Председатель, захватив с собой Денеша и Пушка, взял на себя самый трудный участок: обстоятельно обследовать подвал. К тому же он давно собирался это сделать — еще несколько месяцев назад, как раз в день своего рождения. Но тогда ему что-то помешало, а потом он совершенно об этом забыл и только теперь вспомнил. Кстати говоря, он был почти уверен, что в подвале есть где-то тайная, замурованная комната, о существовании которой никто не знает. А раз так, значит, ее надо найти именно сегодня, когда ему представился крайне удобный случай.
Габи внимательно осмотрел каждую ступеньку подвальной лестницы: вдруг она сдвинется с места и под ней откроется потайной ход! Затем вдвоем с Денешем они простучали стены в тамбуре и в первом подвале. Оттуда перешли в бывшую прачечную, где исследовали все стены так же старательно, как делал обычно доктор Шербан, простукивая спину и грудь больного. Вдруг до них донесся сдавленный крик, и в то же мгновение Пушок заливисто залаял и заметался по подвалу. Они перевернули корыто, заглянули в оба больших чана, но Дюрики нигде не было. Тогда они побежали в бывшую угольную яму. Крики стали явственнее, и наконец они отчетливо услышали:
— Помогите! Помогите!
Сомнений нет: кто-то попал в беду. И этот кто-то не кто иной, как Дюрика, ибо голос принадлежал ему.
Поначалу Габи пришло в голову, что Дюрику схватили как участника движения Сопротивления и бросили в застенок. Поэтому он с еще большим усердием принялся обстукивать стены, чтобы отыскать потайной ход. Но, увы, поиски не увенчались успехом. Тем временем Денеш открыл дверь в конце подвала и зашел в кладовку, где дядя Варьяш хранил метлы, лопаты, ведра, половые тряпки. Голос теперь раздался совсем рядом. Пушок яростно заскреб по полу. Габи осветил карманным фонариком кладовку и молча принялся отбрасывать в сторону сваленные в кучу лопаты, ведра, метлы. Наконец они увидели покрытую толстым слоем пыли дверь, открыли ее и посветили фонариком. Луч света упал прямо на Дюрику, который сидел на полу с мячом в руках и как заведенный хныкал:
— Помогите, помогите, помогите…
Узенькая каморка, где, съежившись, сидел Дюрика, была совершенно пустая. Только валялся на полу обломок старой бельевой скалки. Вот уже несколько десятилетий как в доме никто не катал белье. Вполне понятно, что о гладильне совсем забыли.
Но как очутился здесь Дюрика?
Да очень просто: он играл в мяч на лестничной клетке, мяч провалился в темную дыру под лестницей. Дюри полез за ним, но выбраться наверх уже не смог, а поэтому уселся на пол и стал подавать сигналы бедствия: «Помогите, помогите, помогите!» Когда Габи и Денеш с Пушком случайно обнаружили его, он до того устал, что язык у него еле ворочался.
— Это будет наша конспиративная квартира, — осмотревшись, объявил Габи.
Он достал из кармана карандаш и на внутренней стороне двери написал, как видел у доктора Шербана:
«Помещение группы, сбор каждый вечер с 4 до 6».
Подумал немного и ниже написал:
«Консперативная квартира».
Снова задумался и переправил букву «е» на «и»:
«Конспиративная квартира».
Теперь все было правильно.
Чтобы замаскировать потайной ход, они снова забаррикадировали дверь метлами, лопатами, ведрами. Денешу и Дюрике пришлось еще поклясться, что даже под страхом смерти они никому не выдадут конспиративную квартиру. Лишь после этого Габи и Денеш торжественно вывели Дюрику во двор, который гудел будто растревоженный улей. Высыпавшие во двор обитатели дома наперебой советовали матери Дюри или сообщить об исчезновении сына в полицию, или вызвать «скорую помощь», или обратиться к пожарникам…
Габи пришлось на ходу придумать длинную и путаную историю о том, как они разыскали Дюрику в… котле. Узнав об этом, все пришли в неописуемый восторг, а дядя Варьяш на радостях даже провел его по перекладине, полагая, что доставляет этим Дюрике огромную радость.
На следующем сборе Габи сообщил группе о конспиративной квартире. Ребята ликовали. Братья Шефчики сразу же заявили, что берутся приукрасить комнату: на чердаке, мол, есть прекрасная печка и великолепная картина, которую можно повесить на стену, а еще они нашли красивый соломенный матрац в красную полоску… Шмыгало пообещал раздобыть лестницу, и тогда сборы группы можно будет проводить в конспиративной квартире.
К сожалению, снять с чердака печку Шефчикам не удалось, потому что она оказалась слишком уж тяжелой. Впрочем, в ней и не было особой нужды, так как вовсю светило жаркое июньское солнце. Зато на стену водрузили картину, а на полу расстелили соломенный матрац. Кстати, когда они спускали матрац с чердака, то чуть не напоролись на дядю Варьяша…
На следующий день Шмыгало принес стремянку. Ее просунули в оконный проем, и получился прекрасный вход в подвальное помещение.
После этого стали спускаться вниз по лестнице прямо в конспиративную квартиру. Поскольку Дюрика был первым, кто проник в нее, то он первым и спустился. За ним последовал Габи, ибо именно ему принадлежала честь первооткрывателя. Следом за ним двинулся Денеш, как сподвижник первооткрывателя. Потом Шмыгало и Милка, так как они раздобыли лестницу, и братья Шефчики, как нашедшие картину и соломенный матрац. Последним попал туда Пушок — последним потому, что он ничего не нашел, ничего не принес и ничего не открыл. Мурза на сбор не явилась.
— Сбор считаю открытым, — произнес председатель после того, как все расселись. Он сделал паузу, обдумывая, что же еще ему надо сказать как председателю.
В наступившей тишине ребята отчетливо услышали:
— Видите, брат нилашист, вон ту крайнюю квартиру? Она как раз вам подойдет. В ней живет всего одна женщина со своей девчонкой, мужа у нее забрали на трудовой фронт, и он вряд ли вернется. Если сумеете разделаться с ними, то квартира — ваша вместе со всем скарбом.
Голос принадлежал старшему по дому, Тыкве. В ответ послышался другой, совсем незнакомый, хриплый голос:
— Хорошо, папаша, будет сделано.
Затем наверху раздались тяжелые шаги, словно владелец хриплого голоса носил кованые сапоги, и все стихло.
— Сбор объявляю закрытым, — сказал Габи. — Нужно срочно составить план действий. Давайте решим, как защитить тетю Комлош и Дуци.
— А что, если схватить господина Тыкву и запереть в конспиративной квартире? — предложил Денеш.
— Или закрыть ворота и никого не пускать? — торопливо сказал Шмыгало.
— Надо бы узнать, кто такой этот незнакомец, — вставил Янчи Шефчик.
— Ты осел, — возразил ему Шани Шефчик. — Ты же сам слышал, что он — брат Тыквы.
— Сам ты осел, — обиделся Янчи, — он ему не брат, а сын, потому что назвал Тыкву папашей.
— Тогда Тыква — папаша своего собственного брата, — засмеялся Денеш.
— Вы ничего не понимаете, — пресек перепалку председатель. — Слово «брат» тут совсем ни при чем, потому что все нилашисты — ну те самые, которые заодно с Гитлером и которые хотят расправиться с Дуци, называют теперь друг друга братьями. Но ведь все знают, что люди они злые.
— Если этот человек злой, — рассудил Шефчик-младший, — значит, он все-таки сын Тыквы.
— Все это неважно, — отозвался председатель. — Самое главное — предупредить тетю Комлош.
— Верно, — поддакнул ему секретарь. — Надо поскорее ей сказать об этом.
Они тут же прервали заседание и поручили Габи, как делегату, известить тетю Комлош о грозящей ей опасности.
Они по одному выбрались по лестнице наверх и просто чудом избежали провала, так как в этот момент вернулся Тыква, провожавший, видимо, неизвестного нилашиста, и тут же услышал звонкое тявканье Пушка, который, оставшись на конспиративной квартире, остервенело лаял на мышь. Но ребята сделали вид, будто они здесь ни при чем, хотя куда-то спешивший Тыква и бросил им уже на ходу:
— Все равно я прикончу эту тварь!
Когда он наконец поднялся по лестнице, ребята испустили вздох облегчения. Теперь можно было действовать смело.
Но Габи уже успел известить тетю Комлош. На его звонок отозвалась только Дуци, сказав через запертую дверь, что мама недавно ушла и унесла с собой ключ, но часам к пяти непременно будет дома, так как людям с желтой звездой разрешается ходить по улице только до пяти вечера. Если же нилашисты поймают такого человека после пяти часов, то обязательно схватят его и убьют.
В пять часов Дуцина мама домой не пришла. Не пришла она и в шесть, и в семь, и в восемь… А в десять заревела сирена, и Дуци вытащили в окно, чтобы отвести в убежище. На сей раз Дуци не торчала в угольной яме, а съежившись сидела в бывшей прачечной и молчала. Личико ее как-то сразу осунулось, а глаза, без единой слезинки, казалось, пылали огнем. Она сидела и молчала. Если ее чем-нибудь угощали — а ей то и дело что-нибудь предлагали— она вежливо отвечала: «Большое спасибо, я не хочу» — и опять умолкала.
