В общем мой остров похож на лодку, сильно накренившуюся на правый борт и осевшую на корму. Вот-вот ее захлестнет волнами…
Потом я начал собирать под дуб все, что могло гореть. Собирать мне пришлось недолго — два толстых сучка, один из которых оказался наполовину гнилым, несколько веток, которые я нашел ниже на склонах, охапка прутьев, наломанных с кустов, — и все. Сучки я расщепил киркой, на них положил ветки и прутья.
Отойдя в сторону, осмотрел сооружение.
Костер не внушал доверия.
Сможет ли от него загореться дуб? Вон у него какой толстенный ствол, да еще сырой…
И вдруг мне стало жалко дерево.
Ствол у него был в четыре обхвата, и росло оно на этом острове лет триста, а то и больше. И вот появился я, сосунок по сравнению с ним, и хочу его для чего-то сжечь. Если ствол и не загорится, то обуглится, омертвеет кора и дуб все равно умрет. Умрет от моей дурацкой затеи с сигналом. Противно и глупо! Разве он заслужил такую смерть? Нет, никакого костра возле этого старика! Пусть спокойно и гордо живет на своем острове, пока само время не свалит его на землю…
Я растащил костер и перенес его на голое место — жалкую кучку сучьев и веток. Сигнала, видного издалека, из этого, конечно, не получится.
Снова я начал кружить по склонам, подбирая все, что попадалось на глаза и могло гореть, но куча увеличилась ненамного. На берегу попадалось куда больше топлива!
Ладно, запалю все, что собрал, а там видно будет.
Я развернул огневой инструмент и добыл огонь. С каждым разом это получалось быстрей и быстрей. Возился с лучком и палочками не больше двух минут.
Видимо, всегда и во всех делах труден только первый момент, а когда привыкнешь, то даже перестаешь замечать, как это делается.
Костер загорелся.
Я навалил в него сырых веток и он задымил, как вулкан. Ветер нес дым в сторону Бухты Кормы, и он тянулся над островом, как белый вымпел.
Я уже говорил, что мне очень нравятся книги про необитаемые острова.
Больше всего мне понравился роман Джека Лондона «Межзвездный скиталец». Не весь роман, а один эпизод из него. В нем рассказывается о китобойном корабле, который разбился об одинокую скалу в океане. Утонули все, кроме одного-единственного моряка. Этот моряк спасся на скале, на которой не росло ни травы, ни кустов, ни деревьев. Голый каменный риф среди пустынного океана! И моряк прожил на нем восемь лет! И не только не умер, а сумел надстроить свой остров в высоту, чтобы его не захлестывали волны во время штормов. Сумел убить нескольких тюленей, которые заплывали на остров, и построил себе дом из их шкур, мясо насушил впрок, а жиром отапливался и освещался. Он рыбачил, ловил птиц, собирал съедобные раковины. Дожди давали ему свежую воду, а зимой он добывал ее изо льда. Это был отважный человек, который боролся за жизнь до конца и победил. Он не отступил перед невероятными трудностями, не растерялся, не расслабился ни на минуту.
Как я завидовал ему!
Вот где можно попробовать свои силы и по-настоящему узнать, на что ты годишься в жизни.
Мой остров по сравнению с его скалой — все равно что городская квартира по сравнению с ямой в земле. И я еще чем-то недоволен, на что-то жалуюсь!
Жизнь дана человеку, чтобы бороться и побеждать, а не поднимать руки вверх и пускать сопли из обеих ноздрей! Если я хоть немного буду похож на того моряка — значит, кое-чего стою в жизни. Значит, я — настоящий. Из всякого мерзкого положения всегда находится достойный выход, так говорил отец.
Когда солнце начало падать на закат, у меня кончилось топливо. Костер захирел.
Я съел несколько мидий и яиц, запил обед ключевой водой и начал спускаться к палатке.
Понял, что сигнальный костер нужно разжигать не на вершине, а на берегу.
Солнце садилось в облака.
Они стояли на горизонте — темно-синие, плотные. Они были как страна, недоступная человеку. Страна со своими землями, вершинами, реками и океанами, бесшумная, быстро меняющаяся, иногда страшная, иногда фантастически красивая. Все там происходило, как во сне — мягко обрушивались колоссальные горные пики, рождались тихие бухты, залитые золотым светом, возникали замки с неприступными бастионами, открывались и закрывались провалы с глубокими синими тенями, И вдруг все превращалось в дым и таяло в синеве.
Можно было целый день лежать на траве, смотреть на облачные громады и от этого никогда не уставать. Потому что на небе никогда ничего не повторялось, все было новым и необычным каждый день, каждый час, каждую минуту.
Вот и сейчас, чем ниже опускался шар солнца, тем гуще наливались облака тревожной синью и тем плотнее они становились. Только верхние неровные кромки их светились, как раскаленные. Небо приняло какой-то неприятный зеленоватый оттенок. На востоке, за моей спиной, все быстро затягивалось свинцовой мглой.
Через несколько минут от солнца осталась только половина, багровым куполом возвышающаяся над облаками. Лучи веером прорвались через трещины облачных скал и упали на море, передав ему цвет огня.
На всякий случай я притащил из зарослей четыре больших сучка и положил у входа в палатку. Наверное, хватит до утра.
Я научился так раскладывать костер, что дым не попадал под брезент, а тепло от пламени проходило и все внутри оставалось сухим.
Сел у огня и задумался.
Сколько все-таки труда нужно, чтобы не умереть человеку на этой земле!
Когда живешь в городе или поселке вроде нашего, ничего этого не видишь. Пошел в магазин, купил, что нужно, дома сварил или поджарил на газовой плите. Если порвались носки, брюки или рубашка — тоже, пожалуйста, в магазин. Кто-то для тебя уже заготовил продукты, какие хочешь, и сшил одежду. Кто-то написал для тебя книгу и снял кинофильм. Кто-то изобрел радио и телевизор, построил тебе дом и сделал мебель. А чтобы ты не устал в дороге — пожалуйста, автомобиль или самолет. И ты ко всему так привык, что уже не замечаешь, что кто-то, невидимый и неизвестный, все время работает на тебя. Ты только пользуешься его трудом, да еще злишься, что не достать хорошей книжки в библиотеке или программа по телевизору неинтересная.
И вот тебя вышвыривает из привычной жизни на землю, на которой нет ничего, кроме камней, кустов и деревьев. Над головой — небо, а кругом — вода. И никуда не уйдешь с этой земли, не крикнешь, чтобы кто-то помог, не побежишь к людям жаловаться.
А ведь я и сейчас тоже пользуюсь тем, что кто-то когда-то сделал. Например, брезент для палатки. Перочинный нож. Булавки, которые я пустил на крючки. Кеды. Мой джинсовый костюм. Не будь этих вещей, я бы уже давно загнулся.
А если бы случилось так, что я вылез бы на землю совсем голый? Наверное, замерз бы в первую ночь. Ну, не в первую, так во вторую. В самом деле, из чего бы я мог здесь сделать себе одежду?
Нож…
Я вынул его из кармана куртки и погладил теплую рукоятку. Если бы я очутился на берегу без ножа…
Сколько раз я жалел за эти дни, что знаю не так уж много. Почему я так мало прислушивался к разговорам взрослых? Почему не присматривался, как они работают? Ведь они умеют делать многое такое, чего я еще не умею.
Эх, учиться надо не только по книжкам! Я отвел глаза от огня и взглянул на небо. Неба не было.
Сплошная тьма затопила все вокруг. И стояла такая тишина, что казалось, будто я провалился под землю. Ни шороха, ни дуновения в невидимых кустах. Все замерло. Язычки пламени от горящих веток тянулись вертикально вверх, освещая внутренность палатки и ствол дерева, под которым я ее поставил. Никогда еще не было на острове такой ночи.
С моря донесся странный звук, вроде приглушенного крика, а за ним глубокий протяжный вздох. Пламя костра дернулось в сторону и почти легло на землю. В тот же миг над головой быстро зашумели листья, палатку вздуло пузырем и чуть не сорвало с колышков. И сразу засвистело в кустах, загрохотало внизу у скал, затрещало где-то вверху на склоне. Весь остров зашевелился во тьме.
Воздух потяжелел, стало трудно дышать. Снаружи еще сильнее потемнело. В свете костра наискось пролетела отломившаяся от дерева ветка. И вдруг огромная бело-голубая трещина раскроила темноту, соединив небо и море. На один миг отчетливо, как выточенные, высветились кусты с неподвижными листьями, травы, камни и клубы вулканических облаков над деревьями. А потом все опять прыгнуло во тьму и взорвался такой гром, что у меня захватило дыханье.
По парусине, по листве надо мной, по траве часто-часто застрекотал дождь. Костер зашипел под ударами капель, и только я успел перетащить часть огня в палатку, как ливень рухнул водопадом. Не моросило, не капало, не лилось струями — сплошные полотнища воды падали на землю. Ветер ударял с такой силой, что палатка то надувалась парусом, то сплющивалась и трепетала, как повешенное на веревку белье. Свистело и скрежетало на разные голоса. Остров будто сорвался с места и понесся по взбесившемуся морю в темноту.
