевели на несколько иностранных языков. Писатель и редактор поддерживают знакомство. Не так давно Маргарита Владимировна позвонила писательнице и рассказала такую историю.
Ее семья села за ужин, но тут раздался звонок в дверь, влетела соседка, в руках – клетка с попугаем.
– Ради всего святого простите! Срочно улетаю в Ростов к маме! Билет! Самолет! Мама! На три дня! Возьмите попугая! – Она сунула Маргарите Владимировне клетку.
– Мы не можем взять птицу! У нас кот! – сопротивлялась Маргарита Владимировна.
Но соседка не сдалась:
– Он в клетке! Заперт! Мама! Самолет! Билет! Его зовут Славик! – и уже из лифта: – заранее большое спасибо!
Что поделаешь? Победил напор.
Клетку поставили на подоконник в соседней комнате, включили там телевизор. Славик сидит на жердочке, семья продолжает ужин. Дверь в соседнюю комнату открыта. По телевизору, как на заказ, показывают ученого зайца Антона. Во весь экран было изображение Антона – уши длинные, глаза косые, феноменальная память. Антон различает цвета и геометрические фигуры. Ученый спрашивает:
– Антон, какого ты цвета?
– Серый зайчик.
– Антон, чего ты хочешь?
– Хочу орех.
Ученый сделал вид, что не понял, и продолжал писать что-то в блокноте. Антон терпеливо повторил:
– Хочу орех.
Опять пишет и что-то набирает на компьютере этот ботан с седыми усами. Тогда Антон сказал по слогам:
– Хо-чу о-рех! Понимаешь?
Тут он наконец-то получил орех. Потом Антон считал до двадцати с хорошей дикцией, потом – в обратном порядке: двадцать, девятнадцать, восемнадцать и так далее. Без единой ошибки.
– Антон, двенадцать минус семь!
– Пять!
Славик сидел на жердочке в клетке. До зайца смотрел телевизор невнимательно. Но когда на экране появился Антон, образованный и умный, Славик заволновался, стал метаться по клетке. Удивлялся? Завидовал?
И вдруг Маргарита Владимировна видит: Славик прыгает по комнате! Он отпер задвижку клетки! Они это умеют! У него крепкий клюв. Он идет себе по ковру, а навстречу ему идет кот. Кот приготовился к решающему прыжку. Птичка не знает, что сейчас будет. А кот все знает, хищный зверь. Они приближаются друг к дружке. Кот занес толстую лапу. И тут попугайчик Славик громко говорит:
– Чаю хочешь?
Кот от изумления потерял рассудок и долго не мог прийти в себя. Он нырнул под диван, забился в угол и не выходил двое суток.
Его успокаивали, совали под диван мисочку с любимой едой, пытались выманить. Но кот оставался под диваном и орал в истерике.
Славика удалось поймать. Людям он не заморочил голову своим любезным предложением чая. Его вернули в клетку, а защелку заклеили скотчем.
Попугайчик весело прыгал по клетке и повторял изредка: «Чаю хочешь?» Других слов он не знал, да и зачем ему? Скоро вернулась хозяйка, все обошлось.
Я благодарна Маргарите Владимировне за эту прелестную историю, за чувство юмора и прекрасное чувство языка и стиля.
Другая история. Неплохой редактор, справедливый смелый человек. Книги давно изданы, а писательница с ней подружилась, и до сих пор они друзья. Но в те годы бывали недоразумения. Однажды редактор встретила писательницу словами:
– Прочитала, очень понравилось, даже ночью читала. Но в повести слишком много ерунды.
Писательница качнулась:
– Что вы называете ерундой?
Редакторша мило улыбалась. С трудом до писательницы дошло: имелось в виду само слово «ерунда», оно встречалось в рукописи целых три раза. Писательница в тот раз не стала бороться, заменила слово «ерунда» на «глупость», на «чепуху». А «ерунду» оставила только одну. Уступила. Хотя именно это слово было самым уместным. Зачем было пересчитывать? Но из-за ерунды не стоило упираться. Эта редактор ей нравилась в главном. Она была деликатной, уважала писателей, любила книги, а себя не считала первой скрипкой в оркестре литературы (такое торжественное выражение употребляю от злости на тех, кто без музыкального слуха пытается быть солистом).
Ознакомительная версия.
