— Те же и Ким Боуден, — вздохнула мама.
— Не цепляйся, ма, — ответила Ким. — Я только что говорила с Артуром Блеггеттом.
— Какое счастье! — съязвила мама, но Ким никак на это не отреагировала.
— Он говорит, все идет по плану. Весь район вокруг Бонер-стрит и Апшо-стрит собираются застроить дорогими домами — с квартирами для служащих. На Пенфолд-роуд построят дома для рабочих очистительного завода. Танк снесут, а на его месте устроят большую автомобильную стоянку.
— Стоянку? — удивилась мама. — С какой стати? На углу Стейшн-роуд и Скул-лейн вполне хватает места!
— А там будет большой торговый центр, а над ним — квартиры. Все будет страшно современно! — объяснила Ким.
— Да как же так! — разволновался Алек. — Какая же там стоянка, если к Танку нет дороги?
— Сейчас, конечно, нет, — ответила мама. — Но когда-то была. По ней возили материалы через Бонер-стрит, Скул-лейн, а оттуда по шоссе. Когда Танк закрыли, виадук обнесли забором. Но с Танком это правильно… Только глаза мозолит…
— Это ужасно! — сказал Алек.
— Иди к себе, Алек, и делай уроки, — опомнилась мама. — Тебя все это не касается.
Алек вышел в коридор. Его это не касается! Неужели они возьмут и превратят Танк в какую-то дрянную стоянку?! Из кухни снова раздались голоса, и Алек остановился.
— К чему им большой торговый центр? — спрашивала мама. — Только и знают деньги переводить.
— Ну, это еще когда будет, — протянула Ким. — Но вот что Бонер-стрит скоро снесут — это я уверена. Олдермен Блеггетт и его люди спят и видят эти квартиры для служащих.
— А бедняжке Хетти Моррис и прочим, значит, съезжать? Очень мило! — возмутилась мама. — Сказала бы я им, как это называется!
— Что ты на меня-то смотришь? — спросил папа.
— Почему бы не вмешаться твоим ребятам из Клуба железнодорожников ?
— Им не до того! — усмехнулась Ким. — Они только и знают, что спорить, что лучше: паровоз или тепловоз.
Алек услышал, как папа встал и сложил газету.
— Я пошел, — сказал папа.
Алек юркнул в свою комнату, надел свитер и джинсы и выскочил на улицу. Мама закричала ему вслед:
— А уроки?
Алек бежал по направлению к Танку, когда его окликнул дед. Он окапывал грядку фасоли на огороде. Старик стоял, опершись на мотыгу, и улыбался Алеку:
— У тебя такой вид, будто ты потерял всего шесть пенсов, а нашел целый шестипенсовик. Иди-ка сюда, парень, и расскажи, в чем дело.
Алек колебался.
— Ну, как угодно, — обиделся дед и принялся копать.
Алек подошел к нему, и дед отложил мотыгу. Алек рассказал ему о споре на кухне.
— Да, — покивал головой дед, — с Хетти Моррис это нехорошо вышло. Бедняга! А помнишь, на прошлой неделе она сама собиралась выставить всех цветных в Мурсайд. Что ж, ее желание исполнилось, хоть и не так, как ей хотелось бы. Так вот всегда и получается. А чего ты так расстраиваешься из-за Танка? Он, брат, только глаза мозолит… Торчит, как шишка на ровном месте.
Алек промолчал. Даже дед не поймет про Танк…
Дед между тем продолжал:
— Лучше бы они вычистили канал и устроили там лодочную станцию и все такое прочее. Убрали бы заборы, чтобы люди могли видеть, что творится по ту сторону железной дороги…
Алек слушал, слушал, а потом, поразмыслив, сказал:
— Мама и Ким накинулись на папу из-за мисс Моррис. Почему бы ему не помочь ей, а, дед? Что ни стрясется, он все сидит и молчит. Почитает газету и идет в свой клуб.
Дед засмеялся:
— Ты не слишком высокого мнения о своем папе, а?
Алек покраснел.
— Я ничего такого не говорил.
— А я вот что тебе скажу, малыш: он ведь тоже был не слишком высокого мнения о своем папаше.
Алек уставился на деда:
— О своем папаше?.. Ты это о чем?
— Вот по-твоему выходит, что у твоего папы никогда нет своего мнения. А его отец был совсем другой — это когда твой папа был еще маленьким… Он все говорил, кричал… Ему казалось — он все на свете знает да понимает, хотя на самом деле это было совсем не так! Думаю, твоему папе это во как надоело, — дед провел рукой под подбородком. — Папаша его все говорил, говорил, говорил… Вот твой папа теперь и молчит все время.
Алек посмотрел на деда:
— Папа моего папы. Но ведь это…
Дед улыбнулся:
— Точно. Твой отец иногда ой как от меня уставал!
Он снова взялся за мотыгу. А Алек пошел дальше. Чем старше становишься, думал он, тем сложнее оказывается жизнь.
Интересно, размышлял Алек, когда папа был мальчишкой, дед был папой, а когда… Алек запутался.
В понедельник утром по дороге в школу Алек все продолжал размышлять. Он был так погружен в свои мысли, что и не заметил, что в школе нет Рыжего Уоллеса. Кое-как он протянул этот день; хорошо еще, не произошло очередного несчастья, и, когда он возвращался домой, голова у него опять работала на полную катушку.
Как в полусне, он шел по Бонер-стрит. Как же так? Он позабыл о своем решении ходить домой только через Стейшн-роуд. Теперь было уже поздно поворачивать назад. Алек прибавил шагу и все время озирался по сторонам, пока не добрался до забора, огораживавшего виадук.
У самого забора он остановился, и тут в памяти у него всплыли слова деда: «Надо бы снести забор — пусть люди видят, что творится на другой стороне».
Ура! Теперь он знает, что ему делать. Надо попросить Абу Салема о самом последнем чуде, а потом он разрешит Абу спрятаться в банке и спать хоть миллион лет. Так они с ним и договорятся — дело того стоит.
Алек бросил на землю портфель, вытащил банку и со смешанным чувством восторга и сожаления потер крышку и прошептал:
— Салам алейкум, о Абу Салем.
— Алейкум салам, о Алек. Киф хаалак?
— Илхамдулила.
— Что тебе угодно? — осторожно спросил Абу.
— Мне нужно от тебя последнее, грандиозное, сверхволшебное чудо, Абу, а потом я тебя освобожу, и ты будешь спать в своей банке сколько душе угодно.
— Клянусь бородой пророка! — сказал Абу. — Это, должно быть, очень трудное чудо. Никогда не слыхал я о том, чтобы хозяин освобождал своего раба. Будь на то моя воля, такое случалось бы куда чаще. Говори же, о Алек!
Алек все рассказал, и Абу выслушал его в молчании.
— Это прекрасное желание, о Алек! Ты желаешь чуда не для себя, а для других, и потому я сделаю все, что в моих силах!
Алек стоял на Бонер-стрит, держа в руках банку. Прошла минута. Потом земля вздыбилась, как во время землетрясения. На его глазах виадук задрожал и начал расплываться; казалось, что по воздуху, как по телеэкрану, пошли помехи. Один за другим открывались пролеты виадука, а за ними — синее небо и его дом на пригорке. Танк со всем его ржавым железом, кирпичными стенами, кустарником, болотными зарослями крапивы и илистым каналом исчез, как дым.
На месте Танка возник длинный одноэтажный спортзал с большими сверкающими окнами, футбольное поле, теннисные корты и тир. Рядом заблестела чистая гладь канала, и лодки поплыли там, где раньше нависал над каналом подъемный кран. На месте бесконечного деревянного забора поднялись деревья, а между ними запестрели цветочные клумбы. Краешком глаза Алек увидел Бонер-стрит и ахнул. Многоэтажные дома были заново выкрашены, крутые каменные ступеньки сияли свежей белой краской, в окнах отражалось солнце. Исчезли горы мусора и рухляди. Теперь в конце улицы была площадка — с качелями, горками, шведскими лестницами… Фантастика! Кто бы поверил, что такое можно сделать с Бонер-стрит и с Танком!
И Алек побежал к каналу. Да, он имел право первым прокатиться в лодке. Но пока он бежал, Танк заволокло туманом. И сквозь туман кто-то позвал его:
— На помощь, о Алек, на помощь!
Алек резко остановился и чуть не упал. Туман рассеивался. Точнее сказать, он весь сгустился в одном месте — рядом с Алеком. Когда туман отступил, Алек, к великому своему отчаянию, увидел прежние очертания Бонер-стрит и виадука: черные, мрачные, захламленные, отвратительные силуэты.
Ничегошеньки не изменилось.
Совсем ничего?
Из сгустившегося облачка появился кто-то. Человек? Да, высокий, широкоплечий… Теперь Алек мог ясно его разглядеть.
На человеке был длинный белый в красную полоску халат и просторный бурнус. Точь-в-точь один из сорока разбойников Али-Бабы! На ногах у него были сандалии, а вокруг пояса — широкий кожаный ремень, за который был заткнут короткий кривой меч.
Лицо у него было угольно-черное. В голову Алеку пришла дурацкая мысль: «Я-то думал, он араб или что-то в этом роде, а он, выходит, обычный чернокожий невольник. ..»
Потом Алек взорвался:
— Абу! В чем дело?!
— Увы мне, о Алек! Случилось самое худшее. Я надорвался, пытаясь выполнить твое желание, и волшебство оказалось мне не по силам. Пытаясь сотворить чудо, я сбился с пути, и вот… э… ма-те-ри-а-ли-зо-вал-ся.
Алек в смятении оглянулся по сторонам. Мысль о том, что посреди Бонер-стрит торчит чернокожий раб в старинном бурнусе, сперва показалась даже забавной. Но, с другой стороны, это может плохо кончиться…
