ещё, что лавка не на людном месте, а то как объяснить немногочисленным пассажирам, почему десятилетний мальчик вламывается посреди ночи в чужой магазин?
Перепробовав несколько ключей, Хьюго подобрал нужный и открыл дверь. Он вошёл в лавку и включил настольную лампу. Хьюго и сам не знал, что именно хочет найти. Он пересмотрел все коробки, порылся в ящиках стола, пролистал лежавшие там бумаги, но никакой подсказки не нашёл. А он так надеялся обнаружить хоть что-то, хотя бы клочок бумаги, который раскрыл бы секрет, о котором так упорно умалчивает мама Жанна.
Впрочем, кое-что он всё-таки обнаружил. В глубине выдвижного ящика был запрятан какой-то предмет, аккуратно завёрнутый в ткань.
Надо же – Хьюго с улыбкой покрутил игрушку в руках – папа Жорж её не продал. Интересно, почему?
Эта синяя мышка была свидетелем его знакомства с папа Жоржем, правда при неприятных обстоятельствах. Теперь мальчик знал его полное имя – Жорж Мельес.
Имя это оказалось окутано тайной и каким-то чудесным образом связано с судьбой человечка, а значит, и с его собственной судьбой. Напрасно старик называл себя ничтожеством. Ведь игрушки его были необыкновенными, такие не купишь на каждом углу. Да и детали, как ни странно, подходили к музейному человечку…
И ещё папа Жорж был виртуозом карточных фокусов. Но и это не всё! Жорж Мельес вдобавок оказался художником и это его картину повторил механический человечек!
Так, благодаря синей мышке, выстроилась длинная цепочка связавшая воедино погибшего отца Хьюго, механического человечка, героя нашего повествования и семью Мельесов.
Мальчик завернул мышь в ткань и убрал на место. Уже на выходе он бросил взгляд на полку, где стояли книжки Изабель, и взял на заметку кое- какую идею.
…Механический человечек конечно же никуда не убежал, он сидел посреди комнаты и дожидался возвращения Хьюго. Прижимая к груди больную руку, мальчик кое-как отнёс игрушку в тайник, а дырку в стене снова забаррикадировал коробками.
И только тогда, когда Хьюго собрался прилечь, он вдруг с ужасом осознал, что теперь он однорукий хранитель времени. Ну и как, интересно, он будет работать? Ладно бы левая, а то ведь правая рука пострадала! Скоро часы пойдут вразнобой, рассерженный инспектор нанесёт визит дядюшке, и вся правда выйдет наружу.
Хьюго положил ноющую руку на грудь, закрыл глаза и провалился в кошмарный сон…
В этом сне инспектор тянул к Хьюго длинную, холодную липкую руку со скрюченными пальцами – потом рука вдруг обрастала шерстью, а пальцы превращались в звериные когти. Вот инспектор вонзает когти в плечо Хьюго и… мальчик просыпается от собственного крика.
Фу. Слава богу, наступило утро.
Хьюго собрал инструменты и пошёл на обход. Сделал всё, что было в его силах: смазал часы и сверил время. О том, чтобы повернуть тугие ручки завода, не было и речи. Сам сабой напрашивался печальный вывод: все часы идут вразнобой.
У книжной лавки мсье Лабиссе Хьюго был задолго до открытия. Когда появился озяин, в расстёгнутом развевающемся пальто и с горящими глазами, Хьюго отошёл в сторонку, выжидая, пока тот отопрёт лавку и повесит пальто на старинную бронзовую вешалку в виде сучковатого дерева. Потом старик заварил себе чай, сел за стол и раскрыл антикварный фолиант. И только тогда Хьюго решился войти.
Звякнул колокольчик. Мсье Лабиссе поднял взгляд на дверь и увидел уже знакомого ему мальчика.
– А, это вы. Здравствуйте, я вас помню. Вы приходили сюда с Изабель. А что у вас с рукой?
Хьюго спрятал руку за спину:
– Эээ… Да так, ничего страшного. Здравствуйте, мсье. У меня к вам просьба. Мне нужно кое-что найти, связанное с кино. У вас есть подобная литература?
– О, чего у меня только нет, молодой человек! Иногда я даже сам удивляюсь.
– Меня интересует информация, связанная с зарождением синематографа, точнее — один конкретный фильм.
– Прекрасно, прекрасно, молодой человек. Но у вас есть хоть какая-то подсказка?
– Подсказка? – Хьюго замешкался. – Этот фильм видел мой отец… когда был маленьким… Он помнит улыбающуюся луну и ракету с путешественниками, летящими в космос.
– Вы меня заинтриговали, молодой человек! —
Мсье Аабиссе поправил галстук и поднялся со стула.
– Пойдёмте-ка, – позвал он мальчика.
Пока старик рылся на полках, просматривая книги, по лавке распространился сладкий запах корицы, исходящий от остывающего чая.
Наконец мсье Аабиссе сдался.
– Мне очень жаль, – сказал он, – но я не нашёл ни одной книги о зарождении кино. Печальный и позорный недосмотр с моей стороны!
– Ничего страшного, – успокоил его Хьюго, хотя на самом деле он был очень расстроен.
– А знаете что… – радостно воскликнул мсье Аабиссе. – Попробуйте обратиться в библиотеку при Академии киноискусств.
И старик объяснил Хьюго дорогу. Рассыпаясь в благодарностях, мальчик выбежал на улицу.
Оказывается, вокзал действительно стал его домом. Представив, что ему придётся ехать в метро, Хьюго даже оробел. Это был иной мир, в котором, как ему казалось, люди передвигаются в пространстве совсем по другим законам. Это было как путешествие на другую планету. Но делать нечего – если он, Хьюго, хочет раскрыть тайну Жоржа Мельеса, придётся спуститься под землю.
Он уже отвык от метро, и оно поразило его своим хитросплетением чёрных туннелей, каждый из которых походил на осушенное и скованное в каменный панцирь речное русло. И по каждому из этих русел мчались поезда…
Хьюго вошёл в огромный, как зал ожидания, вестибюль Французской академии киноискусств. По центру – устланная ковровой дорожкой парадная лестница с мраморной балюстрадой. Но обширность пространства – это единственное, что напоминало о вокзале. Никаких чемоданов, объявлений о прибытии-отбытии поездов. И совсем иная публика: артистической внешности люди, мечтательность во взгляде…
Хьюго хотел было подняться на второй этаж, где, как гласила табличка, и находился фонд библиотеки, но его окликнула дежурная – маленькая невзрачная женщина, сидевшая за массивным столом.
