— Моя новая машина! Господи Боже мой!
Горе старины Бена было безутешным.
Его сын и наследник, опасаясь, что Джуниор свой следующий удар может нанести по старому «форду» Большого Бена, который тот сразу же после покупки нового автомобиля продал чете Хилли, содрав с них при этом за подержанную машину ту же цену, за которую четыре года назад купил свое ревущее чудо, поспешил на поле. Его советы малолетнему бейсболисту были просты и убедительны:
— Послушай, покрепче держи биту. Постарайся попасть по мячу. И, самое главное, не отпускай биту! Не выпускай больше ее из рук!
Малыш, уже вооружившийся своим грозным оружием разрушения, выслушал наставления отца, молчаливо кивая головой. Он приготовился к третьему розыгрышу.
Чамберс же окончательно потерял рассудок и принялся издевательски хохотать, глядя на нахохлившегося Джуниора. Он скандировал при этом понравившуюся неизвестно почему фразу:
— Сын рохли. Сын рохли.
«Лихие наездники» из чувства солидарности поддержали своего капитана, но их голоса были менее решительны и вскоре утихли.
Джуниор, внимательно выслушав малоинформативное сообщение соперников, только пожал плечами, потом задумчиво повторил совет отца:
— Что ж, хорошая мысль не отпускать биту. Не выпускать ее больше из рук!
Судья подал знак, и на поле вновь установилась тишина. На трибунах, правда, все еще оживленно обсуждали предыдущий — удачный или не очень, это уж как кому нравится — бросок Джуниора. А малыш уже напряженно застыл, надеясь в этот раз непременно порадовать отца.
Мяч, посланный питчером «Всадников» без особых затей, стал легкой добычей отбивающего, который учел предыдущие ошибки. Замах был не очень силен, но мячик отскочил метров на тридцать. Со своих баз к нему бросились защищающиеся игроки «Лихих наездников».
Им наперерез неторопливой, но уверенной трусцой засеменил мальчуган в майке с номером 13. Бита вновь была угрожающе поднята над головой.
— Беги быстрей. Быстрей! Биту бросай!
Советы с лавки запасных не могли сбить Джуниора с толку. Тренерскую установку он выполнил безукоснительно — свое оружие из рук так и не выпустил до конца игры.
Более-менее знакомый с правилами американского футбола малыш, не видевший в своей жизни ни одного бейсбольного розыгрыша отбитого мяча, просто побежал отнимать у соперников синий шарик. Те же по правилам «проводили» захваченный трофей по своим базам.
Едва мяч покидал территорию базы, к ней, пыхтя, подлетал маленький броневичок, и, уложив защитника на землю ловким ударом биты, бежал дальше, пытаясь догнать синий шарик. Он не обращал никакого внимания на крики жертв:
— Эй, так нельзя. Нет, так не играют!
Вскоре нервы «Лихих наездников» не выдержали. Видя, что произошло с игроками, стоявшими на двух первых постах, остальные решили не испытывать судьбу. Видно, «всадники» забыли надеть бронежилеты. Под ударами биты они падали, как подкошенные.
Уцелевшие игроки в ужасе бросились врассыпную, успев перед этим, однако, отпасовать мяч своему принимающему, Чамберсу. Этим самым они спасли себя и спортивную честь команды, но своего капитана поставили в очень тяжелое положение. Тот, не успев зафиксировать в ловушке синий шарик, тут же был атакован грозным соперником. Чамберс еще успел, петушась, выкрикнуть:
— Ну ладно, я тебе покажу…
Но дальнейших своих намерений раскрыть бравый парнишка уже не успел. Он на собственном примере осознал, что даже десять касок, одетых одна на другую, не гарантируют солдату, побывавшему в бою, сохранения возможности продолжения рода. Если исходить из ужасных описаний секретных уставов русских спецслужб, где все методы борьбы с инакомыслием в конце концов завершаются ударом в пах (в газетах Сент-Луиса с периодичностью раз в четыре года подобные материалы появлялись на первых полосах), то Джуниора, безусловно, надо было арестовать как агента КГБ. Удар в пах, честно говоря, был хорош.
Поверженный Чамберс уже не слышал, как довольный победитель торжествовал, опять путая бейсбол с американским футболом:
— Тачдаун. Тачдаун!
Стадион безмолвствовал.
* * *
Миссис Флоренс настойчиво убеждала мужа возвратить чертенка в приют. Бен оказался непривычно упрямым, изыскивая все новые и новые средства воспитания, стараясь каждый раз убедить жену, что уж этот педагогический эксперимент обязательно принесет плоды. Маленький Бен переворачивал горы литературы, пытаясь найти объяснение нелогичному поведению сына.
На третий день после злосчастного матча мистер Хилли решил заставить Джуниора сходить на исповедь. Это, по мнению «Энциклопедии детских психических патологий», несомненно, должно было помочь. Однако малыш сначала наотрез отказался идти в костел: его отпугивали неприятные воспоминания о подобных мероприятиях в приюте.
Бен также проявил несвойственную ему твердость характера и настоял на своем. Через какой-то час вся семья была в огромном соборе, величественная архитектура которого должна была производить впечатление даже на самых отъявленных грешников. Каждый шаг человека эхом отзывался в просторах здания, и даже тихий шепот дублировался в многочисленных нишах.
Мальчик застыл, пораженный грандиозностью и красотой костела. Мистер Хилли, обращаясь к жене, держащей за руку малыша, сказал:
— Ладно, подожди здесь, я сейчас найду священника.
Бен отправился на поиски. Нервы были на пределе: неужели и это средство не поможет? Звонкий детский голос оторвал его от тяжелых переживаний:
— А, здравствуйте, мистер Хилли! Помните, мы встречались, я у вас фляжку покупал. Вы знаете, турпоход был таким замечательным, я двенадцать рыб поймал. Мой отец сказал, что гордится мной…
— Пошел ты к черту! — скривился Бен как от зубной боли.
Он еще долго блуждал по собору и никак не мог отыскать святого отца.
Между тем Джуниор уже полностью адаптировался в новых условиях и начал действовать. Он вырвался из рук миссис Флоренс и, увидев монашек, по привычке юркнул под скамейки. Рассерженный голос новой мамы, которая грозила, что все равно найдет неслуха, только сильнее возбуждал малыша. Он переползал из-под одного ряда под другой, пока наконец не заметил приоткрытой двери в небольшую кабину. Вот так укрытие! Там Джуниор и затаился.
В соседнюю кабину в это время решительно зашел мистер Хилли. Ему обязательно было нужно выговориться вслух, облегчить душу.
Малыш сразу же узнал голос Бена:
— Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Святой отец! Святой отец! Помогите мне. Речь идет о моем сыне, о моем ребенке. Это, знаете, очень серьезная проблема. Он делает такие вещи… мерзкие вещи! Мой отец его ненавидит, моя жена его ненавидит, все его ненавидят. Все, кроме меня. Но из меня не получилось отца, мальчик меня не любит…
За перегородкой неожиданно замолчали, у Джуниора перехватило дыхание, он весь обратился в слух: сейчас, наверное, будет сказано что-то важное.
— Но я знаю, знаю, что мне делать. Я его верну обратно в приют.
— Нет-нет! Это самое плохое, что вы можете сделать, — не сдержался мальчик, понимая, что на карту поставлена его судьба.
Но Бен не услышал этих слов — он уже вышел из кабины.
Малыша все-таки заставили исповедоваться. После продолжительной беседы священнослужитель с горечью подтвердил, что с Джуниором, действительно, большие проблемы: он врет на каждом шагу. За мальчика все равно необходимо бороться.
* * *
Бен так и не задремал в эту ночь. Утром он поднялся с опухшими глазами, злой, измученный, но строгого приговора так и не отменил. Джуниор, взглянув на отца, даже не пытался протестовать. Он послушно оделся, нацепил бабочку, собрал чемодан, не прихватив по привычке ничего чужого, если не считать трофейных долларов из дедушкиного кошелька: они всегда пригодятся.
У ворот приюта «Три сестры францисканки» мистер Хилли уговорил жену оставить пока Джуниора в машине, чтобы мальчик не стал свидетелем неприятного разговора взрослых. Супруги направились в кабинет директора вдвоем.
В течение последнего месяца мистер Дибати отдыхал. В приюте почти ничего не происходило, что бы шло вразрез с установленным распорядком дня, если не считать незначительных конфликтов между монашками-воспитательницами. Примиряя строптивых женщин, директор даже получал иногда удовольствие, наслаждался собственным умением гасить возникающие противоречия. В течение двух недель после того, как забрали «замечательного» ребенка, он со дня на день ожидал, что Джуниора вот-вот возвратят обратно. Обычно дольше он не отсутствовал. На этот раз мистер Дибати торжествовал и в то же время удивлялся: «Неужели прижился? Крепкие оказались родители, а на первый взгляд и не скажешь».
Когда на пороге его кабинета появилась чета Хилли, внутри у великого педагога что-то екнуло. Значит, напрасными были надежды. Но он, мистер Дибати, будет драться до последнего.
