— Давно не была в кино, сходим все вместе, — ответила мама.
— Лучше вы с папой. А мы с девочками — потом.
— Так у нас не получится. Две трети семьи будут по кино ходить, а треть — дома диван просиживать. Идти, так всем.
— А может, и правда сходим вдвоём, — вступил в разговор папа.
И мама удивлённо на него посмотрела.
— У человека важные дела дома, уроков полным-полно, а мы её в кино потащим.
— Вдвоём так вдвоём, — согласилась мама. — Я в обеденный перерыв сбегаю, возьму билеты.
— А в воскресенье? В воскресенье, говорят, в Пушкине интересный праздник.
— Нет, в воскресенье мы с мамой в Пушкин не поедем. Мы будем «Красавицу» испытывать. Прогоним её по трассе. Поедешь? — спросил папа маму.
Мама, конечно, согласилась.
Раньше Оля тоже бы с радостью согласилась, но сейчас она промолчала. Она боялась — вдруг папа станет допытываться, почему она и в воскресенье хочет остаться дома.
Но папа допытываться не стал. Теперь отсутствие родителей было обеспечено.
Пароль «цветы»
— С шести часов звоним к тебе, предложил на другой день Миша. Если скажешь фразу со словом «цветы» — мы сразу собираемся. Скажешь «стена» — всё отменилось.
— Почему «цветы», можно и другое слово, например, «небо», — попробовала спорить Валя Полякова.
— В другой раз будет «небо», — согласился Миша.
Оля шла домой и думала: «Только бы не перепутать пароль».
Звонки начались через полчаса.
— Найдёнова, ну как, не пора? — заговорщицким голосом матёрого разведчика спросил Олег Саркисян.
Дома ещё никого не было, но Оля не знала, какой пароль произносить, она просто сказала:
— Рано.
Потом, почти одновременно, пришли мама с папой.
— Этот твой фильм, оказывается, из двух серий, — сказала мама, — так что ты ложись спать, нас не жди.
— А начало когда? В семь или в восемь?
— С семи часов оставляем квартиру со всеми стенами, потолком и полом в полное твоё распоряжение, — ответил папа.
Опять зазвонил телефон.
На этот раз спрашивала Лида. Она уже сидела дома у Вали и не могла дождаться узнать, когда же все соберутся.
— У меня в ответе получилось семь цветов, понимаешь, семь цветов, — сказала Оля.
Но Лида не поняла. — Почему семь?
— Ну ответ такой в моей задаче. Семь часов, то есть семь цветов.
Как раз в это время проходил мимо папа, и Оле показалось, что он весело ей подмигнул.
— Ага-ага! Всё поняла! — обрадовалась наконец Лида. — Будем в семь часов.
И вот все собрались, и можно было приступать к чтению.
Сначала читал Максим Михеев. Потом Валя. Она читала с особенным выражением, как артистка. Потом Миша. Потом Олег. Потом снова Максим.
Читали подряд страницу за страницей.
Потом стали некоторые места пропускать, потому что хотели быстрее узнать, что происходило дальше с капитаном Палтусовым и его командой.
Некоторые записи из дневника капитана Палтусова
20 июня 1911 года. Петербург.
Казалось бы, полная победа, а грустно. Десять лет я добивался этого плавания. Изучал и описывал северные берега, подавал рапорты начальству. Наконец всю последнюю зиму следил за подготовкой судна и снаряжения.
И вот — наш красавец «Святой Пётр» стоит у Николаевского моста. Ликующая публика на берегу, оркестры, жена моя родная с сыном на руках. Мы отдаём швартовы.
И кто бы знал, как в этот момент хотелось мне сбежать с капитанского мостика, перепрыгнуть пока ещё узкую полоску быстро бегущей воды, затеряться среди толпы.
Острая тоска подкатила к сердцу. Но чтобы отогнать такую же тоску от четырнадцати бравых сердец моей команды, я спрашиваю сверху:
— Боцман, кого посылал цепь драить?
Немудрёная шутка. Но подействовала.
Все заулыбались.
20 июля 1911 года. Архангельская гавань.
Первая серьёзная неприятность.
Штурман Вячеслав Михайлович, золотой человек, сломал ногу. Вокруг Скандинавии шли без него. Он руководил закупкой продуктов и угля в Архангельске.
За день до отплытия споткнуться о ящик и получить сложнейший двойной перелом кости. Как нелепо! Столько было у нас с ним совместных вечеров в мечтаниях, планах и спорах. А теперь придётся ему остаться на берегу. Врачи уверяют, что в тяжёлом климате может не срастись кость.
Взял штурманом Александра Ильича Сергеева, человека мне вовсе не знакомого до сегодняшнего дня. Прежде, до отставки, служил штурманом на канонерке. Охарактеризовали как безупречнoгo знатока своего дела.
Завтра снова проводы, оркестры и, наконец, пройдя устье Двины, направимся в Белое море.
Вячеслав Михайлович, так неудачно сломавший ногу, молодец. Спасибо ему, заготовил четыре бочки первосортной клюквы. Во всегдашней мелочной суете приходится радоваться каждому пустяку. Тем более что клюква — не пустяк. В случае зимовки она убережёт нас от цинги. Самое дешёвое и лучшее средство.
22 июля 1911 года.
Белое море. Идём хорошо, на всех парах и парусах.
Штурман, действительно, проявляет себя в деле с лучшей стороны. Со мной подчёркнуто корректен. Плохо, что с командой несколько заносчив: мол, я — благородных кровей, дворянин, а вы все тут — чёрная кость. Но, думаю, обомнётся.
Пока он отказался от наших совместных обедов в кают-компании, ставших уже привычными. Считает, что офицеры должны питаться отдельно от низших чинов, иначе близкое общение расшатает дисциплину. Сказывается привычка, выработанная службой на военных судах.
24 июля 1911 года.
Вот тебе и безупречные деловые качества!
Отстранил штурмана от исполнения обязанностей. Посмел ударить матроса Дягилева по лицу. К чему была бы вся моя работа с подбором команды, когда я из сотен желающих выбрал лишь четырнадцать, если бы на «Святом Петре» воцарились законы мордобоя.
Что делать — ума не приложу! Советовался с фельдшером Ухтомцевым. Сложно, конечно, и без штурмана идти, но тяжеленько будет. С другой стороны, лучше никакого штурмана, чем человек, который в случае зимовки загубит жизнь всей команды.
Решил: при первой возможности ссажу.
Пусть придумывает себе мнимую болезнь. Видите ли, сделал ему, офицеру, замечание, что надо вытирать ноги о тряпку, когда ступаешь на вымытую палубу.
Из таких вот, казалось бы, мелочей и рождаются драмы.
Команда во время обеда изъявила желание помогать мне во всём в своё свободное время. Часов двадцать я не слезал с бочки на мачте, высматривал дорогу между льдами.
Повар у нас преотличный. Готовит с душой, выдумкой. А хороший повар — это четверть успеха любой экспедиции. Другою четверть я кладу на себя, четверть — на команду. А уж последняя четверть — на обыкновенное везение, простое стечение обстоятельств.
25 июля 1911 года.
С утра густой туман, а к тому же полоса тяжёлого старого льда. Сначала пробовали пробиваться, но в тумане не разглядеть, куда именно следует пробиваться. Можно напороться на такие льды, что и вовсе застрянешь. Решил, что благоразумнее остановиться и переждать.
26 июля 1911 года.
Встречный ветер. Идём под парами.
Встретились с торговым судном «Брегет». Капитан сообщил, что пролив Югорский Шар накрепко заперт льдами. У входа в пролив скопилось несколько судов — ждут, пока лёд разрядится.
Ссадил штурмана. До этого несколько раз пытался поговорить с ним. Удивительно, но он искренне убеждён, что был прав, ударив матроса по лицу.
30 июля 1911 года.
Вошли в пролив Югорский Шар. Видимо, в последний раз отдали почту на суда, пережидающие у входа.
Крутимся между льдинами, лавируем, наползаем, давим их и продвигаемся вперёд. Судно ведёт себя превосходно.
Только и командую: полный вперёд, малый назад, лево руля, право руля, снова лево. Рулевое колесо в руках Ивана Пахомова мелькает, словно велосипедное, сам он весь вымок от пота. Отличный рулевой и смышлёный человек этот Иван Пахомов. К тому же, великолепный умелец, может починить любую вещь от паровой машины до карманных часов. В свободные минуты беседую поодиночке со всеми, а с ним с особенным удовольствием.
3 августа 1911 года.
Наконец выходим на чистую воду.
Плотность льда была невиданная мною прежде.
Послал трёх матросов во главе с Иваном Пахомовым. Сложили на берегу столб из камней, а под столбом оставили запаянную жестяную банку с докладом.
Итак, Карское море. Коли удастся благополучно его пересечь и миновать, то самое трудное будет выполнено.
21 августа 1911 года.
Три дня штормило. Теперь же — бесконечные поля битого льда, замедляющие наше продвижение. Но ведь мы и не ожидали одной лишь чистой воды да попутного ветра.
