— Подумаешь, еще ослом обзывает, — обидчиво произнес Саша, совсем забыв, что Арменака нет рядом, что он не услышит его слов и не увидит его обиды. — А яички и городе можно выменять на марки. Полезу, пока никого нет. До их прихода успею…
Продрался через заросли и остановился у дерева.
Разделся, обхватил дерево и тут же пожалел, что остался в одних трусах: о шершавую кору ободрал ноги и руки, А тут еще противные птицы! Они с пронзительным писком налетали на Сашу, крыльями стирались ударить по лицу, да и когти их Саша ощущал на своем лице. Птиц уже было около десятка. Саша увертывался, крутил головой, отмахивался. И все-таки добрался до гнезда. Там были пестренькие яички, чуть больше воробьиных. Он взял из пуха два тепленьких яичка и положил в рот.
Держась одной рукой за дерево, второй отмахивался от яростно нападавших птичек. Еще два яичка заполнили рот. Сжал зубы, дышать стало трудно.
— Все равно отомщу вам!
Потянулся за остальными яичками, хотел выкинуть их. Рука, охватившая дерево, соскользнула, Саша ударился подбородком о дерево и почувствовал во рту солоноватую жидкость.
— Яйца разбились. Только весь расцарапался зря. У, противные! — кулаком погрозил он птицам. Из глаз брызнули слезы. Чувствуя, что может сорваться, дико заорал.
— Гриша! Шараф! Спасайте!
Но спасать его было некому. Только с душераздирающим криком кружились над разорённым гнездом маленькие пернатые хозяева…
Ощипывая птицу, Арменак мечтал вслух, нимало не заботясь о том — слушает его занятый той же работой Шараф или же нет.
Жучка лежала рядом, положив голову на лапы и открывая глаза только тогда, когда Арменак почти срывался на крик.
— Шараф! Вот было бы здорово найти ход в подземелье! А там сокровищ видимо-невидимо! Мы бы их нашли, сдали, куда полагается, и попросили бы, чтобы на них построили лагерь пионерский и еще курорт для стариков. Собрали бы всех наших дедушек — и сюда! Лечитесь, отдыхайте, а мы за вас работать будем. Здесь, правда, нет моря, но воздух, горячая вода лекарственная могут же заменить его? А, Шараф?
Шараф молча улыбался, слушая вконец размечтавшегося товарища.
— На ту скалу отдыхающие будут добираться на фуникулере, а дальше, до самой снежной вершины, протянем пассажирскую канатную дорогу. А вот где мы сидим сейчас, здесь будут дама — красивые, белоснежные! Только не из бетона и стекла, как сейчас повсюду делают, а на старый манер. Чтобы они были и новые, и как все равно старые, как будто их тоже тыщи лет назад построили. Ну, понимаешь?
— Понимаю, понимаю. А для голубей там тоже место предусмотрено будет?
— А как же! Чтобы все было по-настоящему! Сюда же со всего мира будут приезжать люди, смотреть древние строения и наши.
— Шараф! Хорошо быть архитектором или строителем, давно я об этом думаю. Ты пчеловодом решил стать, а вот Саша хочет быть доктором. Говорит, так ему бабушка советует. Бабушка! — хмыкнул Арменак. — А сам что же? Я вот сам хочу быть архитектором. Хочу и все! И буду! А бабушка и дедушка тут ни при чем.
— Конечно, Арменак, — согласился Шараф, — свое место в жизни нужно искать самому.
Жучка сердито заурчала и, вздыбив шерсть на холке, стремглав бросилась в заросли.
— За кем это она погналась? — пробормотал Шараф и бросился вдогонку. Побежал и Арменак. Жучки уже не было видно, зато вовсю слышался ее голос. Но вот из развалин выскочил шакал, с обнаженными клыками за ним мчалась Жучка. Шакал бежал напрямик к крайнему «боксу» конюшни, где ребята уже были и ничего примечательного не обнаружили. Шакал юркнул куда-то между камнями, Жучка с растерянным видом металась у стены и с остервенением лаяла.
Руины утопали в колючих зарослях шиповника, джиды, фисташки, густой травы, а здесь была вытоптана небольшая полянка.
Под глыбами рухнувших камней в перекрытии какого-то подземного сооружения образовался пролом, где, как решили ребята, и скрылся шакал. Около трещины — кости, перья. Стенки самого лаза, видно, от частого посещения зверьками замаслились.
— Логово, — заключил Шараф. — Видишь, шакалы здесь резвились? Арменак, смотри, а там внизу пустота!
— Возможно, — подтвердил товарищ. — Но как тогда шакалы и шакалята ухитряются оттуда вылезать? Вниз легко прыгать, а вверх даже Брумель только на два метра с чем-то прыгает.
— Пока не знаю как, — отозвался Шараф. — Может быть, уточним?
— И уточним!
Друзья принялись расширять лаз. Но им удалось только счистить землю вокруг. Тесаные камни сводчатого перекрытия были, подогнаны плотно.
Арменак срезал прут метра в два, сунул его в щель. Дна не достал.
— А, понятно, — орудовал он прутом в щели. — Здесь насыпь образовалась. Интересно!
— Не только интересно, — потянул у него прут Шараф. — Дедушка Хусан говорил, что давно искал подземелье. А вдруг это именно оно и есть?
Жучка прыгала вокруг щели, злобно рычала, когтями царапала землю, а лезть вниз боялась.
— Пойдем, — предложил Шараф, — скажем дедушке о нашей, находке.
— Пойдем! — прут со свистом описывал круги над головой Арменака.
…Расцарапав в кровь грудь, живот, руки, Саша, сопровождаемый криками рассерженных птиц, чертыхаясь, сползал вниз. Уставшие руки сами разжались, и Саша упал, больно ударившись коленом о корневище. Поднялся, собрал свои вещи и побежал к водоему смыть грязь.
Вернулся — Гриши нет. Кепка и полевая сумка на месте.
«Еще там, наверху», — подумал он и, увидев приближающихся Арменака и Шарафа, поспешил к ним навстречу.
— А Гриши нет еще, — захныкал Саша.
— А ты молчишь, ждешь, не подаешь сигнала тревоги! — возмутился Арменак. — Догадывался, что у тебя слабый интеллект! Может, он там упал или еще что! Столько времени уже прошло!
Шараф, укоризненно взглянув на Сашу, полез на дерево. Арменак за ним.
«Хорошо, что не заметили ссадины, — подумал Саша и поморщился, вспомнив яички. — А знали бы про ту яичницу, совсем засмеяли бы. Особенно Арменак…».
Мальчики спустились до площадки, где тогда Шараф был вместе с Гришей, закричали.
И услышали чуть взволнованный голос.
— Сюда не ходите, я сам иду к вам. — И тут же очутился рядом. — Пошли, пошли к дедушке! Есть для него сообщение…
— Черт знает что такое, — рассказывал Теплов. — Пошел по тоннелю, вдруг кто-то вышиб фонарик, и в меня полетела туча стрел.
Ребята увидели на его руках ссадины.
— Да, Гриша, враг был опасным. Смотри, сколько ран, — улыбнулся дедушка. — А знаешь, кто это такой, страшный был в подземелье? — Подошел к Теплову и вытащил застрявшую «стрелу».
— Ну-ка, скажи, что такое? — передал ему «стрелу».
— Так это колючки дикобраза, — протянул Гриша. — А я-то думал…
— Да, дикобраза, — подтвердил дедушка, — а может, зверьков было несколько…
— Не подумал об этом, — сознался Теплов. — Слышал о дикобразах, которые метают свои иглы, но никогда их не видел.
Все с любопытством рассматривали невольный трофей.
— Теперь будешь знать, познакомились. — Иглы-перья защищают дикобраза. Но он не метает их. Обороняясь, он поворачивается к врагу задом, растопыривает веером свои острые иглы и иглами наносит болезненные раны, даже таким хищникам, как волк. Уколы дикобраза опасны, долго не заживают. Живьем этого зверя, без снастей, не возьмешь… А теперь рассказывайте: где были? Что видели?
Когда Шараф рассказал дедушке о шакальей норе, тот, несмотря на позднее время, готов был сейчас же идти туда.
Но, посоветовавшись, решили поиски начать завтра с утра.
Ночь прошла в тревожно-радостном ожидании. Поднявшийся первым Теплов вырубил жердь, и пока он с ней вернулся, остальные тоже были на ногах. Позавтракав холодными остатками вчерашнего ужина, друзья отправились к шакальему жилищу.
Засунув в нору-щель жердь, Теплов, кликнув себе на помощь Шарафа, принялся выворачивать камни в перекрытии. Кладка плохо поддавалась. А тут еще ребята мешали, поминутно пытаясь заглянуть вниз, а что там? Но пока видна была только дорожка-спуск, до блеска натертая брюхами шакалов. Чередуясь у жерди, ребята еще возились добрых два часа, пока лаз настолько стал широк, что через него мог спуститься человек.
Первым полез Теплов. Постоял, огляделся. Вокруг разбросаны перья, кости птиц и мелких зверьков. Подал сигнал к спуску остальным.
Вправо и влево черной трубой уходили вглубь ходы в подземелье. В густой тишине слышалось только учащенное дыхание путешественников.
И голос старика прозвучал резко, неожиданно, так, что все невольно вздрогнули.
— Вы трое — налево, мы с Сашей, — обхватил он за плечи жавшегося к нему мальчика, — направо. Никаких разговоров! — оборвал он пытавшегося возразить Теплова. — Свечи, спички есть! Тогда все! Далеко не уходить, замечать путь!..
