бы свой собственный.
Еще две машины, какие-то длинные, а в них что-то вроде беседок, наверху висят венки из цветов, только не настоящих — искусственных. «Зачем они, эти венки?» — удивляется Сяопо. В один из венков вставлен большой портрет какой-то старушки. Какое отношение он имеет к похоронам? Зачем людям смотреть на него? Тем более что старушка совсем не красивая! Но в дела мертвых нельзя вмешиваться.
Смотрите! Вот это да! Откуда столько народу? Человек восемьдесят — не меньше, все в черном и босиком. В руках у каждого — кусок белой материи; материя привязана к машине, и кажется, будто ее тянут люди. На самом же деле в машине шофер — старый индиец, и все эти люди только делают вид, что тянут ее.
Сяопо стало смешно, и он рассмеялся: если шофер вдруг прибавит скорость, все эти люди в черном попадают друг на друга, как Сяопо и его друзья, когда они играли в поезд. Вот было бы смеху, если бы они попадали! Сяопо топнул ногой и, махнув шоферу, чтобы привлечь его внимание, тихонько попросил:
— Поезжайте быстрее!
Но индиец будто не слышал.
«Старый дурак! Ничего не смыслит!»
В машине было устроено что-то вроде беседки, в которой лежал какой-то продолговатый предмет, накрытый красным шелком; жаль, конечно, но разглядеть, что это, было невозможно. Наверху стояли два мальчика в пестрой одежде, без шапок; казалось, их сейчас хватит солнечный удар. «Это и есть покойники,— подумал Сяопо.— Хотя они еще живы, но, вероятно, умрут сразу, как только процессия выедет за город. Как жаль их!»
За машиной идут какие-то мужчины в льняных траурных одеждах, шапках и сандалиях; они идут, опустив голову, делая вид, что подталкивают машину, переговариваются, шутят, будто интереснее занятия не придумаешь. Одежда у них такая же длинная, как у господина Линя, только из-под нее виднеется что-то белое. У одного, самого молодого, повязан красный галстук.
И опять машины, экипажи. Как их много! Один за другим, без конца! В машинах и экипажах женщины, девочки, старушки, маленькие дети: кто в траурной одежде, кто в европейском костюме. У одних длинные волосы, у других стриженые; у некоторых глаза покраснели от слез; кто смеется, кто шутит, кто курит, кто щелкает семечки. Малыши едят конфеты, фрукты, и на земле валяется кожура от плодов. Здесь не так интересно.
И Сяопо побежал вперед, где были индийцы с трубами и дети в масках. Ему хотелось посмотреть решительно все, и он никак не мог уйти. А ведь пора было возвращаться в школу.
Возвращаться? Он еще постоит минутку. Кажется, индийцы сейчас снова начнут играть!
Сердце Сяопо учащенно бьется. Сейчас процессия дойдет до его дома. Вдруг папа его увидит — не поздоровится тогда Сяопо! А папа наверняка стоит сейчас у дверей лавки и смотрит. Наверняка! Надо поскорее возвращаться в школу. Нет, он все же подождет, пока все пройдут. Прикрыв голову банановым листом, Сяопо отходит в сторонку, ожидая, пока пройдут последние машины и люди, и лишь после этого медленно идет в школу.
«Я так и не видел покойника,— вдруг подумал он.— Не мог же он лежать в машине, где были музыканты?! И тот старый монах как будто тоже не мертвец! Где же он? Может быть, спрятан в теле того дяди, самого главного и самого важного? Непонятно! Во всяком случае, смотреть на похороны очень интересно. Приду домой, обо всем расскажу Наньсину и остальным ребятам. Непременно будем играть в похороны!»
Назови кто-нибудь Сяопо прогульщиком, я на месте Сяопо не обратил бы на это никакого внимания. Прогульщик? Но Сяопо неплохо учится. На экзаменах всегда хорошо отвечает. Даже пропуская занятия, не делает ничего дурного! Вот и сейчас, возвращаясь в школу, он успел совершить доброе дело, чего наверняка не сделали бы многие его одноклассники.
А случилось это вот как: Сяопо все еще шел по проспекту, как вдруг увидел довольно старую женщину с полной корзинкой в руках; по лицу ее градом катился пот, она тяжело дышала. Сяопо, не раздумывая, подошел к ней, не говоря ни слова, взял корзинку и поставил себе на голову:
— Где вы живете, бабушка?
Едва взглянув на Сяопо, женщина поняла, что он хороший мальчик, и ответила:
— Возле гуандунской школы.
— Я донесу вам корзинку! Сяопо нес корзинку, даже не поддерживая ее рукой. Шел он медленно, потому что старушка не могла идти быстро.
У бабушкиного дома — как раз возле школы — Сяопо снял с головы корзинку и передал хозяйке.
— Как мне отблагодарить тебя? — растроганно спросила женщина.— Вот возьми! Тут немного мелочи. Купишь себе сласти. А вот еще орехи.— У бабушки в корзинке было много орехов.
Сяопо стал мотать головой, замахал руками и даже топнул ногой, всем своим видом показывая, что никакой награды ему не нужно. Но женщина и слышать ничего не хотела. Разве могла она отпустить его, не отблагодарив?
Сяопо подумал немного и сказал:
— Не давайте мне ничего. Лучше как-нибудь, когда я испачкаю костюм, вы мне его почистите, чтобы мама не сердилась? Ладно? А когда вы опять будете нести тяжелую корзинку, позовите меня, и я помогу вам. Меня зовут Сяопо: мама нашла меня возле телеграфного столба на улице Сяопо. А сестренку мою зовут Сяньпо: ее принес старый монах с белой бородой. Наньсин самый сильный, Чжан тоже сильный, но оба они боятся моей головы! — Сказав это, Сяопо для большей убедительности потрогал свою голову.— Мама говорит, что я мог бы нести на голове больше тысячи килограммов груза. Честное слово, моя голова ничего не боится, кроме длинной трубки того старика, который живет у Саньдо. Этот старик уже однажды стукнул своей трубкой Наньсина по голове.
— Ой, ой! Не надо так много говорить! — засмеялась женщина.— А то память у меня слабая, я все равно не запомню!
— Вы не знаете Саньдо, госпожа? Женщина покачала головой, потом сказала:
— Тебя зовут Сяопо, верно? Это я запомню. А пока до свидания, и большое тебе спасибо!
Сяопо поклонился женщине, заторопился и чуть не налетел на стену.
«И как это старая госпожа не знает Саньдо? — думал Сяопо, входя в класс— Просто странно!»
Шел урок родной речи. Учитель рассказывал о пароходах. Вначале он сделал вид, будто не замечает Сяопо, но, когда Сяопо сел за парту, спросил:
— Где ты был?
— Я помогал одной старушке нести тяжелую
