— Ищи, — всхлипнул Петух. — Шпарь.
Ластик принялся шарить по полкам. Там лежали свернутые цирковые костюмы, какие-то блестящие шары, мотки веревки, куски мела и еще много всякой всячины, но унибука не было. На нижней полке стояла большая лаковая коробка. Ластик думал — там, но коробка оказалась совершенно пустой.
— Что, съел? — нагло оскалился вор. — А вам, сударь, грех. Кому хошь веру даете, только не мне!
— Ты мне-то хоть болталу не лепи, — оборвал его Дьяболини. Судя по металлу, скрежетнувшему в голосе, он начинал сердиться. — Кто тебя всему научил, пащенок? Со мной такие фокусы не проходят!
Маг схватил коробку, щелкнул в ней чем-то, и дно открылось, обнажив тайник.
— Ваша? — маэстро достал знакомую книгу в коричневом переплете.
— Моя! — закричал Ластик, прижимая унибук к груди.
— Так любите геометрию? — удивился Дьяболини. — Похвально. А это у нас что?
Он вынул из потайного отделения сначала золотые часы, потом серебряный портсигар, крошечную дамскую сумочку.
Петух стоял ни жив ни мертв, вжав голову в плечи. Он был совсем голый, только с крестиком на груди, на коже выступили пупырышки. Похоже, не от холода — от страха.
— Учил-учил, мало, — процедил страшный человек, пощелкивая суставами пальцев.
По коридору кто-то шел. Дьяболини оглянулся, попросил:
— Ян Казимирович, одолжите один из ваших хлыстов… Нет, лучше вот этот, слоновий. Мерси.
Когда он снова повернулся, в руке у него висел толстый кнут из перекрученной кожи.
— Я из тебя воровскую кровь выпущу, — сказал маг ассистенту. — Весь твой хитровский гной, по капле.
Он двинул кистью — вроде бы совсем легонько, но бич рассек воздух и обвился вокруг Петуха.
На тощих плечах осталась багровая полоса. Мальчишка взвыл.
— Уно, — поднял один палец Дьяболини. — Теперь дуэ…
Кнут, змеясь по полу, оттягивался назад.
С истошным воплем Петух нагнулся, прошмыгнул у фокусника под рукой и оказался по ту сторону занавески.
Из коридора донеслось:
— Чтоб ты сдох, чертяка поганый! Без тебя проживу!
— Куда это он в чем мать родила? — пожал плечами маэстро, швырнул кнут на пол. — Впрочем, этот не пропадет…
Тут он повернулся к Ластику, с ужасом наблюдавшему за расправой, и уставился на него своим леденящим взглядом.
— Надеюсь, вы не станете поднимать шум из-за этой маленькой неприятности, господин реалист? Как вас зовут?
— Э… Эраст.
— Прелестное имя, сразу видно, что вы не из кухаркиных детей. Где вы живете?
— Нигде… — пролепетал Ластик.
— Как это нигде? А кто ваш отец? Молчите? — В глазах мага зажглись искорки. — А-а, я кажется, понимаю. Вы сбежали из дому? С молодыми людьми вашего возраста это случается. Признайтесь, я угадал? Ну-ка, повернитесь к свету.
Дайте мне рассмотреть ваше лицо. Я владею искусством заглядывать прямо в душу, не будь я Дьяболо Дьяболини!
Он крепко взял реалиста за плечи, развернул и медленно заговорил своим звучным голосом, от которого Ластик как-то странно ослабел и обмяк. Ему очень хотелось зажмуриться, чтобы не видеть перед собой эти черные и въедливые, похожие на пиявок глаза, но веки почему-то не закрывались.
— Та-ак… У вас нет дома, нет денег, вы не знаете, куда вам идти… — Дьяболини расцепил пальцы, и Ластику сразу стало легче. — Не буду выспрашивать, что вы там такого натворили, но вижу ясно — вы в тяжелой, прямо-таки безвыходной ситуации.
Неужели всё это в самом деле можно прочитать по глазам, думал потрясенный Ластик. Ясновидящий он, что ли? Хорошо еще, что не стал читать дальше, а то узнал бы и про Райское Яблоко, и про хронодыры…
— Читаю дальше, — сказал кудесник и снова впился в Ластика своим цепким взглядом. — Не моргайте! Вижу непоседливый нрав, вижу страсть к приключениям… А это что за огонек? О-о, да вы мальчик непростой, с секретом!
Опасный человек усмехнулся и погрозил пальцем, на котором сверкнуло кольцо с красным камнем.
Ластик заставил себя закрыть глаза. Раздался негромкий, довольный смешок.
— Ладно, хватит. Я видел достаточно, чтобы понять: ваша душа — глубокий омут, в котором водятся нешуточные чертенята. А может быть, даже очень большие черти.
Дьяболини снова засмеялся. Смех у него был удивительно приятный, так что поневоле тоже захотелось улыбаться.
И Ластик широко улыбнулся. Какому мальчику не будет приятно услышать, что его душа — глубокий омут?
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался маэстро. — Что это блестит у вас во рту? Покажите.
— Это брэкеты. Скобка такая, чтоб зубы выпрямить.
— Хм. А ну улыбнитесь широко-широко.
Дьяболини встал, направил на Ластика свет лампочки.
— Как сверкают! А уж если смотреть издали — тем более…
Он прищурился, взглянул на реалиста как-то по-особенному и быстро забормотал:
— Так-так-так… Интере-есненько…
Поднял руку, разлохматил Ластику его прилизанные волосы.
— Кажется, вьются… В конце концов, можно папильотками… Рост такой же. Смуглоты прибавим… А знаешь, что я тебе скажу, мальчик Эраст? — внезапно перешел на «ты» синьор Дьяболини. — Или, вернее, предложу.
— Не-ет…
— Ангажемент, вот что.
— Что-что? — переспросил Ластик, покосившись на унибук, но не решаясь прибегнуть к его помощи в присутствии мага.
— Чутье подсказывает мне: нас свела сама Фортуна. Тебе некуда деваться, а от меня, как ты мог заметить, сбежал ассистент. Я о нем не жалею, этот прохвост непременно испортил бы мне всё дело… — Здесь Дьяболини запнулся, его лицо просияло широкой, невозможно обаятельной улыбкой. — Я сам виноват. Нечего было брать на работу карманника. В общем так, мой славный Эраст. Предлагаю тебе стать итальянским мальчиком Пьетро. Волосы я тебе закудрявлю, физиономию подмалюю, ремеслу обучу. Стол, кров и увлекательную жизнь гарантирую. Что ты на это скажешь?
Ни за что на свете, хотел ответить Ластик. От одной мысли, что он может оказаться во власти этого Дракулы, кинуло в дрожь. Да и потом, унибук возвращен, мистер Ван Дорн ждет, пора возвращаться.
Но через десять дней из дома генерала Н. будет похищен Камень. И, если верить газетам, сделает это фокусник Дьяболини. Причем с помощью ассистента Пьетро…
Если сейчас сбежать, то потом будет перед самим собой стыдно, что струсил. Как тогда, после пятиметровой вышки.
Нельзя допустить, чтобы Райское Яблоко досталось этому в высшей степени подозрительному субъекту.
К тому же, если сейчас вернуться в 21 век, к профессору, тот, пожалуй, отправит в 1564 год. Лучше уж циркач Дьяболини, чем Иван Грозный — тот самый царь, что родному сыну проломил голову железной палкой и что ни день сдирал с кого-нибудь кожу, сажал на кол или устраивал еще какое-нибудь зверство. В 1914 году спокойнее, тут вон хоть электричество есть.
— Крова и стола тебе мало? Хочешь жалованье? Сразу видно реалиста, — вздохнул маэстро, неправильно поняв молчание собеседника. — Ладно. Полтинник в день. Скряга директор платит мне всего по десяти рублей за выход… Молчишь? Черт с тобой! Три четвертака, больше не могу. По рукам?
— По рукам, — решившись, тряхнул головой реалист и пожал стальную ладонь синьора Дьяболини.
Условия службы у нового «итальянского мальчика» были такие: без особого разрешения из циркового шатра ни ногой; квартировать в бывшей Петуховой каморке; жалованье пойдет после того, как окончится учеба.
В первую ночь Ластик почти не спал, всё ворочался на тощей подстилке, положенной прямо на пол, и тосковал по дому, по родному 21 веку. Даже поплакал, правда, совсем чуть-чуть, потому что фон Дорну себя жалеть стыдно.
А наутро началась учеба.
Самым трудным оказался номер, который в выступлении маэстро исполнял роль разогрева, или, по-цирковому, одёвра. Это когда маг испепеляет своего неуклюжего ассистента, а тот потом появляется в картонной коробке. Тут, в отличие от последующих фокусов, всю главную работу выполняет Пьетро, и работенка эта не из простых.
Ну, в момент вспышки пулей дунуть за кулису — это ладно. Для того есть тапочки на бесшумном ходу, да и униформисты заранее приоткрывают, а потом задвигают занавес. Ластик полчаса потренировался и стал поспевать не хуже Петуха.
Вот появление в коробке — это было ого-го.
Оказывается, ассистент поднимался наверх, где оркестранты, и прятался там за бортик. Как погаснет свет и маэстро прокричит «уно-дуэ-тре!», нужно прыгать вниз. Коробка наполовину набита упругим хлопком особенной пропитки, не разобьешься. Но это если попасть. А попробуй в нее попади, в темноте-то. Это пострашней, чем с пятиметровой вышки в бассейн.
Однако выяснилось, что всему можно обучиться, если хороший учитель и если не трусить. Так, как учил Ластика маэстро, выходило не больно-то и страшно.
